Она подробно рассказала им обо всем, что ей пришлось пережить за последние два дня. Она уже дошла до того места, когда механизм сломался и гигантская линза остановилась, когда Бартоломью пронес ее в ворота и понес ее к порогу своего, а не ее дома.

– Бартоломью, это же твой дом!

– Я помню об этом, – спокойно ответил он, даже не моргнув глазом, нежно держа ее в руках. – С этого момента это теперь и твой дом. Ты больше не будешь ночевать в доме Причарда, а я не буду больше ночевать без тебя. Но спать мы будем в разных кроватях, конечно, – добавил он, чтобы пощадить уши ее отца, который шел за ними.

Скотт понимающе улыбнулся Бартоломью и громко прочистил горло.

– Я, пожалую, схожу за доктором Уиллсом, пока ты здесь будешь спорить со своей будущей женой о том, что сначала: постель или ванная.

– Конечно, ванная, папа, – сказала Эри, – так что приводи доктора через полчаса.

– Нет, лучше прямо сейчас, – тон Бартоломью был подозрительно мягким.

Когда он внес ее в дом, он сказал ей внезапно охрипшим голосом:

– Орел, помнишь об этом, нимфа? Это значит, что я больше и сильнее.

Но она задиристо ответила:

– А кто из нас более упрям?

Той же ночью, когда отец Эри уснул на мансарде, Бартоломью вошел в свою старую спальню и тихонько закрыл за собой дверь. Ложась в постель, он с нежностью посмотрел на женщину, которая уже спала под покрывалом. Ее фигурку освещали мириады звезд, заполнивших чистое, темное небо, на котором не осталось ни малейшего следа прошедших штормов.

Доктор Уилле сказал, что раны Эри заживут через несколько дней. Он прописал ей несколько дней отдыха и вернулся к своих пациентам, в дом помощника смотрителя. У Сима было сотрясение мозга, но он потихоньку поправлялся, и доктор сказал, что все обойдется без серьезных последствий. Из плеча Причарда извлекли пулю. Его жар прошел, и Бартоломью долго разговаривал с ним о будущем.

Бартоломью сел на край матраца и легонько погладил родинку над верхней губой. Эри открыла глаза и улыбнулась.

– Не возражаешь против моей компании? – полушепотом спросил он.

Ее улыбка стала шире.

– Против твоей не возражаю, – предвкушение сладко засосало у нее под ложечкой, когда она смотрела, как его большие руки, расстегивали пуговицы на рубашке. Мышцы играли на его груди, покрытой темными волосами, – он снял одежду и бросил ее на пол. Когда он стал расстегивать брюки, тепло волной пробежало по ней, и сон как рукой сняло.

Бартоломью видел, как ее глаза заблестели, увидел, как она выгнулась под одеялом и как се лицо осветила улыбка хищника, который знает, что его вторая половина страстно желает его. Гордая улыбка собственника.

У Эри перехватило дыхание, когда он сбросил брюки и остановился перед кроватью. Она смотрела на его обнаженную первобытную красоту. Когда она смогла наконец вздохнуть, она подняла одеяло в немой просьбе, и он нырнул к ней.

Они долго смотрели друг на друга: ее стройное белое тело, оголенное до пояса, грациозное и прекрасное; его мускулистые широкие плечи, как у какого-нибудь древнего языческого божества.

– Бартоломью, – наконец прошептала она.

В ответ он положил ладонь ей на грудь, чтобы она почувствовала, как он дрожит.

– Я весь в огне. Я так хочу тебя! Как будто боги проверяют, смогу ли я выдержать. И если не смогу, то ты исчезнешь, просто растворишься в воздухе, как фея или нимфа.

Ее голос зазвучал в темноте мягко, но уверенно:

– Я не фея и не нимфа. Я просто женщина, которая отдала свое сердце мужчине и которая сейчас хочет отдать ему свое тело.

– Господи, как же я тебя люблю!

Его губы нашли ее. Его уши услышали гортанный звук, похожий на урчание кошки, на который отозвалось все его тело. Этого легкого прикосновения было достаточно, чтобы зажечь огонь желания, чтобы он разгорелся ярким костром. Те чувственные воспоминания и фантазии, которые по ночам снились им с той их встречи в домике Апхемов – по новому расцвеченные тем их днем в лесу, после которого прошло уже чуть больше недели, – теперь ожили, когда их губы и руки искали, находили, дразнили и дарили удовольствие друг другу.

Хотя они подарили друг другу свои сердца уже давно, сейчас они принадлежали друг другу по-новому – открыто, честно. И потому, что теперь к их любви больше не примешивались стыд или чувство вины, страсть, пылающая между ними, казалась до боли новой и по-новому драгоценной. Для Эри это было воплощение всех ее самых сокровенных мечтаний. Теперь она знала, что у нее есть сильный мужчина, который сможет повести ее за собой: защитник, добытчик, друг, любовник и любимый. Где бы ни была Деметрия Скотт в этот момент, она наверняка улыбалась.

А для мужчины, который лежал сейчас в постели рядом с ней, годы одиночества, холода, разочарования и нужды отошли в сторону, как отходит шелуха от семян, когда те готовы развиваться и вырастать в сильное, большое, прекрасное зеленое растение.

