Мария Чепурина - Ненастоящий поцелуй

– Привет, – сказала незнакомка. – А ты, наверное, здесь первый раз?

– Типа того, – пролепетала обладательница желто-монеточного безобразия.

– То-то я и вижу, – заявила «золотая». – Очень грудь у тебя маленькая. Ваты не набила? Очень плохо. Как без ваты-то? Сходи в медчасть, возьми там хоть немножко.

Вера покраснела.

…Соревнования начались с опозданием на полчаса. К этому времени Созонова уже успела устать, измучиться ожиданием, вспотеть в жарком зале, размазать макияж и захотеть домой. Но не тут-то было. Оказалось, что сначала будет соревнование профессионалов, потом – коллективов, затем – дам за сорок, после этого – взрослых и только за ними выпустят группу подростков, к которой была причислена Вера. Надо было еще ждать. Ждать как минимум часа три. Ждать – и больше ничего не делать.

Повторив свой танец бесконечное число раз и добившись того, что он ей опротивел, Вера оглянулась в поисках подходящей компании: должна же в этом скопище блестящих красавиц быть хоть одна скромная начинающая девчонка вроде нее? Взгляд зацепился за худую сутулую личность в ситцевых (явно самодельных) шароварах, монеточном поясе, лифчике от купальника и штопаных шерстяных носках.

– Что-то скучно, – заметила Вера, подойдя к девушке.

– Здесь вечно так, – сказала та. – Пока дождешься, танцевать совсем расхочешь.

– Так ты здесь не впервые?

– Второй раз.

– И как успехи? Побеждала?

– Издеваешься? Мне ничего не светит. Проиграю, как пить дать! Все первые места берут девчонки из «Газали»: Большакова, Окуловская, Артемьева. Ну и, конечно, эта… как ее там… Айша.

– Кто? – переспросила Созонова.

– Ну эта, самодовольная персона в белом костюме. Ты разве не видела? У нее интервью сегодня брали. Айша – это вроде как творческий псевдоним. Так-то она Оксана Синепупенко… Меня, кстати, Аня, зовут.

– А я Вера. Кстати, что такое «Газаль», я тоже не в курсе.

– Да ты что? Пришла сюда и не знаешь? Это танцевальная школа, самая крутая в нашем городе. Она этот фестиваль и устраивает. Видела крашеную тетку на регистрации? Это Наталья Ивановна, их главная преподавательница. Одна из лучших в стране. В Египте училась, если не врут.

– Да-а-а…. – сказала Вера. – Мне такое и не снилось.

– Вот и мне тоже. Так что можешь не волноваться: никаких мест нам с тобой не достанется. Ноль шансов.

– Я себе поставила задачу быть не последней, – сообщила Созонова.

– Я тоже, – призналась Аня. – Главное, не тушеваться, не тупить, не горбиться и не забыть снять носки перед выходом на сцену.

– Сними сейчас, – сказала Вера. – Пол-то теплый.

– Не сниму. Они счастливые. Ношу перед экзаменами, очень помогает… О, вот и порядок выхода нашей группы вывешивают! Надеюсь, я не в первой четверке.

О том, как проходит отборочный тур соревнований, Вера узнала только час назад. Участницы должны были выходить группами-четверками. Им давали один раз прослушать музыкальный отрывок, а затем повторяли его для каждой: двадцать секунд импровизации решали, стоит ли дать девушке время для самостоятельного выступления или с ней и так все ясно.

– Нет, только не это! Я вообще первая! – простонала Аня. – А тебе-то хорошо, ты в последней четверке!

Этой последней четверки требовалось еще дождаться. Как ни муторно было ждать окончания соревнований предыдущих групп – когда начали выходить «свои», те, с кем предстоит соревноваться, каждая секунда пошла за час. К тому времени, как вышла предпоследняя группа, Созоновой окончательно расхотелось танцевать. Но было уже поздно: она стояла за кулисами в колонне своих соперниц, неприятно, как рыбы чешуей, царапавшихся пайетками.

– Маргарита Большакова! – объявил ведущий громко.

Первая из колонны выплыла на сцену, красиво поклонилась.

– Инна Артемьева! – раздалось следом.

Вторая девушка отделилась от колонны. Больше перед Верой никого не стояло.

– Вера Созонова! – услышала она, чувствуя, как учащенно бьется сердце.

И выбежала (выкатилась? выползла? приперлась?) на ярко освещенную сцену.

Она смотрела в зал – и не видела зала. Слушала музыку – и не слышала ее. Дождавшись своей очереди импровизировать, тихо обрадовалась, что трясущиеся от страха коленки сойдут за танцевальный элемент. Не имея ни времени, ни сил раздумывать, начала крутить «восьмерки» бедрами. Потом вспомнила о руках: оказывается, они застыли в каком-то зажатом, нелепом положении. Исполнила руками волну: впрочем, сама почувствовала, что вышло кривовато… Сообразила, что теперь забыла о нижней части. Решила сделать ключ: повернулась боком, подтянула одно бедро… Но тут музыка и кончилась.

Вернувшись за кулисы, Созонова нос с носу столкнулась с «золотой». Их взгляды снова встретились. Обладательница крыльев пристально посмотрела на Веру – все еще дрожащую, все еще красную, все еще испуганную – и учительским тоном произнесла два слова:

– Грудь! Вата!

Не дожидаясь результатов отборочного тура, Созонова пошла переодеваться. Уже стянув с тебя надоевший костюм и облачившись в нормальное платье, она подошла к только что вывешенной таблице оценок. По сумме баллов за технику, артистизм и наряд она выполнила свою задачу – оказалась второй с конца. Первой была Аня. Она все-таки забыла снять носки.

