— Ну вот. В одном из них я победила.

— Я тебя поздравляю.

— Не иронизируй. Теперь мне нужна твоя помощь. Денежная.

— А что случилось-то? Сколько денег тебе нужно?

— Мама, я выиграла конкурс, а призом в нем — учеба в Соединенных Штатах, в Гарварде по моей специальности. Ты понимаешь, какой это для меня шанс?

— Понимаю. Я не понимаю другого. Когда ты узнала, что этот приз — твой?

— Летом. Еще в июне.

— То есть, до нашей поездки в Бельгию.

— Даже до того, как Эрик приехал сюда, в Москву.

— И все это время молчала?

— Я боялась сглазить.

— Ну, хорошо, а что теперь?

— Теперь мне прислали все необходимые документы. Надо идти получать визу и выкупать билеты. Ты не волнуйся, мне там дают место в общежитии, и с работой помогут, но не сразу. А на первое время нужны деньги, да и для того, чтобы дали визу, нужно подтвердить мою, так скажем, кредитоспособность. Занятия начнутся с 1 февраля, как у нас второй семестр. Я уже билеты заказала на 27 января. А теперь их надо выкупить, и на карточке должно что-то лежать, когда я пойду за визой.

— Я все поняла. Сколько?

— Ну, две тысячи на билеты, и тысячи четыре на карточку. Не беспокойся, я тебе потом все верну. Ты же знаешь.

— Знаю.

Интересно, а она знает, что я без работы? Если не знает, ни за что не скажу. Шесть тысяч долларов для меня работающей — и то не бирюльки. А сейчас это больше половины того, что у меня вообще есть. Но дать надо. Не буду же я закрывать ей дорогу в жизни только из-за денег?! А ей и взять больше негде. Отец не даст, у самого нет ни гроша. Бабушка у нас в банкиры не годится, да и дедушка такими деньгами не располагает. Кроме того, они это решение не поддержат. Как так, их обожаемая внучка уезжает от них в такую даль? Я же уверена, решение это правильное. Катерина уедет, а там или найдет свое место в жизни, или сюда вернется, это уже как Бог даст. Но все будет зависеть не от мужчин и отношений с ними, только от нее, от ее ума, толковости, работоспособности. А ей это и нужно. Никакой Егоров там ее не достанет, и мне так будет спокойнее.

Пока я размышляла, Катерина продолжала мне расписывать перспективы учебы в Штатах. Да знаю я все, милая моя. И сделаю все, что тебе нужно, успокойся.

В какой-то момент я движением руки остановила поток слов.

— Я все поняла. Давай мне реквизиты твоего счета, в понедельник схожу в банк и переведу деньги. Тебе будет удобнее, если все окажется на твоей карточке. За билет сама заплатишь.

— Мамочка! — запрыгала Катька, — Я всегда знала, что у меня лучшая на свете мама! Я еду в Гарвард!!!


Сказать ей, что у нее мать безработная и беременная? Да ни за что на свете! Пусть радуется. А мы прорвемся, ничего.

После Катиного ухода я села и пересчитала все свои сбережения. Если вычесть то, что я обещала дочери, останется совсем немного. Хорошо, что я не купила весной новую машину в кредит. Собиралась, но оказалось, что понравившуюся мне модель надо ждать чуть не полгода. Сейчас я перекрестилась обеими руками. Слава Богу!!! Никаких лишних обязательств на мне не висит. Радует и то, что я почти ничего не потратила на поездку, а то мы с сыном и двух месяцев не протянули бы. А так до весны в режиме жесткой экономии дожить можно.


Работу сейчас искать без толку. Даже если кто-то не побоится Егорова, или найдется работа на другом поле, никак с ним не связанном, кому нужна 44-летняя беременная тетка? Вот проекты считать студентам, это я могу. Какой-никакой, а заработок.


В понедельник я сходила в банк, как обещала, перевела Катерине деньги, заодно проверила все свои счета. Осталось около шести тысяч долларов, все правильно. За последние годы я уже привыкла жить, не особо считая деньги, позволяя себе разные прихоти. Теперь от этого придется отказаться. Но все равно дожить до рождения ребенка не хватит. А ему еще будут нужны всякие разности — коляска, кроватка, памперсы и всякое такое. Рожать в моем возрасте лучше в хорошей клинике, а это тоже денег стоит. Конечно, отец и друзья помогут, но их помощь тоже имеет пределы. Хорошо, что Сережка работать устроился. Спасибо Ивану. Вряд ли выработает больше 10–12 тысяч в месяц, но хоть себя будет содержать.

Все эти мысли так меня расстроили, что до дому я еле дошла. Кружилась голова, в глазах темнело. А дома меня просто вырвало. Судя по всему, токсикоз. Катьку и Сережку я носила легко, не знала, что такое тошнота, и удивлялась на своих подруг, половину беременности пролежавших на сохранении. И вот на старости лет сподобилась.

* * *

Следующие четыре дня я провела в обнимку с унитазом. Меня рвало все время, пока я бодрствовала. Сон не освежал, а скорее походил на забытье. Сил не было никаких, и соображение тоже отсутствовало. Я с трудом вспоминала, где я и что я. Светлые промежутки были, но такие краткие, что я за это время успевала умыться, и все. Либо снова начиналась рвота, либо я падала на кровать и отключалась.

