– Ну вот и не запаривайся! – не без ехидства заметила Лу. – Зое же не десять лет – со временем сама поймет, что к чему.

– Так-то оно так, – неуверенно пожала плечами Люся. – А если ей в голову что-нибудь экстремальное придет? Ну, вроде суицида… Всякое же бывает…

В эту секунду она вспомнила Женю Кочевника, который забрался на крышу девятиэтажки и грозился прыгнуть вниз, если его девушка Маша к нему не вернется. Тогда все закончилось благополучно, хотя Женя заставил попереживать за себя многих людей, включая Черепашку.

– Ладно, посмотрим, – сдалась наконец Лу.

7

Этой ночью Зое плохо спалось, точнее, совсем не спалось. В сотый раз она прокручивала в памяти события последних дней, особенно сегодняшние. Любимый голос, грохот музыки, лица Вадима и Тополян, все смешалось в ее сознании…

«Господи, как же он пел сегодня! – думала она, лежа в постели с открытыми глазами. – Его голос просто завораживает, неужели другие этого не чувствуют? Как можно болтать, жевать, вообще на что-то отвлекаться, когда поет Вадим? Не понимаю…»

Она помнила, что была не в силах оторвать влюбленных глаз от лица Вадима. Она всматривалась в него так, будто видит его последний раз в жизни и хочет запомнить это лицо навсегда.

«Наверно, все уже заметили, как я смотрю на него! – запаниковала было Зоя, но тут же ее губы сами расплылись в счастливой улыбке. – Да ладно, и пусть! Что толку скрывать, Тополян вон на раз нас вычислила, а может, и не она одна».

Зоя невольно мысленно объединила себя с Вадимом, будто они оба посвящены в какую-то сокровенную тайну, и ей понравилось это единство. Оно как бы приближало ее к любимому, уравнивало с ним, пусть только лишь в воображении. Ну и что с того? Она вспоминала его бегающий взгляд, обращенный к ней во время уроков, удивлялась и радовалась перемене, произошедшей в Вадиме по отношению к ней.

Однажды Зое попался небольшой рассказ из какого-то журнала вроде «Юности» или «Нового мира», который выписывали ее родители еще в молодости. Зоя прочла этот рассказ на одном дыхании. Естественно, речь там шла о любви. Героиней рассказа была такая же девушка, как она, и она была так же, как Зоя, безответно влюблена в парня, который хоть и учился с героиней рассказа в одной школе, но был на два года старше. Правда, та девушка рассуждала и действовала решительнее и жестче: «Разве стыдно, когда ты голоден и хочешь хлеба? Если не дадут – умрешь. Или нужно взять самой?» Зоя сейчас вспомнила эти незамысловатые на первый взгляд слова и снова согласилась с ними.

«Да-да, это правда, любовь – пища для души, как хлеб для желудка. И Вадик (ах, как ласково и певуче звучит: Ва-а-ди-ик!) должен знать, как я его люблю. Просто за то, что он есть. Просто есть на свете. И я никогда его не предам и все ему прощу. Что бы он ни сделал! Да он и не может сделать ничего плохого, я уверена!» – такие счастливые мысли возникали в уставшей Зоиной голове.

Заснула она под утро. С блаженной улыбкой на лице, правой рукой обнимая пушистого, теплого Чака, примостившегося рядом с хозяйкой.

Этой ночью Зое приснились стихи. Вернее, несколько строчек, но и во сне она уже знала, что это хорошие стихи и их обязательно надо запомнить и записать, проснувшись. Так Зоя и сделала. Открыв глаза и осознав, что стрелки будильника показывают девять часов двадцать две минуты утра, она поняла, что на первый урок безнадежно опоздала.

«Что там у нас на первое? А-а, химия, по-моему… Ладно, забью, я все равно задачки не решила, совсем из головы вылетело!» – Зоя с удовольствием потянулась, зажмурившись, и тут же в сознании вспыхнули приснившиеся стихотворные строки.

Она схватила первый попавшийся под руку листок бумаги и стала быстро записывать приснившиеся стихи. После не очень продолжительных творческих мук у Зои вышло вот что:

Не спи, прошу тебя, не спи,

Будь в ожиданье, будь в тревоге,

Когда я где-нибудь в дороге

И нет конца еще пути.

Не спи, прошу тебя, не спи…

Не пожалей своей тоски,

Своей такой мужской печали,

Когда вдруг на моем причале

Нет теплоты твоей руки.

Не пожалей своей тоски…

Не позабудь, что я слабей,

И, когда трудно мне и больно,

Придай мне силы своей скорбью,

Последний страх во мне убей,

Не позабудь, что я слабей…

Прижми к груди и не молчи.

Прильну к тебе, свой плач доверив,

Запри скорей за мною двери,

Чтоб вновь я не смогла уйти,

Прижми к груди и не молчи…

Вообще у Зои имелось уже пять стихотворений: одни нравились ей, другие чуть огорчали сомнительными рифмами или неярко выраженной мыслью, но все они были ей бесконечно дороги. Как мать больше любит слабенького или неблагополучного ребенка, так и она не могла перечеркнуть ни одной даже самой неудачной строчки. Потому что каждое слово в ее стихах буквально кричало об огромной, захватившей целиком все ее существо любви. И выносить этот безмолвный крик в одиночку Зоя больше не могла.

– Зоенька, а ты что же, в школу не идешь? Бледная какая-то… Ты, часом, не заболела? – всполошилась Татьяна Ивановна, заглядывая в комнату внучки.

