Впервые за месяцы работы в «Зималетто», Катя осталась не удел во время совета директоров. Ходила по президентскому кабинету, постояла у окна, а сама чутко прислушивалась к тому, что происходило в конференц-зале. Оттуда доносились голоса, негромкие, вполне умиротворённые, иногда смех, и только однажды Александр Юрьевич зычно потребовал у Виктории кофе, только горячий и свежесваренный, а не ту бурду, что она обычно ему приносит. И, кажется, Катю никто не хватился. Не появилась она, и ладно.

Интересно, когда Андрей собирается сообщить новость? А ведь она ещё потребовала, чтобы он объявил о своём желании — собственном желании — жениться на ней. Когда он скажет? Или надеется, что сегодняшний вечер всё изменит, поэтому и не торопится?

Мысль о предстоящем разговоре заставила ещё сильнее занервничать. Катя вдруг поняла, что боится встречи с Андреем, и не вечерней, а той, которая произойдет, как только совет закончится. Жданов вернётся в свой кабинет, посмотрит на неё, а она без сил совершенно. Без сил, и окончательно потерявшая уверенность.

— Ты куда? — удивилась Клочкова, когда Катя вышла из кабинета с сумкой на плече. Виктория разливала кофе по чашкам, и на Пушкарёву, отправившуюся куда-то по своим делам, посмотрела, как на врага.

— Ухожу.

— Надеюсь, совсем?

— Боюсь тебя огорчить, но нет, завтра вернусь.

— Завтра? На весь день уходишь? — Вика подбоченилась. — А Андрей тебя отпустил?

— Он не будет против, — заверила её Катя и решительно направилась к выходу.

Андрей за весь день ей так и не позвонил. У Кати мелькнула мысль, что он её хватиться может, но если это и произошло, то сообщать об этом ей, Жданов не стал. Хотя, правильно. День совета директоров — это день семьи для Ждановых и Воропаевых. Пара часов в зале заседаний, потом семейный обед, обмен новостями, родственное общение… Андрей зачастую все дела в сторону отодвигал, чтобы побыть с родственниками. Также поступал и Александр Воропаев, а это уже что-то да значит. Вот только этот вечер был отдан ей, Кате Пушкарёвой. Можно считать это привилегией и даже роскошью. Правда, радости никакой.

Пойти домой Катя не решилась. Родители начали бы расспрашивать, что у неё такого необычайного случилось, что она смогла уйти с работы ещё до обеда. Кате пришлось бы что-то придумывать, а то и признаваться в том, что замуж собралась, но как выдержать расспросы родителей — не представляла. Особенно сейчас, когда сама до конца уверена не была, что её планы осуществятся. Всё вспоминала слова и выражение лица Андрея, когда он приглашал её вечером к себе. Многозначительное. Что-то он задумал.

Но с другой стороны, даже интересно, сможет ли он её переиграть. Какие козыри у него в рукаве.

Торговый центр, в который она зашла, был огромным. Три этажа вверх, три этажа вниз. Катя постояла у перил, полюбовалась блеском витрин и яркостью вывесок, потом вниз посмотрела, на фонтан. Откуда-то сверху неслась музыка, люди гуляли по этажам, делали покупки, и, судя по их улыбкам, это доставляло им удовольствие. Проходя мимо свадебного салона, Катя у витрины остановилась, разглядывая свадебные наряды. Попыталась себя представить в одном из них, но затем разглядела своё отражение в стекле, и приуныла. Зачем-то поправила воротник белой офисной блузки, отстегнула брошку и убрала её в сумку.

Конечно, никакие свадебные платья она смотреть не пошла. Вдруг не по себе стало, мурашки по коже, даже кончики пальцев онемели. Она замуж выходит, но сделает ли её это по-настоящему замужней женщиной?

— Вам чем-нибудь помочь?

Катя в смятении посмотрела на подошедшую девушку-консультанта.

— Да, я вот… пытаюсь выбрать.

— Вам нужен деловой костюм?

— Может быть. Что-нибудь… неброское.

Девушка смотрела Кате в глаза, улыбалась, но Пушкарёву её дружелюбие обмануть не могло. Она знала, что её уже заранее осмотрели с головы до ног, оценили, вынесли вердикт и теперь лишь выполняют свою работу. Катя всё это ненавидела. Ненавидела делать вид, что не понимает и не замечает чужие взгляды, ненавидела бездумно кивать, когда ей молоденькие продавщицы рассказывали о последних тенденциях в моде, но больше всего ненавидела примерочные, где она оставалась один на один с зеркалом и новым нарядом. Который хоть и был модный, но совершенно ей не шёл и сидел ужасно. Так было почти всегда. В девяти случаях из десяти.

И сегодняшний поход по магазинам исключением не станет, Катя была уверена. Но ей нужно было что-то новое, на что можно отвлечься. Что-то, что поможет сбить Жданова с мысли, когда он попытается найти слабое место в её плане на их жизни.

— Вам не идет коричневый, — авторитетно заявили ей. — Может, стальной? Это очень стильно.

— Нет. — Катя уверенно покачала головой. — Лучше серый.

— Но стальной лучше.

— А возьму я серый.

— Вам, конечно, виднее.

Пушкарёва согласно кивнула. Ей точно виднее.

