– Да что-то настроения нет…

– Попробуй!

– Спать хочу.

– Какой «спать», Кир, ты что, вообще?! Еще и девяти нет!

– Ну тогда иди пляши в прихожей. А я лягу.

– Но, Кира…

– Сказала: отстань от меня!? Что, не ясно!? Отстань!

Вера села к сестре на кровать. Обняла ее.

– Кир, расскажи, что случилось.

Старшая запиралась недолго. Уже через минуту она расплакалась и сообщила, что рассталась с Колей – тем самым парнем, любовь с которым закрутила после неожиданного поцелуя у Веры на дне рождения.

– Значит, он был тебя недостоин, – ответила Вера штампованной фразой. – И потом, у вас все так быстро началось, что не могло не закончиться так же быстро.

– Умная больно! – огрызнулась сестра. – От бабушки научилась?

– Да хоть бы и от нее… Разница-то какая?

– А такая! Я все эти слова «умные» могу себе на магнитофон записать и прокручивать сколько угодно! Скажи еще, что у меня все впереди и я обязательно встречу своего человека!

– Ну и скажу…

– Ну и скажешь! А сама-то ты хоть раз расставалась с парнем? Знаешь, что это такое?

Вера промолчала.

– Так у вас же не всерьез все было вроде? – неуверенно спросила она минуту спустя.

– Всерьез, не всерьез… Много ты понимаешь! Малявка… Вот разойдешься со своим ушастым, тогда будешь давать всякие советы!

Вера побледнела.

– Я с ним не разойдусь, – сказала она тихо, но твердо.

– Ага, конечно! – Кира усмехнулась. – И замуж за него выйдешь! И всю жизнь проживешь! И умрешь в один день, окруженная внуками и правнуками! Ха-ха! Не смешите мои тапочки!

– Злая ты, Кира.

– А ты глупая!

– С чего это я глупая? С того, что не хочу гулять со всеми подряд, сходиться и расходиться, а потом плакать, как ты?! Целоваться то с этим, то с тем, а в итоге сидеть в одиночестве – это, конечно, проявление большого ума!

– Нет, Верка, ты не глупая. Ты очень глупая! Неужели ты хочешь, чтобы, кроме этого рыжего обезьяна, у тебя никогда никого не было?!

– А зачем мне кто-то еще? Разве счастье в количестве, а не в качестве?

– Да что ты можешь знать о счастье!? – взвилась Кира. – Ты хоть вообще представляешь, где сейчас твой Мишечка? Может, он тебе изменяет?

– Вчера поехал с матерью на дачу, вот-вот вернется, – ответила Вера невозмутимо. – Судя по тому, что мне известно о расписании автобусов, они должны уже подъезжать к остановке.

– Чушь собачья! Может, он вообще на даче не был? Ты не думала об этом?

– Миша мне не врет. Я его… чувствую, что ли. Где бы он ни находился, я всегда с ним, а он всегда со мной, рядом. Я думаю о нем, он – обо мне… Не знаю, как это объяснить тебе, Кира. Такие вещи надо почувствовать самому.

– Ах, какая романтика, ах, какая таинственность, держите меня! Сценарии к мыльным операм не думала писать, а, Верка? Или фантастику. Да, точно. Быть автором фэнтези – это твое призвание!

– Не хочешь – не верь. Просто я-то ведь знаю, что Миша со мной и что думает он обо мне…

– Да-а-а-а! Коне-е-е-ечно! – издевательски произнесла Кира.

«Мяу!» – вклинилось в разговор телефонное оповещение об эсэмэске.

Вера схватила мобильник, прочла сообщение и молча протянула аппарат старшей сестре. Черные буковки на экране казались очень простыми и одновременно по-настоящему волшебными:

«Подъезжаю к остановке. Скоро встретимся. Как классно, что ты есть, Вера!»

