Илья поддерживал ее под локоть, помогая подниматься по ступенькам. Он поставил на пол, прислонив к стене возле знакомой двери коробку с картинами, которые Юлька привезла Кириллу с Карелией в подарок, чмокнул ее в нос.

— Нельзя! — наконец соизволил ответить Илья. — Он в тебя влюблен и наверняка надеялся, что ты сбежишь от меня к нему. Теперь мои права на тебя видны всем, и никто не может их оспорить! Пусть твой Кирилл увидит, что надежды у него нет!

Юлька была на шестом месяце беременности.

— Ах, вот почему ты отказывался меня везти и мне не давал ехать! — ахнула Юлька и шлепнула его по рукам.

— Стратегия! — рассмеялся Илья. — Доказательство того, что ты принадлежишь мне, идет впереди тебя!

Илья еще раз поцеловал ее в нос и пошел к лестнице.

— Ты не зайдешь? — спросила Юлька.

— Нет, вам надо поговорить, а парню совсем не обязательно видеть счастливого соперника. Я в машине подожду, — великодушно откликнулся Илья.

Он быстро и легко стал спускаться по ступенькам, что-то насвистывая. Юлька рассмеялась. Перегнувшись через перила, крикнула вслед:

— Ты ведешь себя как сытый самодовольный кот, наевшийся сметаны!

— А я такой и есть, Рыжик! — весело ответил он.

Юлька махнула ему рукой и вернулась к двери. Потом решительно вдохнула и нажала на звонок.

— Привет, Кирилл! — поздоровалась Юлька, когда он открыл дверь.

— Юля? — удивился Кирилл.

— Возьми, пожалуйста, коробку, — попросила она. — Это картины для тебя и Кары.

Юлька привезла две новые работы. Она рисовала специально для них, вспоминая время, проведенное в Санкт-Петербурге.

Кирилл с Карелией зимой собрали ее вещи и отправили машиной в Москву. Юлька не знала, как их благодарить, — самой ей было некогда этим заняться, она не могла оторваться от Ильи. Кара смеялась по телефону, когда Юлька рассыпалась в благодарностях.

— Да брось ты! Все понятно, тебе не до вещей, у тебя затянувшийся медовый месяц!

— Что-то в этом роде! — смеялась в ответ Юлька.

Юлька рассказала Кириллу о своих делах, хотя, как сказал Илья, все и так было видно. Беседа была непринужденной, легкой, оба обходили тему его признаний в любви и ее побега.

И все же, когда Юля собиралась уходить, Кирилл неожиданно сказал:

— Знаешь, когда ты сбежала, я так разозлился, ну как это меня, такого офигенного мужика, и бросили, проигнорировали, предпочтя другого! Хотел все твои вещи и картины выбросить, пил три дня. А когда первая шоковая реакция прошла и я смог рассуждать трезво, то неожиданно понял, что ничего бы у нас с тобой не сложилось.

Юлька притихла и посмотрела на него внимательно.

— Как оказалось, я тебя и не знал совсем, не понял, не раскусил твоего характера. Это ты тихая была потому, что боль свою переживала, раны лечила и не знала, как тебе жить дальше. Ты просто устала за много лет от своих мучений. А когда ты рванула раздетая, в одних тапочках, по морозу, я понял, что в тебе такое неистовство есть — безудержное, наотмашь, рыжее, огненное! И живешь ты так, это твое нутро, которое ты здесь совсем не проявляла. И я понял, что не потянул бы на такие страсти. Я другой, мне нужна женщина, для которой я непререкаемый авторитет, которая никогда не будет делать наперекор, если я так решил. Я не смог бы долго ладить с твоим темпераментом, твоей самостоятельностью. Не потянул бы! У тебя все на полную катушку — жизнь, любовь, нелюбовь, творчество! Ты сильнее меня, а этого я не приемлю, когда женщина сильнее меня! Ладно, Рыжая, проехали! Считай это моим преклонением перед тобой как личностью!

Он усмехнулся и поцеловал ее в щеку, прощаясь.

— Будь счастлива, Рыжая!

— Буду! — пообещала Юлька.


ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ


Иногда Илья просыпался по ночам. Он осторожно выбирался из постели, чтобы не разбудить Юльку, и шел проверять детей. Он заходил в комнату Тимки, поправлял на нем одеяло, гладил по голове, стоял, смотрел на старшенького сына, он был уже совсем большой — одиннадцать лет!

