— Наверное, потому, что все время тебя хочу и думаю, как бы это устроить прямо сейчас.

— Хорошая мысль! — улыбнулся Илья. — Есть несколько вариантов — прямо сейчас в машине, но увидят все проходящие и проезжающие мимо. В моем кабинете, но Ольга догадается сразу, а потом вся контора. Можно зайти в туалетную кабинку, а можно на пару часов заехать ко мне домой. Что выбираешь?

— Домой! — засмеялась Анна. — Люблю все делать с комфортом.

Илья махнул рукой официанту, подзывая его для расчета.

— Тогда домой, и быстро! У меня сегодня куча дел.

Он почему-то не очень любил приводить ее к себе, предпочитал приезжать к ней на Мичуринский и оставаться на ночь. Первый раз, когда они были у него, Анна тактично не стала осматривать его квартиру, а может, весьма продуманно, бог знает, но ему было приятно. Но во второй раз она заинтересовалась Юлькиными картинами и спросила:

— Можно?

— Смотри, — разрешил широким жестом Илья. Он не любил, когда кто-то смотрел Юлькины работы, — только он, как ему казалось, по-настоящему их чувствовал и понимал.

Анна обошла всю квартиру, внимательно и вдумчиво рассматривая каждую картину, вернулась в гостиную, с которой начала осмотр, к «Поиску».

— Это писал один художник? — спросила она.

— Художница, — буркнул недовольно Илья.

— Сильно. Необычно. Мне понравилось.

— Но?.. — спросил он, уловив по ее тону, что будет продолжение.

— Но странно, — решила Анна высказать свое но. — Написаны такие разные настроения, диаметрально противоположные, создается впечатление, что писали это разные люди. Прага потрясающая: передан ее дух, прозрачность и тяжелое Средневековье одновременно. Очень выразительные полотна — летящие, радостные, без однобокости восприятия. А от «Старушки» я глаз отвести не могла! Я бы у тебя ее купила за любые деньги!

— Увы! — развел руками Илья. — Не продается. Черт возьми, ему было приятно слышать такой профессиональный отзыв о Юлькиных картинах! Анна села на диван рядом с Ильей и указала рукой, в которой держала бокал с вином, на «Поиск»:

— Но вот эта картина…

— Что? — заинтересованно спросил он.

— Если в других можно увидеть руку одного художника, эта словно написана другим человеком. Мрачная. Тревожная. Слишком много боли. Изломанные квадраты, фиолетовые сполохи, красный, почти разорванный рот, незаконченные, обрывающиеся геометрические формы, удерживаемый ладонями огонь. Сплошные страдания, изломы, разрывы. Такое впечатление, что писал человек измученный. Больной. Зачем ты ее здесь повесил? Ведь это место твоего отдыха, картина тут неуместна; извини, но ты сам спросил мое мнение. Здесь гораздо лучше смотрелся бы тот крымский пейзаж, который висит на кухне. Светлый, легкий, кажется, чувствуешь запах моря. Кстати, а можно познакомится с этой художницей? Я бы не задумываясь переманила ее к нам работать на очень большие деньги.

— Нельзя ни познакомится, ни переманить. Она занимается дизайном и сейчас не живет в Москве, — ответил, стараясь быть любезным, Илья.

Он не расстроился, а остыл и как-то даже расслабился — не поняла!

Ни черта не поняла ни про саму картину, ни про него, ни того, почему он повесил работу именно здесь. Только Юлька услышала каким-то внутренним чутьем, что происходило в нем, и передала все в красках, уж у нее-то не возникло вопроса, почему «Поиск» висит здесь, она почувствовала все без лишних слов и разъяснений.

«Нет, нет, дорогой! Никакой Юльки! Все! У нее своя жизнь, у тебя своя! Порознь! И, слава богу!» — сразу же запретил он себе представлять, какой «своей» жизнью она живет и с кем.

Илья стал все чаще обдумывать идею жениться на Анне. Словно подготавливая долгосрочный контракт, он продумывал все плюсы этого решения, склоняясь к мысли, что он прав и надо начинать новую жизнь, да и с Тимкой рядом должна быть женщина.

Тимошка скучал по матери, раз в неделю они разговаривали по телефону, он рассказывал Лене о своей жизни: что делает, где бывает, чем занимается. Тимка проводил большую часть времени с бабушкой и дедушкой. Илья по обыкновению много работал, к тому же старался не посвящать сына в перипетии своих отношений с женщинами, поэтому забирал его у родителей в основном на выходные. Предпринимавшиеся несколько раз попытки найти няню, чтобы сын жил дома и под присмотром, не увенчались успехом.

Тимка трудно, опасливо сходился с незнакомыми людьми, особенно с женщинами. Общение с нянями заканчивалось ревом и надутыми губами, и Илья забросил это безнадежное предприятие. Мама, восстановившись после аварии, с удовольствием занималась внуком и неоднократно предлагала:

— Давай съедемся, будем жить вместе. Найдем большую квартиру, такую, чтобы мы с отцом не мешали твоей личной жизни, при этом Тимка будет жить с тобой, а мы за ним приглядим.

Илья неоднократно обдумывал этот вариант, но, зная, как болезненно родители относятся к его холостяцким вольностям, оттягивал решение этого вопроса.

