Когда Зоя появилась в пиццерии, основная часть гостей во главе с самой именинницей уже оккупировала три столика, сдвинув их вместе. Ира Наумлинская возбужденно носилась между стойкой и приглашенными, выясняя гастрономические пристрастия последних.

– Всем привет! И от Чака тоже! – улыбнулась Зоя присутствующим.

Она поздравила именинницу, бросила куртку на свободный стул и огляделась. Да, почти все в сборе – неразлучные Лу с Черепашкой, Каркуша, строгая Снегирева, Володя Надыкто, трогательно пытающийся помочь Ире, неугомонный Ермолаев и Вадим. Он тоже здесь, сидит в торце стола в обнимку со своей гитарой, значит, будет петь…

Все уже расселись по местам и подняли над столом фужеры, когда в зал величаво вплыла Света Тополян. Вид у нее был загадочный.

– А вы знаете, кто сегодня будет услаждать наш слух? – спросила она, усаживаясь между Надыкто и Галей Снегиревой с таким видом, будто имела в виду себя. – Не знаете? Ну, так и быть, скажу. Сейчас здесь будет выступать группа «Смех»! Прикольно, да? – И Тополян смерила всех присутствующих таким горделивым взглядом, будто выступление вышеозначенной группы являлось не чьей-нибудь, а лично ее, Светы, заслугой.

– Клево! А ты откуда знаешь? Гонишь, что ли? Они же никогда заранее не афишируют, кого приглашают! – усомнился Ермолаев и добавил со знанием дела: – Элемент неожиданности, так сказать, входит в меню заведения.

– Да какая разница, откуда знаю! – раздраженно махнула рукой Тополян. – Знаю, и все. Одна сорока шепнула, устраивает?

За нее неожиданно вступилась Черепашка:

– Это скорей всего правда. Я тоже краем уха недавно на телевидении об этом слышала. Правда, название не упоминалось, просто было сказано: «В одном из молодежных кафе столицы выступит рок-группа „Смех“».

– Ну, раз Люся говорит… Значит, у нас сегодня будет «Смех» в «Гараже»! Прикольно, да? – моментально сдался Ермолаев, вздыхавший по Черепашке чуть ли не с первого класса.

Пока шли дебаты по поводу «Смеха», молоденькие официантки принесли ребятам дымящуюся ароматную пиццу с разными начинками, сладкую воду, коктейли и даже три бутылки шампанского с романтическим названием «Белый танец».

Зоя про себя решила, что спиртного она не будет пить категорически, разве что пригубит шампанского за виновницу торжества. Она почти не имела опыта таких застолий. Один только раз родители налили ей немного сухого вина на Новый год. И теперь Зое очень не хотелось экспериментировать со спиртным, да еще в присутствии Вадима. Ведь кто может знать, как на нее подействуют коктейли вперемешку с шампанским?

«Вот сижу и выделяюсь из толпы, – с усмешкой подумала Зоя, вспомнив бабушкин совет. – Только ОН этого совершенно не замечает».

Фишкин действительно не обращал на Зою никакого внимания, будто бы ее и вовсе не существовало. Но сейчас ей не было от этого горько. Она же понимала, что присутствие тесного круга одноклассников полностью исключало их с Вадимом игру «в гляделки».

«На уроках – другое дело, а здесь мы оба на виду», – старательно успокаивала себя Зоя.

К общему восторгу, Тополян оказалась права. К восьми часам вечера на маленьком возвышении в глубине зала, которое Зоя вначале даже не заметила, началось оживление, и вскоре весь зал загудел, зааплодировал, затопал ногами и даже засвистел от избытка чувств. На сцене появилась суперпопулярная рок-группа «Смех». Первые аккорды оглушили Зою, она поморщилась и поднесла было руки к ушам, но вовремя спохватилась. Еще не хватало уши затыкать, что подумает о ней Вадим! Что она только с веток спустилась?

День рождения был в самом разгаре. Ребятам даже удалось потанцевать под зажигательные ритмы «Смеха», хотя свободного места катастрофически не хватало – зал был полон, и танцевать хотелось всем. Зоя почти совсем освоилась и временами даже забывала, что привыкла стесняться, зажиматься и комплексовать.

«А вот интересно, если вдруг объявят медленный танец, пригласит меня Вадим? Или, может, сама решусь его пригласить? А вот возьму и приглашу, что тут такого?» – пришла в голову Зое убийственная по своей смелости мысль. Но «медляк» не объявляли, и ребята самозабвенно и конвульсивно дрыгались в бешеном ритме.

Боковым зрением Зоя вдруг увидела, что Тополян о чем-то беседует с Вадимом. Вид у нее был заговорщический, и Зою в самое сердце кольнуло смутное беспокойство.

«Зачем я с ней откровенничала? Я же ее совсем не знаю. Просто она тогда использовала мою растерянность, а я, как последняя дура, ей все сразу выложила… Люблю, мол, безумно…Фу, бред какой-то! Стыдно! Стыдно и страшно! Узнать бы, что она там ему нашептывает? В следующий раз умнее надо быть! Тоже мне – душа нараспашку! В наше время только у дураков души нараспашку!» – казнила себя Зоя, то и дело посматривая в сторону Тополян и Фишкина.

Внезапно ей очень жгуче, почти непреодолимо захотелось домой. Или хотя бы на улицу, на свежий воздух. Голова казалась чугунным котлом от дикого грохота, шума, от внутреннего напряжения, не покидавшего Зою с той самой минуты, как она увидела Вадима рядом с Тополян.