У Тимки начинался подростковый возраст, который нисколько не испортил его характер. Они пережили Ленины отчаянные попытки забрать Тимку в Америку в прошлом году. Илья не возражал, но настоял на том, что сын сам должен решать — ехать ему или остаться. Они собрали семейный совет, говорили о том, что ему даст жизнь в Америке, рассказали о. перспективах, стараясь не давить. Лена была уверена, что сын поедет, но Тимка, выслушав всех, твердо отказался. Все были поражены! Как?

— Мам, я тебя люблю и буду приезжать к тебе каждые каникулы, но жить я буду здесь, с папой!

Лена уговаривала, рыдала, просила, обвиняла Илью, но Тимка, проводя с ней все время, пока она была в Москве, что-то ей объяснил, и она успокоилась. Юлька с Ильей были поражены силе его характера и спокойной убежденности в своих решениях. Да, мальчик растет, он станет настоящим мужчиной!

Илья выходил из комнаты Тимки и шел во вторую детскую. В этой детской горел ночник — смешной пузатый гном со светящимся фонарем в руке. Юлька купила его в Австрии, в деревенском магазине, когда они ездили вдвоем отдыхать.

Пятилетний Федор спал, раскинув руки и ноги, сбив в кучу одеяло, тихонько посапывая во сне. Илья улыбался, расправлял одеяло и укрывал сынишку — дело в принципе бесполезное, через минут десять одеяло будет в том же состоянии — в куче где-нибудь сбоку. Илья целовал Федора в макушку и переходил к другой детской кроватке, в которой спала полуторагодовалая Катерина.

Папина дочка! Любимица всей семьи.

Проверяя по ночам детей, Илья всегда испытывал такие сильные, непередаваемые чувства — перехватывало горло и грудь сжимало от любви и нежности к детям. Он так и не привык к этим чувствам, каждый раз переживая их как впервые.

Катьку Илья вообще не спускал с рук. Он приходил с работы, переодевался, умывался, брал дочь на руки и ходил с ней — ел, смотрел телевизор, покачивал дочку, пока она не уснет.

Проверив детей, Илья возвращался в кровать. Прижимал осторожно Юльку к себе, но она все равно просыпалась, чувствуя его настроение даже во сне. Вот и сегодня она уткнулась ему в плечо и сонно прошептала:

— Ты знаешь, что это странно — бояться счастья! Все люди боятся быть несчастными, а ты наоборот.

— Я не боюсь быть счастливым! — зашептал Илья. — Я оберегаю наше счастье, проверяю его! Спи!

— Я твое счастье и дети! Чего нас проверять — здесь мы! — усмехнулась, не проснувшись до конца, Юлька.

— Я на страже Родины, поэтому в доме все в порядке, — бодро откликнулся Илья.

— Пограничник ты наш, может, тебе Трезора завести? — хмыкнула Юлька.

— Ты сдалась и согласилась на собачку? — поддел ее Илья.

Тимка с Федей клянчили у них разрешения завести собачку. Юлька отстаивала свое категорическое «нет», даже когда Илья давал слабину, не выдерживая умоляющих мордашек и детского нытья.

— Ни в жисть! — улыбнулась Юлька, не открывая глаз.

— Даже если мы купим дом и переедем за город? — поинтересовался Илья, выдав планы, которые вынашивал последнее время.

— Дом? — мгновенно проснулась Юлька.

— Дом, — подтвердил Илья. — Правда, не сразу, не завтра — таких денег одномоментно я достать не могу, но очень скоро, и это вполне реально.

— Я сейчас проснусь и начну думать! — сказала Юлька.

Илья тихо рассмеялся и поцеловал ее в лоб.

— Спи. Завтра подумаешь.

— Ладно, — сразу согласилась она, — а дизайн в доме я сделаю сама!

— Договорились! — улыбнулся Илья.

— И обязательно цветы, много цветов! — шептала засыпающая Юлька. — И деревья, лучше хвойные, разные.

— Сколько захочешь! — соглашался Илья.

Юлька посопела, поерзала, устраиваясь поудобней у него на плече, и совсем уж тихо, почти во сне, добавила:

— И ладно, так уж и быть, заведем тебе Трезора — будете вместе с ним охранять владения, обходя территорию по ночам. Чем тебе не охрана Родины?