– Не-а, бабуля, все нормально! Я просто про-спа-ла! Ну, как Алиса Фрейндлих, помнишь, в «Служебном романе»? Вот так и я…

Зоя уже хотела вылезти из-под одеяла, чтобы успеть попасть хотя бы ко второму уроку, но тут ее осенила смелая мысль, которую она немедленно и озвучила:

– Ба, а можно, я сегодня вообще в школу не пойду? Ну, пожалуйста, ба! Я что-то так утомилась за последние дни, просто ужас! Сама же говоришь, бледная… А я тебе помогу обед приготовить и в магазин сбегаю, а то все ты да ты. А, ба?

– Ну что с тобой делать, хитрая лиса? – улыбнулась Татьяна Ивановна. – Так и быть, отдыхай.

Чем больше Зоя раздумывала над своей затеей, тем больше укреплялась в мысли, что это должно произойти. Так тому и быть: Вадик обязательно должен узнать, как сильно и преданно она его любит! Сейчас Зое казалось непоправимой ошибкой то, что она так долго, непростительно долго молчала.

«Впрочем, почему же непоправимой? К счастью, все еще можно исправить, и не когда-нибудь, а прямо сегодня!» – Зоя легко улыбнулась, план действий родился в ее голове молниеносно, только надо было все хорошенько обдумать.

Сгорая от нетерпения, она то и дело посматривала на часы. До окончания уроков оставалось еще три часа. За это время Зое предстояло красивым разборчивым почерком переписать свои стихи в новенькую тетрадку в клеточку, нет, лучше в блокнот с яркой обложкой! Где-то у нее лежал как раз такой блокнотик, она точно помнила. Что же там на обложке нарисовано? Кажется, какой-то пейзаж… Ну да, точно! Река с еще заснеженными кое-где берегами и деревья, растущие вдоль берега… На их ветках пока еще не распустились почки… Зоя это точно помнила, потому что с детства имела привычку подолгу рассматривать картинки и запоминать их детально, в мельчайших подробностях.

«Вот и отлично, что без всяких там кошечек слащавых, кукол Барби и супермоделей в бикини! Просто весенний пейзаж… Очень, так сказать, ранневесенний, – про себя улыбнулась Зоя изобретенному только что слову. – Как и моя любовь, которая только и ждет ответного отклика, одного только слова, произнесенного тихим родным голосом, чтобы расцвести во всей красе, вспыхнуть буйством неповторимых красок и растопить снег!»

Она торопливыми движениями стала рыться в своем секретере и вскоре извлекла из-под стопки тетрадей и книг небольшой блокнотик. Однако, к великому разочарованию девушки, на обложке блокнота был изображен не «ранневесенний пейзаж», а синяя ваза с букетом ярко-красных роз. А где же тот, с речкой? Видимо, в нем она записывала стихи и в порыве вдохновения даже не обратила внимания на обложку. Зоя выдвинула верхний ящик стола – именно туда она складывала все сочиненные за эти несколько дней стихи. Так и есть! Блокнот был безнадежно испорчен – неровные края вырванных листков, а те, что остались, были сплошь исписаны размашистыми строчками, кое-где перечеркнутыми и замалеванными. Как же она могла позабыть? Ну да ладно, что теперь делать! Зоя разочарованно рассматривала второй, чистый блокнот: «Фу-у, пошлятина какая, розочки-цветочки, еще бы закапать страницы слезами или надушить чем-нибудь термоядерным вроде „Красной Москвы“, как в старых сентиментальных романах…»

Духи «Красная Москва» принадлежали Татьяне Ивановне, она питала к ним слабость, так как их запах напоминал ей собственную молодость, полную поклонников, невинных романов, судьбоносных встреч и расставаний. Не исключено, что и этот флакончик подарил бабуле один из пылких возлюбленных лет этак сорок назад. Зоя не переносила стойкий, навязчивый запах этого шедевра отечественной парфюмерии, сохранившийся до сих пор, да и бабуля, надо заметить, практически никогда ими не пользовалась, щадя внучку.

«Ладно, другого все равно нет, а в магазин бежать некогда… В конце концов, красные розы символизируют любовь, так что не так уж и плохо… И потом, главное – содержание, а не обложка!» – уговаривала себя Зоя, продолжая морщиться. Внезапно ее взгляд упал на валявшийся на диване предпоследний номер журнала «Все звезды». Озаренная удачной идеей, Зоя принялась лихорадочно перелистывать его и вскоре наткнулась на подходящую по размерам цветную фотографию группы «Уматурман». Аккуратно вырезав фотку, Зоя полностью заклеила ею ненавистный букет.

«Ну вот, так-то гораздо лучше, – удовлетворенно вздохнула она. – Даже прикольней, чем пейзаж!»

Следующим пунктом программы являлось переписывание стихов в блокнот. Тут дело пошло без заминок. Переписывание стихов для своего любимого доставляло девушке неподдельное удовольствие. Она живо представила, как он будет читать их где-нибудь в укромном уголке, и уж после этого обязательно посмотрит на нее, Зою, совершенно другими глазами. Иначе и быть не может! А потом…Что будет потом, Зоя не очень четко представляла, да и запрещала себе думать об этом, помня о своих несбывшихся фантазиях, когда Вадим приходил к ней за книжкой. Одно она чувствовала абсолютно точно: ничего плохого в результате ее признания не случится. Не должно случиться, никогда!