— Нет, если я вернусь к родителям, то попросту не вынесу этого. Опять начнутся скандалы, опять упрёки, опять наказания, — она говорит, качая головой из стороны в сторону. — Я поеду к моей бабушке. Она живёт в центре Манхэттена. Но можно я какое-то время у тебя отсижусь, а потом к ней поеду? Не хочу, чтобы она узнала о случившемся и увидела меня в слезах.

Стоит мне услышать просьбу Риверы, как я безоговорочно соглашаюсь, ведь иначе повести себя не могу. Потому остаток дня Бонни проводит у меня в спальне, при этом ни на шаг из неё не выходя, ибо она опасается ненароком столкнуться с Брайаном, который бесспорно скажет ей ещё пару незаслуженных гнусностей. И когда Бонни не без моей помощи отчасти приходит в себя и воодушевляется мыслью, что её дражайший парень в скором сможет вновь здраво мыслить, а затем простит её за произошедшее недоразумение, она уезжает на такси к своей бабушке. Я, тепло распрощавшись с ней, закрываю дверь и, застыв на месте, на мгновение призадумываюсь. Стоит ли мне поговорить с Брайаном? Разумеется не в сию же секунду, ведь он находится сейчас в том состоянии, когда любая заведомо известная истина покажется ему подлейшей ложью. Поэтому я, в конечном счёте, решаю отложить этот разговор до завтра. Но утро следующего дня принимает максимально неожиданный и крайне трагичный поворот событий, потому-то разговор с Брайаном о его примирении с Бонни временно отменяется.


xxx

Это было бы вопиющим лицемерием с моей стороны, если бы я стала строить из себя страдалицу и делать вид, будто бы меня в самом деле сокрушает новость о скорой и неминуемой смерти Джозефины. Она всегда ненавидела и призера меня, потому я ненавидела и презирала её в ответ. Безусловно, смерти я ей никогда не желала за это, но я не могу притворяться, будто я этой новостью сломлена или же огорчена. Для меня она всегда была и будет чужим человеком, посему к её скорой кончине я отношусь довольно-таки равнодушно. Разумеется, в отличие от Ричарда и Брайана, которые буквально уничтожены осознанием, что в скором времени их родного и близкого человека не станет. Поскольку бабушка Брайана неизлечимо больна неизвестной мне болезнью, и лучший врач Европы сказал, что ей осталось жить не больше месяца, Джозефина решила, что пока она в здравом уме и не превратилась в «овощ» из-за болезни, она не просто должна, а обязана проститься со всеми своими близкими. Именно поэтому мы срываемся среди недели в Калифорнию, где нас ждёт удручающая пара дней в родовом поместье семьи Джонсонов, которое достанется по наследству Ричарду, а после — Брайану.

— Поверить не могу, что это станет последним разом, когда я побываю в Блосфилде в твоей компании, — слёзно восклицает немолодая девушка, когда многочисленные родственники Джозефины располагаются в основной гостиной на первом этаже и усыпают ещё не умершую женщину душещипательными возгласами о том, как сильно они по ней уже скучают. (прим. Блосфилд это выдуманное название поместья).

Наблюдая за приглашенными семьями, часть которых прилетела в Сан-Франциско куда раньше нас, я тяжело вздыхаю. Вот теперь мне искренне становится жаль Джозефину. Смею предположить, что она пригласила их, дабы провести безмятежное оставшееся ей время вместе с ними и на время забыться от неизбежного. Но вместо этого её родственники устраивают будто бы игру — кто дольше, громче и чаще будет плакать из-за её болезни и скорой кончины. Конечно, они имеют полное право страдать из-за этого, ведь их связывает кровное родство, а также вполне ожидаемые надежды на упоминание своего имени в завещание. В отличие от меня, которая даже на дверную ручку от сарая не претендует. Но, чёрт возьми, делают они это так наигранно и жалко, что мне от этого вида становится противно и тошно. Поэтому я не выдерживаю в их компании и часа и, в конце концов, покидаю гостиную, отчего в мою сторону неодобрительно смотрит Ричард, который отличается от своей родни тем, что страдает молча и искренне. Даже Гвинет, которой доставалось от Джозефины куда чаще и сильнее, нежели мне, приходит в настоящее уныние от новостей о здоровье своей свекрови.

Поскольку первый день моего пребывания в этом месте близится к концу, я захожу в свою временную спальню и одеваюсь так, чтобы у злосчастных москитов не было и шанса меня искусать, пока я буду находиться на открытой террасе и созерцать божественные виды на сад поместья Блосфилд, о котором я была так наслышана. Покинув комнату, но так и не отыскав в коридорах дома ни одного официанта, который мог бы приготовить мне чашку вечернего кофе, я, не желая возвращаться в гостиную, где они обслуживают приглашённых родственников своей хозяйки, вольно захожу на кухню и самостоятельно готовлю себе мой любимый ароматный напиток. На это уходит всего пара минут, потому, когда я сажусь на небольшой диванчик на террасе с ногами, мои наручные часы указывают ровно на восемь часов вечера. Поджав ноги под себя, я делаю глоток горячего кофе и, вместо того чтобы поразмышлять о том, какую книгу мне стоит сегодня ночью продолжить читать, меня настигает случайная мысль о том, что мне никогда не удастся приготовить такой же вкусный и ароматный кофе, который мне всегда делал Александр. И от мыслей о парне мне становится дурно. Но отнюдь не потому, что он мне стал омерзителен после ссоры, а поскольку я страшусь мысли, что он так мне и не перезвонит.