Пока Зоя раздумывала, уйти ей или остаться, музыканты объявили перерыв и покинули сцену.

– Фишка, а когда же ты нам споешь? Или ты гитару прихватил, чтоб за нее на обратном пути держаться? – сострил Юрка Ермолаев и сам же первый захохотал.

– Чего ржешь? Спою, конечно, только не ради твоих не особенно прекрасных глаз… У нас есть именинница, если ты помнишь, – беззлобно огрызнулся Фишкин и галантно обратился к Наумлинской: – Милая Ирочка! Позволь мне преподнести тебе сей скромный подарок: мои песни звучат сегодня для одной тебя! Надеюсь, остальные дамы меня простят…

– Давай, Фишка, не тяни! А то не успеешь всю программу выполнить – у музыкантов перерыв минут пятнадцать, не больше, а ты уже пять минут мозги паришь! – снова вклинился Юрка.

Володя Надыкто не произнес ни слова, но по его мрачному виду можно было догадаться, что он не одобряет ни поздравительной речи Фишкина, ни самого подарка. Зоя с любопытством взглянула на Володю. «Ревнует небось… А меня вот никто еще не ревновал», – вздохнула она.

А между Тополян и Фишкиным происходил примерно такой разговор:

– Что ж ты Зоечке внимания не оказываешь? Девочка вон аж извелась вся, сидит как потерянная, – вкрадчивым голосом начала Тополян.

– С какой это радости я должен ей внимание оказывать? – возмутился Фишкин.

– А на уроках с какой радости на нее пялишься? Я же все вижу! А между прочим, Зоечка, к тебе очень и очень неровно дышит. Может, хоть потанцуешь с ней, проявишь великодушие?

– Ты чего, Светка, пиццы переела? Вообще ты верно подметила: да, я смотрю иногда на Зойку, но это совершенно не то, что ты подумала. Я, видишь ли, в Художке учусь… Ну, там живопись, графика, скульптура и все такое. – Вадим издал тяжелый вздох. – Дело это нелегкое, конечно, но мне оно по вкусу пришлось, да и препод хвалит, говорит, способности у меня немалые… Да, так вот… – Фишкин картинно почесал указательным пальцем правую бровь и продолжил усталым тоном: – А в задачу художников, Светочка, если ты не в курсе, помимо прочих упражнений, входит тренировка зрительной памяти. Надо запомнить, например, чье-нибудь лицо детально, а потом сесть и портрет написать. Только лучше, чтоб лицо было заурядное, неяркое, из толпы, чтоб задачу, так сказать, усложнить. Усекла? Вот я и выбрал Колесниченко. С такой внешностью ее год можно запоминать – не запомнишь. Но тем интереснее…

– Ну и как, портрет получился или ты еще в процессе изучения объекта? – проворковала Тополян, мучительно соображая, правду ли сказал ей Фишкин или же виртуозно выкрутился.

– Да как сказать… – замялся Вадим. – Если честно, не очень получается, времени нет серьезно поработать. Но получится обязательно, уж будь спок!

– А покажешь, когда нарисуешь? – не отставала Тополян.

– Заметано, – отрезал Фишкин и демонстративно отвернулся от девушки.

Ему основательно надоел этот дурацкий разговор. Вадим устал от собственного вранья. Ни в какой Художке он не учился, слишком для этого был ленив и необязателен, хотя по настроению иногда рисовал, и довольно неплохо, особенно портреты. Вообще врать Вадим не любил, утомительное это занятие, потому и врал только в крайних случаях. В таких, например, как этот.

«Глупо, конечно, оправдываться… Какое ей дело, блин, на кого я смотрю? Ну, кажется, поверила, а то еще разнесет по всему классу, что я в эту мышку закомплексованную втюрился. Вот это будет прикол!» – Фишкин представил себе эту нелепую ситуацию в лицах и даже прыснул от внезапного приступа смеха.

К счастью, Ермолаев напомнил ему, что наступил подходящий момент для пения, и Вадим не без удовольствия переключился на Наумлинскую. Ему нравилось дразнить ревнивого Надыкто.

Он удобно и основательно устроился на стуле, проверил, устойчиво ли лежит инструмент на коленях, прежде чем начал тихонько, как бы нехотя перебирать гитарные струны.

Лу, обведя взглядом присутствующих, толкнула Черепашку в бок и прошептала ей на ухо:

– Слышь, Че, на Зою погляди! А ты еще сомневалась. У нее же все на лице написано. Значит, Светка не врала, когда туманно намекала на ее особое отношение к Фишке! Как думаешь, а?

– Я думаю, что это не ее дело и не наше тоже. Тополян-то чего парится на эту тему? Не понимаю! Разве что из вредности… Хотя, наверно, предупредить Зою не мешало бы.

– О чем ты ее предупреждать собираешься? – вскинула свои тонкие, словно нарисованные брови Лу.

– Как это «о чем»? – уставилась на нее Черепашка. – Зоя наверняка думает, что Фишка – сказочный принц, весь такой белый и пушистый! Только как бы это сделать, ну-у… поделикатнее, что ли…

– Да чего тут деликатничать! – возразила Лу. – Или говорить прямо, или вообще пусть все идет своим чередом! Пусть сама разбирается.

– Нехорошо как-то получается, – покрутила головой Черепашка. – Мы с тобой, как две сплетницы, обсуждаем личную жизнь человека за его спиной… Я так не люблю.