Хорошо, Сережка почти все время отсутствовал: то в институте, то на работе. Приходил, когда я уже лежала, притворяясь спящей. Уходил, когда я еще спала. Так что мое состояние он не просек.

На четвертый день мне стало полегче. Не кардинально лучше, но теперь светлых промежутков было больше, и продолжались они дольше.

В какой-то момент просветления меня настиг телефонный звонок, и я взяла трубку. Правильно сделала. Звонила Манана.

— Куда ты пропала?!!! Что случилось?! Я тебе каждый день звоню, никто трубку не берет.

— Манюнечка, — пролепетала я, — со мной такое стряслось. Я, оказывается, беременная. У меня будет ребенок.

— Надька, ты с ума сошла. От кого беременная, от этого твоего Анри? А он знает?

— Нет, откуда? — проблеяла я жалобно.

— Ты чем думала, головой? А, что теперь тебя ругать, все равно ничего не изменишь. Конечно, рожать в твоем возрасте не сахар. С другой стороны, ты у нас женщина здоровая. Сейчас для тебя главное покой. Сережка говорит, тебя с работы выгнали. Я вчера утром с ним говорила.

— Выгнали. И меня все время тошнит. То есть рвет.

— Ничего, возьми бумажку и запиши лекарства. Будешь принимать от рвоты. Что с работы выгнали — будем думать, что в данной ситуации это хорошо. На работу не надо ходить — лежи, отдыхай. Аборт не сделала, вот и умница. Чует мое сердце, это правильное решение. Главное, успокойся и постарайся развеселиться хоть немножечко. Голос мне твой не нравится, у тебя, похоже, кроме токсикоза, депрессия вырисовывается. Ладно, пиши, давай.

Я кротко взяла бумажку и записала все, что мне продиктовала подруга.

Мы попрощались, Манана обещала на днях позвонить и узнать, как дела. Снова напомнила про лекарства. Я обещала все выполнить, но, как только положила трубку, обо всем забыла. Ничего принимать я не собиралась, и врача вызывать — тоже. Глупо, нелогично, но в моем тогдашнем состоянии любое разумное действие вызывало внутреннее отторжение. Проще всего было лечь и не шевелиться, что я и сделала. Даже мысль о смерти не пугала. Ну, умру я. Все закончится. Все неприятное и тяжелое больше не будет иметь ко мне никакого отношения. Смерть представлялась чем-то похожим на мое забытье: малоприятным, но нестрашным. Конечно, я ничего не предпринимала, чтобы прекратить свое существование, но и борьбу за свою жизнь вести не хотела. Мне безразлично было, что случится со мной, и так же безразлично, что будет с еще не родившимся ребенком. Пусть все идет, как идет и будет, как будет.

Почему-то звонок Мананы сам по себе оказал на меня лечебное действие: после него рвота прекратилась. Тошнота осталась, но это меня не особо беспокоило. А насчет депрессии она оказалась права. Как только Сережка в первый свой выходной остался дома, заметил.

— Мать, ты какая-то не такая. Что случилось?

— Сережа, все в порядке. Просто у меня не очень веселое настроение.

— Да ладно, не гони. У тебя глаза, как у мертвой. Хуже чем тогда, летом. Что стряслось? Что-то очень плохое?

— Сереж, ничего особенного не случилось. Просто все как-то сразу навалилось. Кучей. И я очень устала.

— Ну, отдыхай. Я тогда в магазин слетаю. Что купить-то?

— Посмотри в холодильнике, чего не хватает.

— Да у нас в холодильнике мышь повесилась. Вся еда закончилась. Ты за всю неделю хлеба даже не купила.

— Сереж, я всю неделю плохо себя чувствовала, не могла готовить. Купи, что хочешь. И курицу. Я сварю бульон.


Парень мой припер из магазина столько, что непонятно было, как он все это тащил. Я изумилась и спросила. Оказалось, Иван подвез на машине. Тогда понятно. Конечно, надо было мне самой сесть за руль, и обеспечить семейство, но это было свыше моих сил. Жалко, у Сережки пока нет прав, а то дала бы я ему доверенность и горя не знала. Хорошо, что есть у него такие друзья.

Я взяла себя в руки, приготовила обед и даже села с сыном за стол, выпила кружку бульона и что-то в тарелке поковыряла. Признаться, это был мой первый обед за всю неделю. До этого я могла пить только чай, и то с переменным успехом.


А вечером, когда я уже лежала в постели, раздался телефонный звонок. Сергей взял трубку и ушел с нею в свою комнату. Минут через двадцать с ошалелым видом он вошел ко мне.

— Мама, звонила Манана. Она сказала, — он замялся, — что ты собираешься мне родить брата или сестричку. И из-за этого плохо себя чувствуешь.

— Все верно. Она тебе сказала правду. Зачем, я не знаю.

— Затем что ты мне ничего не сказала. Считай, соврала, а?

— Скажем, умолчала. Мне казалось, еще рано тебе сообщать. Да и не знала, как ты к этому отнесешься.

— Мам, если честно, я в шоке. Ничего такого даже представить себе не мог. Тебе ведь уже лет много. Ну, ты у нас хорошо выглядишь, молодо, никто из моих друзей не верит, что тебе больше сорока. Дают максимум 38.