– Ну поздравляю. Уела! – скривившись, ответила старшая. – Радуйся! Живи со своим чучелом! Посвяти ему всю свою жизнь! Душечка…

– И посвящу! Я еще в третьем классе решила, что у меня будет только один парень, за которого я выйду замуж!

– Курица-наседка.

– А ты кто? Бабочка-переросток!

– Эй, что там за зоологические термины звучат? – спросил заглянувший на шум папа. – Никак ссоримся, девочки?

– Так… Немного дискутируем… – сказала ему Кира.

И, дождавшись, когда уйдет, объявила:

– Значит, так. Кончаем этот спор. Или ты продолжаешь тренироваться, или я иду спать.

Вера подошла к магнитофону, но перед тем, как нажать на кнопку воспроизведения, обронила:

– Миша вышел из автобуса. Идет по Металлургов мимо блинной или мимо книжного. Осталось минут десять.

– Пляши давай, – буркнула Кира.

Вера поплыла по комнате, звеня монетками: белая, плавная, круглая и счастливая.

– Ключ смазала. Плечи опусти! Руки не в такт. Замешкалась. Ниже приседать надо! А бочка… фу, какое безобразие! Ты «бочку» не умеешь! – комментировала старшая не то желая помочь, не то из вредности.

А Вера была то змеей, извивающейся на песке, то летящей над пустыней птицей, то смирным верблюдом арабского купца, то любимым султанским конем… И даже не думала обижаться на едкие комментарии. Закончив танцевать, она завела песню снова. Потом снова. И еще раз. А после четвертого круга сообщила:

– Миша уже должен быть возле дома!

Едва различимые с высоты фигурки юноши и женщины с рюкзаками скрылись в подъезде через секунду после того, как сестры раздвинули шторы.

– Ему пока рано видеть меня в этом костюме! – воскликнула Вера, развязывая пояс.

Через минуту, уже одетая в платье, она побежала в прихожую. Нетерпеливо посмотрела в глазок. Отодвинула защелку. И распахнула дверь – в то же самое мгновение, как открылись двери лифта.

– Вера!

– Миша!

Потусторонняя сила, ничего не знающая ни о смущении, ни о дорожной пыли, потащила их друг в другу, притянула, заставила соединиться в объятиях.

– Насилу дотерпела! Уже час хочу обнять тебя!

– Любимая! Ох, сколько мы не виделись!

А не виделись они всего только два дня.

Из дневника Веры Созоновой за 16 июня 2008 г.

«Давно не писала.

Все хорошо. Продолжаю готовиться.

М. вернулся, ура!

Кира рассталась с Колей. Не серьезно, не то что у нас. Так ей и надо».

6

Начало неприятностей

Месячный юбилей первого поцелуя Вера встретила в одиночестве: за два дня до этого Михаил отправился на слет исторических реконструкторов. Вернуться он обещал лишь через неделю.

– А как же наш праздник? – разочарованно спросила девушка.

– Солнце, извини. Ты же ведь понимаешь: там мои друзья, мое увлечение, вся моя жизнь… Собираются раз в год. Отметим потом два месяца, хорошо?

Слет проходил за городом. Очень далеко, судя по тому, что даже мобильные там не брали: не дождавшись звонка от любимого, Вера позвонила сама и наткнулась на записанную фразу – «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Оставалось только считать дни, мечтать о встрече, да пытаться отвлечься, без конца повторяя свой танец.

Наконец настал день конкурса.

Начало мероприятия было заявлено на три часа, но явившуюся полтретьего Веру заругали за опоздание: прийти, оказывается, следовало к часу, а теперь регистрация участников уже закончилась. Впрочем, взять на соревнования ее все-таки согласились: упитанная женщина с обесцвеченной шевелюрой записала фамилию, имя и дату рождения, а потом неприятно усмехнулась, спросив, где занималась Созонова, и услышав в ответ, что в районном Дворце спорта.

– Гримерная на третьем этаже, шестая комната, – сказала регистраторша, приняв от Веры положенный вступительный взнос.