А вот жениться, пожалуй, стоило.

Анна будет заниматься Тимкой, она, конечно, тоже много работает и карьеру свою не оставит, но пойдет на уступки, пересмотрит рабочий график — все-таки семейная жизнь, ребенок.

Он неожиданно решил, что прежде, чем делать предложение Анне, должен сам, лично, посмотреть, как и с кем живет Юлька. Он хотел убедиться, что был прав! Прав! Что нет у него даже призрачной надежды!

Илья придумал себе командировку в Санкт-Петербург. Командировка была совершенно реальной, но, как и в случае с Прагой, он вполне мог не ездить. Его питерские партнеры, находящиеся рангом намного ниже, чем фирма Ильи, были весьма заинтересованы в контракте и по деловому этикету должны были приехать в Москву. Но Илья, сославшись на еще одну деловую встречу в городе на Неве, изъявил желание прибыть сам.

Продумав тактику и стратегию предстоящей встречи далеко не с партнерами, к которым летел, Илья позвонил Расковым за несколько дней до Нового года. Трубку подняла Марина.

— Марин, привет, это Илья, — поздоровался он.

— Илюша! Привет, как я рада тебя слышать! Сто лет не общались и не встречались! — обрадовалась ему Марина.

— Я тоже рад тебя слышать. Игорь дома? — с напряжением в голосе спросил он. — Я, собственно, вот чего звоню: я сегодня улетаю по делам в Питер. Может, надо Юльке что передать?

— Ой! Надо передать, обязательно! — воскликнула Марина. — Это замечательно, что ты сможешь с ней увидеться! Она собиралась к нам на Новый год, но у нее не получается. Юлька делает дизайн квартиры какой-то трудной клиентке и будет доделывать его до самого праздника. Игорь! — закричала Марина. — Это Илья звонит, он в Питер едет, может, Юльке от нас посылку передать!

— Я стою у тебя за спиной, чего ты кричишь? — весело спросил Игорь.

Илья услышал их диалог и усмехнулся. Это были самые родные для него люди, он восхищался их взаимоотношениями и тем, что они сумели сохранить тепло и любовь друг к другу за столько лет! Они помогали ему, и спасали, и выручали, и учили своим примером отношениям в семье.

Они подарили ему Юльку!

«Стоп! Ты собрался жениться на Анне! — в который раз остановил он себя. — Значит, все только в этом ключе — и ничего более!»

Расковы приготовили дочери кучу подарков. Марина уложила в собранную для Юльки сумку какие-то вкусности к праздничному столу — доченька их обожала, а готовить умела только мама! Илье дали Юлькин адрес и телефон и, когда он заехал за передачей, успели рассказать о ее достижениях.

Илья слушал, улыбался, поддакивал, и у него портилось настроение.

«Московского гостя» встречали честь по чести. Расчувствовавшиеся от его личного прибытия потенциальные партнеры отвезли его в лучшую гостиницу, предложили любой вид отдыха с намеком на девочек. Илья вежливо отказался и предложил заняться делом, невзирая на позднее время суток.

Про себя он все решил, посчитал и, проводя переговоры, делал заинтересованное лицо, не слушая, что там рассказывают господа переговорщики, расписывая перспективы, — он знал, на каких условиях подпишет данный контракт.

Илья ожидал предстоящей встречи. С Юлькой. И ничего не мог поделать с прокручивающимися в голове сценами их ночи.

Он познал ее всю, как только может познать мужчина женщину, и, черт его возьми, — хотел! Хотел. Гораздо больше, чем раньше, когда не имел такого знания, когда не знал, какой у нее запах и вкус кожи, как матово она светится в темноте, как загораются ее бирюзовые глаза, когда он в нее входит, как она тихо вскрикивает и орет во все горло, достигая вершины, не признавая никаких условностей и полутонов! Господи! Как же он ее хотел! Все нормальные мужики поймут эту безудержную тягу к женщине, это убивающее сознание, отказывающееся слушать какие бы то ни было резоны желание!

Сумасшедшая страсть мужика, которая, если вырвалась из-под контроля, не оставляет тебе шансов! Тебя не остановит ничто — ни сознание и понимание, что ты приносишь несчастье и страдания родным и близким, ни догадка, что ты разрушаешь себя, пуская свою жизнь под откос и теряя по ходу «действия» друзей, родных, привычный образ жизни!

Черт бы все побрал!! Как с этим жить?!

Ложиться в постель с другими бабами, когда попробовал нечто наивысшее?! Как жить с тем, от чего сам сознательно, подчиняясь условностям, отказался?!

А вот так — вяло, постно, вполсилы, вполжизни, довольствуясь тем, что имеешь, — хорошим, достойным сексом, красивой, умной женщиной рядом, спокойным течением бытия!

Вот так!

«Анна! Думай только о ней! — заклинал себя Илья. — Вспоминай ее! С ней тебе будет спокойно и устойчиво, с ней тебе не грозят никакие разрушительные страсти! Она хороша в постели, с чем можешь себя поздравить! А Юлька — было и прошло, не воротишь! Да и незачем! Вот сейчас увидишь, убедишься, что с ней все в порядке, и отпустишь ее внутренне! И все! Все!»