Дела с сотовой связью в лагере, где проводился слет исторических реконструкторов, так и не улучшились. Вера звонила несколько раз, но, кроме стандартного ответа о невозможности соединения, так ничего и не добилась. Утешало одно: срок Мишиного возвращения постепенно приближался. За день до волшебной даты Созонова посетила парикмахерскую, сделала маникюр, откорректировала брови: принц должен был быть встречен самым лучшим образом.

Двадцать пятого июня она проснулась заранее счастливой. Сначала не могла сообразить, в чем дело, а потом вспомнила: сегодня же возвращается Миша! Похоже, весь мир уже радостно предвкушал это событие: чистое постельное белье приятно пахло свежестью, мягкий ветер играл с занавесками, солнце в безоблачном небе звало на прогулку, голос радиоведущего был необычайно задорен и даже как-то неожиданно игрив… Вера поднялась счастливая. Счастливая, позавтракала. Счастливая, отправилась прогуляться. Во сколько приедет любимый, она не знала. К обеду ожидание уже стало утомлять. Читать не получалось: Вера не могла сосредоточиться на книге. Телепрограмма была еще более скучной, чем обычно. Игры достали. Танцевать после конкурса не хотелось абсолютно. В Интернете Созонова только и могла, что механически листать привычные, давно исхоженные сайты (на которых все равно не появлялось ничего нового), тупо шариться в Мишином блоге, десятый раз пересматривать выложенные им фотографии и поминутно заглядывать в асечный контакт-лист: не появился ли там Щ-159?

После ужина не выдержала даже жесткая обычно Кира:

– Да не переживай ты так, – сказала она сестре. – Приедет он, куда денется? Давай, что ли, кино пока посмотрим, отвлечешься.

Кино было длинное. К тому времени, как оно кончилось, за окнами уже начало темнеть.

– Ну хочешь, я тебе про Колю расскажу? – уговаривала Кира, не в силах наблюдать страдания младшей. – Такую глупость на днях выкинул! Я уже и рада, что не с ним! Одно слово – клоун! Или в шахматы сразимся? Уже год, как не играли, а, сестра?

Долгожданный звонок в дверь не прервал ни рассказ про Кириного дурачка, ни партию в шахматы, ни одинокое полуночное питье чая.

В тот день Вера просидела до трех ночи.

Миша так и не приехал.

Не приехал он ни завтра, ни послезавтра. Телефон по-прежнему не брал, никаких пояснений Созонова не добилась ни в блоге, ни от знакомых. Звонила, конечно, и в дверь – тоже тщетно: соседи сказали, что Мишина мать в экспедиции, будет не скоро.

Что делать? Куда бежать? Случилось что-то срашное? Или беспокоиться не о чем? Может быть, любимый будет рядом через час? Или Вера больше никогда не увидит его? Созонова не знала ответов на все эти вопросы. Она только и могла, что плакаться родным, да изливать душу в своем дневнике.

«Он опять не приехал. Теперь мне уже кажется, что он не приедет никогда. Все, конечно, утешают, но я все равно не нахожу себе места: без конца брожу по кварире как дурочка и все жду, жду, жду… Никогда бы не подумала, что секунды могут длиться так долго, а дни – исчезать так быстро и бессмысленно. Похоже, о последних трех сутках мне совершенно нечего написать: все это время не происходило ничего, кроме того, что я ждала Мишу.

А не напрасно ли ждала? Кто знает, чем он сейчас там занимается? Может, уже и не вспоминает обо мне? Может, давным-давно крутит любовь с какой-нибудь реконструкторшей? Кира говорит, такого быть не может, потому что в рыжих и ушастых влюбляются только сумасшедшиие типа меня, а их на свете не очень-то много. Но ведь в кружках реконструкторов все малость того, разве не так? И, может быть, та, другая, тоже считает, что никто, кроме нее, не может любить Мишу? Интересно знать, как она выглядит. Наверняка выше и стройнее меня. В таком случае…

Нет, ладно, все это ерунда. В конце концов, может, я сама неправильно поняла, что Миша говорил насчет своего возвращения. Наверное, имел в виду «примерно через неделю», а не ровно. Или сказал только о длительности самого мероприятия, а время на дорогу туда и обратно посчитать забыл. Через день-другой он уже 100 % вернется. Все станет как раньше, а я буду перечитывать эти страницы и удивляться, какую глупую панику развела на пустом месте.

Но все-таки мне очень плохо. Никак не могу найти себе занятия, ни на что не в состоянии отвлечься. Что и говорить: кроме Миши, меня последнее время ничего не интересует. За месяц с ним я отвыкла от одиночества. И теперь, побыв с ним, без него страдаю в десять раз больше, чем тогда, когда не знала, что такое поцелуи.

Удивительное дело: на днях я заметила, что непроизвольно копирую его жесты! Складываю руки на груди, как Наполеон, чешу нос кулачком… А Кира говорит, что я еще и выпучиваю глаза так же, как Миша, когда говорю о чем-нибудь важном, и высовываю язык, чтобы продемонстрировать удовольствие… Ну насчет языка и сама за собой наблюдаю – Миша такой забавный, когда его показывает! Правильно в народе говорят: с кем поведешься – от того и наберешься. Иногда мне даже кажется, будто Миша сидит у меня внутри. Впрочем, последнее время редко. Все-таки больше недели не виделись…