Та взвалила на спину тюк со своим костюмом и потащилась по лестнице – уже не такая радостная, как с утра, но пока что надеющаяся на лучшее. Увидев, что представляет собой «гримерная», она заметно сникла.

Это был огромный, снабженный окнами во всю стену, а потому насквозь прожаренный беспощадным солнцем зал для хореографии, в котором толклось около сотни женщин, девушек, девчонок и старух. Немногочисленные стулья, поставленные для удобства переодевания, естественно, уже все были заняты; станок и обшарпанное пианино тоже успели завалить сумками и одеждой. Вера с трудом отыскала свободный участок более-менее чистого пола. Едва она приготовилась снять платье, как в «гримерной» появился мужик. Судя по тому, что он громко ругался и уверял обесцвеченную регистраторшу, что «все летит к чертям собачьим», это был кто-то из организаторов. Дождавшись ухода ненужного зрителя, Вера предприняла вторую попытку раздеться, но в эту же секунду в зал зашли сразу два парня, да еще и с телекамерой. По всей вероятности, они брали интервью у загорелой обладательницы гладких черных волос до пояса и снежно-белого костюма, восхитительно блестящего золотом и серебром. Убраться вон они, кажется, планировали не скоро. Значит, надо было отбросить смущение, внушить себе, что парни смотрят совершенно в другую сторону, набраться смелости и…

…А стоило ли переодеваться?

Вокруг Веры летали феи, облаченные в квадратные километры шифона и органзы, сияющие миллиардами пайеток, украшенные пудами страз, неотличимых от настоящих камней, и обвитые таким количеством бисерной навески, что, сложенные в одну линию, блестящие нити могли бы, наверное, обогнуть земной шар. И главное – в каждом костюме, расшитом неповторимым узором, чувствовалась рука мастера, своя уникальная авторская задумка. Вера, уныло нацепившая свой полиэстрово-денежный ширпотреб, показалась себе Золушкой, доехавшей до бала только в первом часу ночи.

Накрасилась она, как обычно, за десять минут. И сразу же заскучала.

Разнаряженные конкурсантки, проведшие в «гримерной» уже два часа, без конца находили, что еще подкрасить, подмазать, подрисовать, подлепить, подколоть, и пихались у длинного зеркала. Высокую, статную, пышную девицу с черными кудрями и маленькими усиками над губой уже полчаса прихорашивала бегающая кругами мать: танцовщица в красном парчовом костюме, с настоящими огромными рубинами в ушах и блестками по всему телу, кажется, уже была верхом совершества, но все находила, как еще улучшить свой внешний вид. Стройная красавица в бирюзовом платье с большими искусственными камнями и забавным вырезом на животике слушала плеер и выделывала под никому не слышную музыку такие номера, что больно было смотреть: то кружилась с бешеной скоростью, вращая руками в особом ритме, а то со всей силы бухалась на пол, не прекращая при этом улыбаться. Жизнерадостная пышка с густыми рыжими кудрями, к которым так шел фисташковый туалет с воланами и трехэтажным поясом, вертела, словно фокусница, золотую тросточку и пускала по животу такие волны, словно он состоял не из двух, как у Вериного тренера, а из десяти частей. Худощавая дама за сорок в облегающем леопардовом костюме делала круг то одной грудью, то другой – так что украшавшие каждую из чашек расшитого золотом бюстгалтера кисточки смешно вертелись: этот приемчик только неподготовленному зрителю мог показаться легким. Совсем добило Веру зрелище того, как одна из танцовщиц – шикарные, как из рекламы шампуня, волосы, макияж а-ля Клеопатра, золотой костюм и бесконечная уверенность в себе – развернула огромные крылья из блестящего шелка. Созонова уставилась на нее, как сумасшедшая. На секунду взгляды девушек встретились. «Золотая» свернула свой летательный аксессуар и подошла к Вере.