Папа говорит об этом, словно прошло много-много времени. Но в моей голове это происходит снова и снова, каждую ночь.

— Всё равно, это он спас меня, папа, — тихо отвечаю я.


Пит

Мне не хочется возвращаться туда. За прошлую ночь я ничуть не соскучился по тюрьме. Ни секунды. И я не планирую снова оказаться по ту сторону решётки. Ни за что. Но, тем не менее, я вновь в том месте, где меньше всего хотел бы находиться. Конечно, не в самой тюрьме, но… на мне джинсы, кроссовки, футболка, а к лодыжке прикреплён отслеживающий браслет. Мальчишки, что стоят в очереди, по-прежнему одеты в тюремные робы. Их ещё официально не освободили из заключения, но эта программа — первый шаг к свободе.

Двери передо мной открываются, и я, войдя в автобус, устраиваюсь на первом сидении, на месте у окна, а рюкзак со своими пожитками устраиваю на соседнем. Надеюсь, народу наберётся немного, и никто не сядет рядом.

Молодой парень за мной наклоняется вперёд.

— Ты тоже едешь на ферму? — спрашивает он. От него так воняет, словно он ел ослиное дерьмо.

— Слушай, отстань, — бурчу я. Признаю, у меня жуткое похмелье.

Он откидывается на спинку своего сидения, а я опираюсь затылком о стекло и вытягиваю ноги вдоль кресел. Но вот его нос возникает между окном и моим местом, рядом с моим лицом.

— Ты тоже едешь на ферму, да? — Его тяжёлое дыхание раздаётся рядом с моим ухом. Похоже, дерьмо было от двух ослов. Боже мой, неужели никто не мог дать ему «Тик-Так»? Я лезу в свой рюкзак, достаю оттуда упаковку с мятными драже и даю ему одну. Он тут же закидывает её в рот и улыбается.

— Да, я еду на ферму, — тихо отвечаю я.

— Я тоже. Круто, да? — Он ухмыляется. Парень выглядит моложе меня. Мне двадцать один, значит, ему где-то лет восемнадцать.

— Круто, — бормочу я.

— За что сидел?

Они знают, что я был в тюрьме? Почему-то мне казалось, что я буду выступать в роли куратора. А не бывшего заключённого.

— Давай лучше поспим, — говорю я, закрывая глаза.

Пусть мне и хочется узнать, за что сидел этот парень, но я ни за что не стану спрашивать. По меньшей мере это будет грубо.

— Я кое-кого убил, — сообщает он. Я открываю глаза и вижу, что он улыбается. В его глазах появляется маниакальный блеск, а взгляд начинает бегать туда-сюда.

— Конечно, — бормочу я, но… к чёрту всё! Теперь я заинтригован.

— Не, правда, — говорит парень. Внезапно он становится крайне воодушевлённым, даже восторженно потирает ладони. — Раз, и чувак мёртв. — Он складывает из пальцев пистолет и издаёт звук «пф».

— Ммм-хмм, — буркаю я, вновь закрывая глаза.

— Ты уже бывал там? — спрашивает парень. Он как щенок. Щенок, который может убивать.

Типа кокер-спаниеля. Эти собаки долбанутые на всю голову. У нашей соседки, миссис Коннелли, была такая, и я её выгуливал. Эта тварь могла цапнуть в мгновение ока.

— Где? — спрашиваю я.

— На ферме, — отвечает он, снова проявляя невиданный восторг. Я слышу, как он елозит на своём месте, словно не в силах усидеть спокойно.

Вообще-то, это место называется «Каст-Э-Вэй Фармз», судя по вчерашней брошюре. Я заставляю свои глаза открыться.

— Нет, ни разу.

— Я тоже. Но один мой знакомый ездил туда в прошлом году. Он сказал, что там прикольно. За исключением больных и умственно отсталых.

Как я, на хер, ненавижу это словосочетание!

— Они не умственно отсталые, — говорю я. — Они глухие. А у некоторых множественный склероз. Или аутизм. Или что-нибудь другое, что делает их особенными. Но они не умственно отсталые. — Чёрт, до чего же я ненавижу ярлыки! Мой брат Логан глухой, и его как только не обзывали.

— О, ладно, — отвечает парень и кивает. А затем повторяет: — Ладно.

— Не смей снова произносить это слово, — предупреждаю я.

— Ладно, — вновь говорит он и опять кивает, его голова болтается вверх-вниз, как у собачек, прикреплённых к приборной панели.

Водитель автобуса залезает в кабину, и в салон поднимается мой инспектор по надзору, держа в руках папку. Он занимает места напротив меня и начинает перелистывать страницы своих документов. Он огромный и тучный, да к тому же вооружён. На нём футболка с треугольным вырезом, плотно обтягивающая его грудь и плечи, и штаны цвета хаки. Офицер смотрит на меня, и его брови сходятся на переносице.

— Ты Рид? — спрашивает он.

Я открываю глаза.

— Да, сэр. — Вообще-то, мы уже встречались в тюрьме, но, должно быть, он забыл.

— Как ты попал в эту программу? — спрашивает офицер.

Я пожимаю плечами.

— Понятия не имею.

Что-то мне подсказывает, что здесь не обошлось без мистера Кастера, но не понимаю, что к чему. Тот вёл себя так, словно для меня это честь.

Мой офицер по надзору вновь хмурится, а затем смотрит в папку.

— Ты тот, у кого брат глухой.

