(slowed down) way down we go

Пробуждение далось мне с огромным трудом. Я будто медленно всплывала со дна океана. Голова гудела, а в горле больно першило и саднило. Меня тошнило и всё еще хотелось жутко спать, словно бы я целую вечность не отдыхала. Но я запретила поддаваться сонливости, потому что должна увидеть его… я должна… мысли куда-то уплывали, а я безуспешно хваталась за них, пытаясь их удержать.

Внизу живота болело, но эта боль не имела ничего общего с той, что сопровождала меня по дороге в больницу. Это хороший знак?

Открыв глаза, я медленно поняла, что нахожусь в кровати, а не на операционном столе. Шторы были плотно занавешены, но солнечные лучи всё равно пробивались сквозь них. Значит, уже день.

Голова была жутко тяжелой, но я нашла в себе какие-то силы повернуть ее. Никого в палате, кроме меня не было. Где мой сын?! Мое измученное сердце тяжело и больно толкнулось в груди. В эту секунду я не могла здраво оценивать ситуацию. Мне было так жутко, что мой самый большой страх вдруг сбудется. Я этого не переживу… Не переживу.

Из-за накатившей волны страха я начала задыхаться. В палату вошли доктор с медсестрой.

- Ребенок… Где мой ребенок? – слабым хриплым голосом спросила я.

- Всё в порядке. С мальчиком всё хорошо. Сейчас он находится под наблюдением.

Горячие слёзы сорвались с ресниц и заструились по вискам. Дышать всё еще нормально не получалось, но сердце немного успокоилось.

- Вам нужно отдыхать.

Мне что-то вкололи, и я снова погрузилась во тьму. Правда, в этот раз она была куда приятней и уютней. Она помогала мне отдыхать. Никакие сны или картины прошлого меня не тревожили. Я просто спала.

Когда я снова проснулась, то в моей палате уже царил мягкий и успокаивающий полумрак. Меня больше не тошнило, но щадящая боль внизу живота всё еще присутствовала. Сухие губы требовали воды, но я всё еще плохо соображала. События последних суток, а, может, и пары дней, прошли для меня в дьявольской карусели. Но, кажется, я справилась.

Во рту немного горчило. Жажда была практически невыносимой. Я осторожно сжала пальцы на одной руке, затем на второй. В теле всё еще царила слабость и казалось, будто я должна заново привыкнуть к самой себе.

- Я здесь, - раздался где-то надо головой до боли, до невозможности, до безумия знакомый голос.

Я замерла и, кажется, даже перестала дышать, не понимая, реальность это или мое сознание всё еще витает во сне. Тихие твёрдые шаги, вспышка мягкого медового света ночника, что установлен на прикроватной тумбочке. Секунда. Вторая. Третья. Я рассматривала призрака и не могла даже моргнуть. Но разве призраки бывают такими… такими настоящими? Тот же взгляд… Та же жесткая линия губ. Всё родное, но в то же время совершенно чужое. В глазах цвета стали что-то изменилось. Осанка другая. Лицо бледное и худое. Темная борода. Отросшие волосы небрежно собраны в хвост. Я знала и не знала этого человека.

- Ставр, - растеряно сорвалось с моих дрожащих губ.

- Василиса, - густой бас мягкой тихой волной окутал пространство палаты.

Глава 21

- Тебе сейчас нужно как можно больше отдыхать, Василиса.

Кажется, эта реплика прозвучала целую бесконечность спустя. Я жадно рассматривала Ставра и всё еще не верила, что это он. Я не верила в это так же, как прежде не верила в то, что он мёртв. В моей голове всё окончательно перепуталось. Внизу живота болело после операции. Я хотела пить, хотела увидеть своего сына, но больше всего хотела понять, что здесь происходит.

Ставр притянул к кровати стул и сел. Когда я уже понемногу начала свыкаться с мыслью, что мой муж жив, вдруг захотелось его больно-пребольно треснуть. Не знаю, куда. Треснуть по голове, затем надавать пощечин и делать это пока в кончиках пальцев не станет совсем уж больно. Но физически я сейчас была жутко слаба, но злость, обида, страх и страдания… всё это еще жило во мне и ширилось.

Я так долго и мучительно привыкала к жизни в клане. Так долго привыкала к Ставру, к его далеко непростому характеру. Привыкала к своим чувствам, что переросли от ненависти к любви. Затем болезненно долго привыкала к жизни без него, но так до конца и не свыклась. Самостоятельно пыталась во всём разобраться, стать достойным лидером. А теперь… Теперь я должна была привыкнуть к тому, что Ставр жив. Краем измученного сознания я понимала, что вряд ли он всё это сделал специально. Очевидно, что была веская причина, из-за которой Ставр временно покинул «шахматную доску», вверив мне продолжить эту долгую и сложную партию. Но я всё равно злилась. Злилась от обиды.

Слова комом застряли где-то в горле и всё, что я смогла сделать в данную минуту – беззвучно расплакаться, спрятав лицо в ладонях.

- Я виноват, - прошептал Ставр и осторожно обхватил своими холодными пальцами мою руку.