И, когда он погрузился в теплое зовущее тело Эри, он знал, что жизнь – и он вместе с ней – никогда больше не будут такими, какими они были до этого.

Бартоломью Нун почувствовал себя заново рожденным.

ЭПИЛОГ

– Мама, мама!

Дверь распахнулась, и в кухню вбежала маленькая девочка.

– Что там? – спросила Эри, отвернувшись от мойки, в которой она мыла горох.

– Я нарвала тебе цветов, – сказала пятилетняя дочка, протягивая ей запачканной ручонкой букет.

Эри нежно улыбнулась, принимая букет маленьких белых цветов.

– Ты принесла мне цветы, Деми! Они такие красивые. Где ты нашла их?

– Я не могу тебе сказать этого, мама. Это секрет.

Эри улыбнулась, когда маленькая дочка побежала на улицу к своей старшей сестре, которая сидела на пороге и смотрела, как в ящике три маленьких енота прижимались к своей маме. Две головки склонились над ящиком прямо под окном кухни – цвет их волос был настолько же разным, насколько различались характеры обладательниц этих пышных грив. Восьмилетняя светловолосая Марта-Анна была послушным и воспитанным ребенком, тогда как темноволосая Деметрия, которую мама ласково называла Деми, была непоседливой, дерзкой и упрямой.

Рядом с девочками сидел Аполлон – постоянный их телохранитель. За прошедшие девять лет, с тех пор как Эри нашла его в лесу полудиким и полуголодным, пес стал намного спокойнее. Как бы прочитав ее мысли, он поднял свою лохматую голову и посмотрел на Эри, зевнул и положил голову на лапы.

Эри не слишком хотела выяснять, где Деми нарвала эти цветы. У нее на родине они росли повсюду, а здесь, на мысе, было только одно место, где росли эти белье цветы, которые она так любила.

Лесные нимфы. Как они смеялись с Бартоломью, когда через год обнаружили эти цветы там, на той волшебной поляне, где они в первый раз занимались любовью!

Столько воды утекло с тех пор. Бартоломью опять стал главным смотрителем. Причард женился на Нетти и успешно продолжал работу над созданием своей собственной бейсбольной командой. Чтобы быть поближе к дочери и внучкам, Джеффри Скотт переехал в Тилламук и открыл адвокатскую контору.

О головокружительных подробностях его первого дела до сих пор болтали в городе за чашкой чая. Тогда его клиентка встала перед судьей и бесстыдно потребовала расторжения брака, заявив, что, хотя ее брак и был фиктивным, она беременна от другого человека. Кроме того, муж женщины заявил, что является отцом ребенка, матерью которого будет некая Нетти Тиббс, известная в городе как «гулящая». Бормоча что-то про распутное и необдуманное поведение теперешней молодежи, судья немедленно объявил брак Эри Скотт и Причарда Монтира расторгнутым. В пятницу, 3 июля 1891 года, Эри стала миссис Бартоломью Нун.

Старый Сим, как будто бы отказываясь жить в следующем столетии со всеми изменениями, которые оно принесёт, такими, как телефон или безлошадные повозки, тихо умер от сердечного приступа в канун Рождества 1899 года. Его старая трубка так и осталась зажатой у него в руке. Каждый раз, когда Эри вспоминает об этом, у нее на глаза наворачиваются слезы.

Но год 1900 был примечательным для семьи Нунов не только тем, что это было началом нового века. Через несколько недель после Нового года они уехали с маяка. Закончив наконец заочные курсы ветеринарии, Бартоломью решил работать в ветеринарной клинике Роберта Нуна, по специальности «птицы и дикие животные».

Предстоящий переезд вызывал у Эри смешанные чувства. Кейп-Мирс все эти годы был для нее не просто домом – это был стиль жизни. Это была свобода. Это была любовь. Но, тем не менее, жизнь в городе имела свои преимущества, и она это понимала. Там ей будет проще продолжать свою работу по защите прав женщин. Кроме того, она могла бы еще и продолжать работу Хестер в организации с длинным названием «Женщины Тилламука за умеренность».

– О чем это ты опять задумалась?

Эри повернулась к мужу, который стоял у двери. Ее губы расплылись в улыбке. За все эти годы не изменилось только одно – он оставался таким же красивым, как тогда, когда она впервые увидела его. Тогда он стоял на платформе, окутанный паром паровоза, доставившего ее в Орегон на свадьбу с человеком, которого она никогда до этого не видела.

Бартоломью смотрел на нее, и его темные глаза стали еще темнее, и она знала почему. Где-то глубоко внутри она почувствовала легкое пощипывание, тепло волной покатилось по животу.

Он медленно пересек комнату и остановился рядом с ней.

– Ты смотришь на меня глазами, полными огня, миссис Нун.

– Правда? – подразнила она его. – Какого огня?

– Того, который мне больше всего по душе.

Он опустил глаза и увидел цветы, которые она держала в руке, сразу же узнав их.

– Ты была на поляне без меня?

– Хм. А что, если и была?

Бартоломью привлек ее к себе. Его голос стал низким и хриплым, когда он прижался лицом к ее шее.

– Говоришь, ты была там одна? А лучше всего вообще не ходить туда без меня.