— Аника, отвернитесь, пожалуйста. — Настя состроила такую уморительно-жалостливую гримаску, что Аника расхохотался:

— Конечно, только подайте мне прежде вон те штаны — я даже выйду, оставив вас одну. Настя подала Анике полосатые штаны Анри.

— Теперь вы отвернитесь, — Аника притворно застеснялся, — не подглядывайте!

— Да я! Да как вы можете! — Настя задохнулась от возмущения и отвернулась. Аника повернулся к ней спиной. Боковым зрением Настя все-таки увидела, как с его бедер упало одеяло, открыв её глазам то, чего она не видела ни разу в жизни. Сердце бешено колотилось.

— Ну, все, — Аника повернулся к ней и хлопнул в ладоши, — чур, можно смотреть.

Настя повернулась, её щеки были пунцовыми.

— Ай, яй, яй, Настя! — Аника притворно укоризненно качал головой, — значит, все-таки подглядывали? Как не стыдно! Ваши щеки и особенно уши выдали вас с головой!

Щеки Насти стали еще красней, если это могло быть возможным. Она уткнулась лицом в платье, которое дал ей Анри, и отвернулась.

— Ну, полно, полно, не краснейте, тем более, что стесняться меня вам совсем не стоит — мы квиты, если помните, я переодевал вас у себя дома, когда вы спали сном мертвой царевны…

— Вы… — Настя разрыдалась и села на постель, — как вы можете…

Аника растерянно смотрел на её слезы:

— Настя, вы… Настя! Не плачьте, пожалуйста, я просто пошутил.

Настя плакала навзрыд, от обиды на Анику, а больше на саму себя — как она попалась! И какие у него дурацкие шутки! Клоун!

Аника подошел и обнял её за плечи.

— Я не буду вас смущать, я выйду в уборную, а когда вернусь — надеюсь на то, что вы успокоитесь. — Он вышел. Настя быстро вытерла слезы и попыталась надеть платье. Оно висело на ней большим, цветастым мешком. Она схватила веревку, которую Аника взял в подвале монастыря, и подвязала его на поясе. Благодаря этому оно хоть как-то держалось на её тонкой фигурке. Аника вернулся в комнату:

— Уже все? — он расхохотался, да вы просто королева!

— На себя посмотрите! — Настя фыркнула и выбежала за дверь.

Аника подошел к маленькому зеркалу. Полосатые штаны клоуна болтались вокруг его пояса, обвиснув со всех сторон, держась только на подтяжке, застегнутой на большую красную пуговицу на животе.

— Да! Хорош, нечего сказать, просто сказочный принц!

Через полчаса они сидели за столом, уплетая огромную яичницу с кусочками сыра и помидора и старались не глядеть друг на друга. Каждый такой обмен взглядами заканчивался взрывом хохота, грозящим обоим неминуемой гибелью от возможности подавиться едой.


Анри появился к обеду, обвешанный покупками и кулями с провизией.

— Все! Все чем могу!

Он сгрудил всю эту кучу на стол.

— Вы смотрели, что за монеты вы мне дали?

— Червонцы, обычные…

— Э, нет, брат, не обычные — это еще Екатерининская чеканка. Наш рыночный меняла аж побелел, когда увидел. Скупил все — вот, — он кинул на стол увесистый кошелек, — здесь серебро, — возьмете в дорогу, тут хватит на все! Смотрите, смотрите, — он разворачивал пакеты, — тут ваша одежда, — он бесцеремонно подбежал к Насте и стал прикидывать на неё синее летнее платье, кружевные панталончики, нижнюю сорочку — надеюсь, с размером угадал? Не то, что это! — он потеребил её цветастый балахон. Вот! — Он выкладывал продукты, — Здесь хлеб, сало, яйца, картошка, цыплята, копченый лещ — все, что нужно с собой в дорогу, все, что нужно нам здесь, чтобы мы с вами не страдали от голода и, — жестом фокусника он извлек из штанины бутыль, — холода! Теперь нам есть чем согреться! Лучший испанский херес! — он в обнимку танцевал с бутылью, кружась и приседая, — я почти месяц на неё смотрел — хозяин лавки глазам не поверил, когда я пришел её купить!

Настя с Аникой с умилением смотрели на восторг пожилого клоуна, который, казалось, был безумно счастлив.

— Все! Переодевайтесь, ешьте, пейте, а я на репетицию. Вечером представление! Вы ведь погостите у меня, и потом, Шарль, ведь ты никогда не был в роли зрителя, а теперь у тебя есть шанс. Цирк Гинне на Воздвиженке рад приветствовать Шарля Тулье! Вот бы еще заполучить тебя в качестве выступающего!

— Хорошо, Анри, мы немного задержимся — может на пару дней, но потом нам надо будет ехать.

— А почему вы называете его Шарлем? — Настя все-таки задала вопрос, мучавший её с самого приезда.

— Ты… ты сказал ей свое настоящее имя? — старый клоун схватил её за руку, — Настенька, детка, он никогда не говорил свое настоящее имя девушкам! Это значит только одно — мой мальчик влюблен! Я счастлив! Старый Анри счастлив! — Он вприпрыжку выскочил на улицу.


Неловко повисшее молчание первым разрядил Аника.

— Как джентльмен уступаю вам право первой примерить свой наряд — он вышел на улицу и, закрыв за собой дверь, облокотился на неё. Его мысли путались. Еще вчера он был любимцем публики. На его выступления собирались толпы народу, а сегодня он прячется в каморке старого клоуна с девушкой, о которой он, по сути, ничегошеньки не знает, которой он в первый же день выболтал, как его зовут по настоящему, чего он действительно не делал никогда в жизни.