Он не просил прощения, не корил себя, не пытался выдавить из себя какую-нибудь бестолковую речь, не стремился на меня переложить ответственность. Ставр лишь признался в том, что он виноват. Он прекрасно понимал всю глубину моей боли, понимал причины, из-за которых я плачу. Мы оба понимали, что ничего уже нельзя переиграть. И… Я была рада, что Ставр не начал оправдываться, иначе я бы точно его ударила, несмотря на свое бессилие.

- Я виноват перед тобой и перед нашим сыном, - Ставр поцеловал мои пальцы, его борода немного покалывала кожу.

- Что… Что произошло? – сквозь всхлипы, спросила я. Мне нужна была хотя бы доля ясности в жизни. Нужна была точка опоры. Нужна была правда.

- Тебе сейчас нужно отдыхать и набираться сил, - непривычно мягко проговорил Ставр. – Ты очень многое пережила.

Он не стремился уйти от ответа и ответственности. Это не в духе Ставра. Я это отчётливо поняла после прочтения дедушкиного дневника. Следовательно, что всё это время Ставр трусливо не прятался и не отсиживался в ожидании, когда всё утихнет. У него, действительно, были веские причины так долго отсутствовать. Если честно, то я даже немного боялась их услышать.

- Я сейчас вряд ли смогу спокойно отдыхать, - горло неприятно царапнуло. – Мне очень хочется пить.

- Секунду, - Ставр встал и подошел к тумбочке, чтобы налить мне в стакан воды.

Я заметила, что Ставр сильно хромает на левую ногу. Нет, даже не просто хромает, она будто до конца не подчиняется ему. Рядом с моей кроватью стоял трость, которую я изначально не заметила, ошарашенная происходящим.

- Что с тобой случилось? – хриплым голосом спросила я, ощущая, что помимо обиды во мне всколыхнулось чувство тревоги.

Ставр молча помог мне напиться водой. Глотать было немного больно, но я всё равно испытала невероятное облегчение, утолив жажду.

- Просто верь мне, - Ставр сел обратно на стул, вытянул немного больную ногу и снова осторожно сжал мою руку.

В глазах цвета стали было столько задумчивости и сожаления, сколько я никогда прежде в них не видела. Я находилась на перепутье: просто прогнать Ставра, поддавшись эмоциям и обиде или сделать так, как он сказал – всего лишь довериться ему. Я безоговорочно выбрала второе, потому что передо мной сидел не тот Ставр, которого я встретила после нашей свадьбы. Сейчас я видела совершенно другого мужчину и его нынешний облик особенно подчеркивал эти изменения.

Я не защищала Ставра, просто опиралась на те факты, которые теперь у меня были. Опиралась на те чувства, что всё еще жили во мне. Да, можно было послать всё к черту и жить с обидой, до бесконечности жалея себя. Но… В том, что случилось не было нашей вины. Это жизнь. Непростая, а в наших реалиях, особенно непростая жизнь.

Из-за всех этих сложных и тяжелых мыслей у меня вдруг начала болеть голова. Я всё еще была слаба и пока что с этим ничего нельзя сделать, кроме как попытаться отдохнуть.

- Я буду рядом, когда ты проснёшься, - прошептал Ставр.

- Это был ты? – немного помолчав, спросила я, чувствуя, что меня снова начинает клонить в сон.

- Я.

Ставру не требуются разъяснения, он и так прекрасно знал, о чем я говорю. Он был там, за дверями операционной. Видел меня, когда я сдавалась под натиском наркоза.

- Был и молился, чтобы вы выжили, - в руках Ставра блеснул маленький золотой крестик. Мой крестик. Мамин. Наш крестик.

- Твои молитвы были услышаны, - я прикрыла глаза и почувствовала осторожный поцелуй в лоб.

На душе стало спокойней.

На следующий день мне разрешили увидеть сына. Он был довольно крупным, хоть и недоношенным. Самый красивый мальчик на свете. Во всяком случае, красивый именно для меня. Я так боялась, что с ним случится что-то плохое, но всё в полном порядке. Доктор сказал, что моему сыночку ничего не угрожает. Правда, в больнице нам рекомендовали остаться подольше, чтобы тщательно проследить за состоянием моего малыша. Я, конечно же, не возражала.

Всё еще трудно было поверить в то, что теперь я стала матерью. Возможно, это связано с обстоятельствами, в которых родился мой сын. К сожалению, я не услышала его первый плач и не увидела своего мальчика в первые минуты его жизни. Я ощущала за собой вину из-за того, что подвергла сына опасности. Но теперь всё будет по-другому.

Всё то время, что мы с малышом пробыли в больнице Ставр провел рядом с нами. Я никогда не забуду выражение его лица, когда он впервые увидел нашего сына. Прежняя холодность внезапно куда-то испарилась, взгляд оттаял и Ставр даже позволил себе улыбнуться. Он так бережно поцеловал нашего ребенка в лоб, что у меня даже сердце сжалось от щемящей нежности.

Я прекрасно понимала, что целенаправленно мы не стремились стать родителями. Всё случилось так, как должно было случиться, и я ни секунды не жалела об этом. Глядя на Ставра, я вдруг поняла, что малыш явился к нам в самый сложный час, чтобы возродить надежду и дать стимул двигаться вперед.