Помимо костюма купила пару блузок и чёрные брюки. Они обтягивали её бёдра сильнее, чем Катя привыкла, но с одной из блузок смотрелись весьма неплохо. Она долго крутилась перед зеркалом, сомневаясь, и в другой ситуации не купила бы одежду, в которой чувствовала себя неуютно, но помня о предстоящем визите к Андрею, решила рискнуть. Пусть он гадает, или даже злится на неё, пусть уверится в том, что она корыстная, как он считает, и всё давно продумала в деталях, чем лезет к ней в душу и тогда выяснит, что её каждую минуту трясёт от сомнений и недоверия к самой себе. На покорённой вершине она может удержаться только в одном случае — если Жданов решит, что спорить с ней бесполезно.

Толку от новой одежды было немного. Стало только хуже. Вечером, отправившись к Андрею домой, она шла по улице, и чувствовала себя нелепой и смешной. На ней были новые брюки, новая белоснежная блузка, завязывающаяся на большой бант, Катя даже туфли новые надела, и волосы по-особому убрала, но чувствовала себя чужой, и ощущение складывалось, что все на неё смотрят и насквозь видят. Чтобы отвлечься от собственной неполноценности, разглядывала попадающихся встреч девушек. Что скрывать, завидовала им. Не тому, как они выглядят, а тому, с какой легкостью несут себя. Уверенно ступают на высоких каблуках, открыто улыбаются, не стесняются коротких юбок и дерзких вырезов на кофточках. Катя мечтала иметь хоть немного, капельку их уверенности. Даже попыталась её в себе отыскать. Вдохнула поглубже, расправила плечи, постаралась ступать уверенно и не стрелять без конца глазами по лицам прохожих, проверяя, обращают они на неё внимание или нет. Она уже привыкла к своим старым нарядам, в них она превращалась в человека-невидимку, и чувствовала себя свободнее, как ни странно. Знала, кто она такая, и чего ей стоит ждать от людей и от жизни, а малейшее отхождение от привычного заставляло внутренне замереть, напрячься, считать шаги и удары сердца, как загнанный зверёк.

Родители, при виде пакетов с покупками, не то чтобы удивились, но видимо растерялись, особенно отец. Правда, мама быстренько спровадила его на кухню, а сама начала рассматривать обновки дочери. Похвалила, порадовалась, и попыталась осторожно выспросить, куда дочь собирается этим вечером. Катя что-то попыталась на ходу придумать, но поглядев на мать, поняла, что та уже пришла к определённым выводам. И возражать в данной ситуации — лишь наводить родителей на нехорошие мысли. Вот и пообещала вернуться не поздно, и ушла из дома под недовольный ропот отца и провожаемая обнадёживающей улыбкой матери.

Уже войдя в подъезд Жданова, Катя усилием воли заставила себя встряхнуться. Ей предстоит первый решительный бой. Как в песне поётся. Ей нужно войти в его квартиру, проигнорировать его удивлённый, а скорее всего, насмешливый взгляд, а затем выслушать всё, что он ей скажет. И по возможности парировать. Не позволить ему её запутать.

Андрей дверь открыл, сразу широко её распахнул, и Катя невольно отступила на шаг. Хотя, ещё минуту назад приказала себе быть решительной и непреклонной. А тут Жданов, немного встрёпанный, видимо, только недавно пришедший домой, и теперь разглядывает её. В глазах пустота — ни удивления, ни насмешки, просто взгляд в неё упёр, затем посторонился.

— Проходи.

Этот дурацкий бант на груди, модный, как уверяли её в магазине, неожиданно стал напоминать камень у неё на шее. Даже дышать трудно стало, такая тяжесть.

Катя осторожно переступила порог квартиры, очень постаралась не коснуться Жданова случайно. Быстрым взглядом окинула прихожую, мазнула взглядом по своему отражению в большом зеркале, правда, ничего разглядеть не успела, кроме того, как лихорадочно у неё глаза блестят, и белого пятна блузки. Зачем она оделась во всё новое? Андрея посмешить?

Поправила очки. Она всегда их поправляла, когда начинала нервничать. Прошла в гостиную и заметила рубашку Андрея, висевшую на спинке кресла. Заметила, и смущённо отвела глаза. Её сводило с ума, что он стоит в дверях комнаты, наблюдает за ней и молчит. Прислонился плечом к косяку, но всего на пару секунд. Прошёл за ней в гостиную.

— Почему не спрашиваешь, о чём я с родителями говорил? — спросил он, но в голосе было столько насмешки, что Катя посоветовала себе не вестись на столь откровенную уловку. Промолчала. Прошла к дивану и присела, чувствуя скованность.

— Как прошёл совет? — вырвалось у неё.

— Хорошо. Отец доволен.

Она кивнула.

Андрей налил себе виски в бокал, повернулся и на Катю посмотрел. Он был слишком спокоен, как Кате показалось, и это было странно.

— Я хотел с тобой поговорить, Катя. Серьёзно.

— Я догадалась.

— Вижу. У тебя новая блузка. Ты за этот бант спрятаться решила?

Она не смотрела на него, лишь подбородок вздёрнула. Замечание всё-таки достигло цели, и у нее внутри всё сильнее задрожало.

— Я к тому, что его не завязывают так туго. Узел должен быть ослаблен. Настолько, чтобы в вырезе можно было увидеть…