— Аника! — Настя звала его, — Аника, зайдите.

Он вошел в двери и обомлел. На него смотрела красивая молодая дама в васильковом летнем наряде, элегантной шляпке, кружевных перчатках. В руках был белый с сиреневыми цветами кружевной зонтик от солнца.

— Ну, как? — она робко смотрела на него, словно опасалась очередной шутки или колкости.

— Вы обворожительны! Мой дядька гений! Я просто не имею права не повести вас сегодня в цирк на вечернее представление!

— Спасибо — Настя порозовела от удовольствия, — теперь ваша очередь, я посижу в другой комнате — мне просто не ловко стоять там во дворе одной

— Конечно.

Прошло четверть часа, и перед Настей стоял гладко выбритый щеголь в модном костюме, шляпе, пенсне и наклеенных усах. Картину дополняла трость с набалдашником слоновой кости.

— Ну!

— Аника, вы ли это?

— Нас не узнать, не правда ли, прошу вас, мадемуазель, — он шутливо предложил ей взять себя под руку, — нас ждут огни манежа. Сегодня Шарль Тулье сам насладится представлением!

* * *

Они сидели так близко к арене, что видны были капельки пота на висках у девушки, жонглировавшей блестящими обручами.

— Аника! Вот бы посмотреть на вас на арене. Когда я видела вас последний раз — это было так давно…

— Вы, правда, этого хотите?

— К сожалению, я хочу невозможного.

— Не побоитесь сидеть здесь одна?

— Аника… — Настя не успела ответить, ни согласиться, ни возразить.

Он поднялся, быстро прошел к арене и, обойдя её, скрылся за занавесью выхода. Насте было немного жутковато. Жонглеры сменялись акробатами, акробаты борцами, вот вышел Анри в высоком рыжем дамском парике и том самом огромном женском платье, набитом ватой, которое Настя еще утром надевала на себя. Целых полчаса он уморительно шутил и развлекал публику, затем вышел директор и громогласно произнес:

— Уважаемая публика! Только сегодня! Только у нас! Всего одна гастроль знаменитого наездника и акробата! Встречайте — Шарль Тулье!

Зал взревел овацией. На арену цирка выскочил великолепный жеребец, на котором в серебристых шароварах, перепоясанный широким черным поясом сидел Аника. Настя заворожено смотрела на арену. Казалось, он искал её глазами. Она слегка помахала рукой. Аника разгонял жеребца, заставляя того увеличивать скорость бега. В этом бешеном темпе он умудрялся выполнять чудеса балансировки на седле коня. Легко выполнял сальто и переворачивался под брюхом скакуна, в прыжке пролетал сквозь горящий обруч, спущенный из-под купола цирка. Публика неистово аплодировала, Настя с замиранием сердца смотрела на Анику. Он был так красив, ловок, так безудержно отважен, что она уже ни минуты не сомневалась — она была влюблена в него и с каждым его движением влюблялась в него все больше и больше.

Аника остановил коня. В середину арены вышли четыре девушки, жонглирующие булавами. На шею Аники два униформиста водрузили шест. Девушки ловко с двух сторон одновременно, словно птички на ветку, вспорхнули на шест. Аника держал их на своих могучих плечах, снова заставляя коня увеличивать скорость. Девушки осторожно жонглировали булавами. На полном ходу, держа их на плечах, Аника встал в седле. Цирк взревел! Казалось, вокруг огромное, ревущее, клокочущее человеческое море. У Насти на глаза навернулись слезы — восторг, восхищение, счастье — все смешалось в её душе. Аника выехал с арены, представление закончилось. Народ стал расходиться. Её потянули за рукав:

— Скорее. У директора полиция, — старый клоун совал ей в руки большую котомку, — здесь все ваши вещи, еда, серебро, держите. Вас будут искать — все это выходка глупого мальчишки! Зачем он себя обнаружил! Спокойно выходите через главный вход. Он будет ждать вас в конце улицы. Прощайте…

Восторг сменился страхом — образ, она оставила его у Анри! Она стала лихорадочно ощупывать котомку — образ был в ней. Она облегченно вздохнула и вышла из цирка. В ночном воздухе летней Москвы витали запахи цветущей липы, жареных семечек, и чего-то сладкого, напоминавшего запах кофе из кухонки Анри. Она дошла до конца квартала. Чьи — то сильные руки подхватили её и закружили. Она чуть не закричала:

— Оставьте… Аника? Вы?

— Испугались, Настя?

— Бог с вами, никак не привыкну к вашим шуткам.

— Анри все вам передал?

— Да, куда мы теперь?

— Вот, посмотрите, — Аника протянул ей газету. На третьей странице красовалось объявление о розыске опасных преступников — её и Аники.

— Боже! Опять!

— У меня есть паспорт, но появляться с ним еще опасней, чем вообще без него. Анри завтра раздобудет нам новые паспорта — благо есть у него знакомый, через которого на нужного человека выйти можно, но это будет только завтра к ночи. Пока же нам нужно где-то переночевать — оставаться на улице опасно, а у Анри наверняка засада. Нужно поспать, а с рассветом пойдем гулять — покажу вам златоглавую, вечером Анри пришлет Ваську — сына жонглера, на это самое место. Он передаст нам документы. Между прочим, на них пошел весь аванс от директора Гинне — вы мне дорого обходитесь сударыня!