За всю жизнь я прочла несметное количество любовных романах, и в каждой чёртовой книге, на каждой чёртовой странице парни всегда якобы неосознанно поступают в угоду своим девушкам, которые лишь ради приличия делают вид, будто это не приходится им по душе. Избранников главных героинь зачастую позиционируют, как несовершенных и полных недостатков и проблем персонажей. Но в действительности они являются идеалами девушек, мысли которых они будто бы читают. Иначе как ещё объяснить тот факт, что парни всегда говорят и поступают точь-в-точь как им того хочется? И если во время прочтения подобных романов, я лишь раздражалась из-за нереалистичности, то сейчас я готова отдать всё на свете, чтобы стать главой героиней подобного романа, ведь тогда Кинг, позабыв о своей обиде, прилетел бы ко мне из Лондона с букетом алых роз в зубах и с решительными намерениями помириться. Но, увы, этому не бывать, ведь гордыня Александра никогда не позволит ему сделать ни шагу в сторону нашего примирения.

— И не стыдно тебе? Я тут без пяти минут покойница, но выгляжу куда бодрее тебя, девушки, которую всего-то бросил парень, — до меня неожиданно доносится голос Джозефины, которая садится подле меня, что повергает меня если не в шок, то в сильное недоумение. Что она тут делает? И кто, чёрт возьми, рассказал ей про меня и Кинга?.. Тц, однозначно это был Брайан, который имеет привычку рассказывать своей бабушке буквально всё.

— Жалеть я Вас не буду, даже не надейтесь, — я малость обиженно бурчу, ибо мы с Александром не расставались. Просто сильно поругались. Я надеюсь… Но в любом случае, я не стану подхалимничать и расхваливать Джозефину, как это делали все остальные. Не выношу лицемерие.

— Боже упаси тебя от этого, Нила. Именно поэтому я здесь. Это место — единственный уголок во всём доме, в котором передо мной никто не станет актёрствовать, либо же на протяжении каждой секунды напоминать о состоянии моего здоровья, — она отвечает, а я мысленно улыбаюсь. Значит чрезмерно драматичные и неестественные сцены, которые устроили её родственники напоказ, не ускользнули от её глаз. Удивительно, мне казалось, что её тщеславие не позволит ей увидеть их неприкрытую лесть и неискренность чувств.

— Это лишь вопрос времени, — я убеждённо протягиваю. — Вас надолго не оставят в покое, ведь они должны быть уверены, что их лица достаточно часто мелькали перед Вашим, чтобы Вы, составляя завещание, припоминали их довольно убедительные страдания и в меру зарёванные глаза.

— Надеюсь, что ты ошибаешься, — она миролюбиво протягивает и впервые за все годы одаривает меня лёгкой, едва заметной улыбкой, что повергает меня в ужас. Неужели страх приближающейся смерти всё-таки лишил её рассудка? Иначе как объяснить небывалую для неё снисходительность и мягкость в общении со мной?

Поскольку сказать друг другу нам решительно нечего, между нами повисает совершенно не давящая тишина. По крайней мере для меня, ибо я ухожу в свои мысли, которые всецело посвящены Кингу и моей надежде на наше с ним скорое примирение. Но боюсь, всё не так-то просто, как мне того бы хотелось, ведь мы повздорили и так обозлились друг на друга не из-за глупой фразы, после которой он сказал мне пару гнусностей, а я бросила трубку. Это началось задолго до этого. Но что, чёрт возьми, послужило причиной подобного разлада, я ума не приложу. Мучаясь из-за жгучей обиды и неясности я даже смею подозревать, что Александр может испытывать тоже, что и Лиззи однажды. Боюсь, как бы он не столкнулся с дилеммой в виде двух девушек, к одной из которых он испытывает сильные и настоящие чувства, а с другой он встречается…

Я поджимаю губы. Нет, даже думать не могу о подобном, иначе на моих ладонях, в которые я имею несознательную привычку от сильного волнения впиваться ногтями, не останется неповреждённой кожи. В попытке отделаться от тяготящих мыслей, я поднимаю глаза и устремляю их к небу. И к своему изумлению, мои раздумья о парне временно отходят на задний план, ибо я впиваюсь взглядом в заходящее за горизонт солнце. Не часто встретишь такое изобилие красок.

— Ого, — я не удерживаюсь и тихо шепчу себе под нос, продолжая рассматривать жадным до деталей взглядом будто бы горящее небо.

— Наконец хоть кто-то оценил здешние закаты, — всё-таки мой короткий и едва слышный комментарий не остался незамеченным Джозефиной, которая самодовольно улыбается, отчего у меня складывается впечатление, будто она считает, что красота здешних закатов всецело её заслуга. — Так что же произошло между тобой и тем очаровательным пареньком? Помнится, я говорила тебе держаться за него, как за последнюю надежду, — по всей видимости, молчание между нами ей сильно наскучило, а возвращаться к подхалимничающей компании она не хочет, потому и решает поболтать со мной и затронуть при этом единственную тему, на которую я совершенно ни с кем не хочу говорить. — Я жду ответа, и даже не смей мне отказывать, — она твёрдо, но с примесью лёгкого любопытства настаивает. — Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя с того света донимала?