Я смотрю на него.

— Угу.

Офицер кивает и откладывает папку в сторону.

— В лагере будет несколько детей со слуховыми нарушениями. И паренёк с множественным склерозом, с трубкой в горле, из-за которой он не может говорить. Ты будешь его переводчиком.

Я киваю.

— Звучит неплохо.

— Как давно ты общаешься на языке жестов?

Мой брат потерял слух, когда ему было тринадцать, то есть десять лет назад.

— Лет десять, около того.

Я не вполне уверен. Я общаюсь на языке жестов так давно, что порой даже не понимаю, что делаю это почти всё время.

Офицер разворачивается ко мне лицом.

— За что ты сидел? — тихо спрашивает он.

Я киваю в сторону его папки.

— Вы и так знаете, — отвечаю я и снова закрываю глаза.

Он хватает меня за ногу и встряхивает. Я отдёргиваю ногу. Очень в духе моих братьев.

— Нет уж, скажи мне сам.

— Хранение наркотиков для передачи другим лицам, — тоже тихо отвечаю я. Не очень хочется, чтобы меня услышал Тик-Так.

Офицер протягивает мне руку.

— Меня зовут Фил.

Я пожимаю его ладонь.

— Пит.

— Надеюсь, с тобой не будет проблем, да, Пит?

— Нет, сэр, — отвечаю я.

Никаких проблем не будет. Потому что, когда всё это закончится, я хочу уехать домой.

Офицер кивает.

— Ясно. Возможно, мне понадобится твоя помощь с некоторыми парнями. — Он показывает большим пальцем в заднюю часть автобуса.

Я киваю. Если не считать Фила, самым старшим здесь оказываюсь я.

Фил поднимается, пересаживается напротив Тик-Така и повторяет те же вопросы. И так со всеми парнями в автобусе, которых около десяти, и всем им, по-моему, не больше восемнадцати.

И только один мальчишка выглядит не старше шестнадцати.

Я тяжело вздыхаю и закрываю глаза. Затем скрещиваю руки на груди и пытаюсь уснуть. Если не ошибаюсь, до «Каст-Э-Вэй Фармз» нам ехать несколько часов.


Рейган

Бассейн — чудесное место. Вот только жаль, что вокруг него собрались одни придурки. Я взвизгиваю и прикрываю голову, когда один из них прыгает в воду рядом со мной, окатывая всю меня брызгами, хотя я прямо сказала, что не хочу промокнуть. Позже у меня есть ещё другие дела.

Чейз высовывает голову из воды и опирается на локти рядом с моей головой, его нос почти касается моего.

— Теперь ты мокрая из-за меня, да? — спрашивает он и смотрит на меня так долго, что я начинаю ощущать дискомфорт. И мне хочется врезать ему по носу. Я передёргиваю плечами. Это начинает меня доставать. Он подкатывает ко мне с тех самых пор, как две недели назад я сходила с ним поужинать. Но если бы я и смогла пойти на это, то уж точно не с Чейзом Джеральдом. К тому же он понятия не имеет, что произошло со мной в первом семестре в колледже. Да и никто об этом не знает, кроме моей семьи, Пита Рида, Рэйчел и того парня, что навсегда оттолкнул меня от секса. Мне хочется послать Чейза куда подальше, сказать, чтобы он бросил свои попытки, потому что я не из тех доступных девушек, что с удовольствием бы забрались к нему в постель. Но я не могу рассказать ему, что меня изнасиловали, потому что тогда он станет смотреть на меня с жалостью. А это последнее, чего мне хочется.

Я притворяюсь, будто не слышала его слов по поводу влажности. В моём словаре у этого слова нет того значения, что он в него вкладывает. Чейз что-то бурчит и выбирается из бассейна. Не знаю, зачем я вообще его пригласила. Он привёл с собой своих приятелей, один омерзительнее другого. И, что хуже, они притащили с собой своих подружек. Тех самых девиц, что смотрят на моего младшего брата так, как будто он аттракцион на местной ярмарке.

Чейз встаёт рядом, возвышаясь надо мной, и стряхивает воду с волос. Его коленная чашечка рядом с моей головой.

Один удар, и я могла бы сбить его с ног…

Он прищуривается, и до меня доносится рокот подъезжающего автобуса. Я поднимаюсь, беру полотенце, быстренько вытираюсь и натягиваю одежду поверх купальника.

— Прости, Чейз. Мне нужно идти.

— Это те, кто приехал в лагерь? — спрашивает он.

Я поднимаю волосы и завязываю их в небрежный конский хвостик.

— Ага.

Это моя любимая часть лета. Мой папа учредил этот лагерь в год, когда моему младшему брату стукнуло три. Именно тогда мы поняли, что нет такого места, куда мы могли бы отправить его и где бы он мог быть самим собой — нормальным маленьким мальчишкой с аутизмом.

В первый год мы пригласили только тех детей, у кого тоже был аутизм. Со временем количество приезжих всё возрастало. Теперь у нас проводят время и те, у кого синдром Дауна, и те, у кого аутизм, и те, у кого какие-либо нарушения восприятия. А в этом году будет даже небольшая группа глухих ребят. Я полна энтузиазма. Эти мальчишки нуждаются во мне. И они не опасны для меня. Из-за них у меня нет кошмаров о том, как они причиняют мне боль… В отличие от остальных.

— А это что? Тюремный фургон? — спрашивает Чейз.