Но Мария-Луиза была слабохарактерной, легкомысленной женщиной. И, несмотря на искреннюю привязанность к Наполеону, вскоре предала его и — не один раз. Первое отступничество заключалось в ее согласии поменять императорский герб на своей карете на — собственный. А какое-то время спустя она уже не имела ничего против, когда, обращаясь к ней, ее называли «герцогиней Пармской». Мало-помалу, уступая настойчивым уговорам опытных царедворцев, она стала появляться в свете, танцевать на балах и, казалось, не вспоминала о несчастном супруге, изнывающем от разлуки с ней на далеком острове.

Ее более чем раскованное поведение шокировало не только находившихся в Вене подданных Франции, но также многих австрийцев. И в один прекрасный день старая королева Мария-Каролина, сестра Марии-Антуанетты, которая, кстати говоря, терпеть не могла Наполеона, сказала Марии-Луизе:

— Дорогая, замуж выходят один раз в жизни. И на твоем месте я привязала бы к окну простыни и убежала…

Выслушав ее, Мария-Луиза почувствовала нечто вроде угрызений совести. И на мгновение даже вообразила себя в роли беглянки. Но поразмыслив, пришла к заключению, что авантюру с простынями, которые надо привязывать к пыльному балкону, потом опускаться по ним в грязь, — такую авантюру могут позволить себе какие-нибудь неряхи, но не она-аккуратная и добропорядочная женщина.

Такой поворот мысли вполне ее устраивал и, приободрившись она написала Наполеону глупейшее письмо.

«Я счастлива, — писала она, — что ты хорошо себя чувствуешь и намерен заняться постройкой загородного дома. Надеюсь, в нем найдется маленький уголок и для меня, ведь ты знаешь, что я твердо решила соединиться с тобой, как только позволят обстоятельства, и я молюсь, чтобы это произошло поскорей. Ты, конечно же, распорядишься разбить около дома сад и доверишь мне уход за цветами и растениями. Я слышала, тебе не позволили выписать из Парижа людей для этой цели. Какая несправедливость! Как неблагородно по отношению к тебе! Меня возмущает подобная низость. Впрочем, чему тут возмущаться, если в мире, в котором мы вынуждены жить, так мало возвышенных душ!»

В июне Мария-Луиза решила поехать в Савойю, на воды. И хотя австрийский двор этого не одобрял, опасаясь недовольства Бурбонов, 29 июня она под именем графини де Колорно покинула Шенбрунн.

11-го Мария-Луиза уже была в Шамони и провела там шесть дней, резвясь на горных лугах и любуясь необозримыми ледяными просторами.

17 июня, простившись с гостеприимным городком, который, как она считала, был «отдален от шумного мира», Мария-Луиза выехала в Экс.

В Карруже Марии-Луизе помог выйти из кареты некий офицер, которому император Франции поручил встретить дочь. Офицера звали Адам-Альберг де Нейпперг.

Барон Меневаль так описывает его в своей книге:

«Это был человек немногим более сорока лет, среднего роста, привлекательной наружности. Гусарский мундир, который он обычно носил, в сочетании со светлыми вьющимися волосами придавал ему моложавый вид. Широкая черная повязка, скрывавшая пустую глазницу, нисколько его не портила. И единственный глаз смотрел с живостью и необыкновенной проницательностью. Хорошие манеры, учтивость, вкрадчивый голос и разнообразные таланты располагали к нему людей».

Сей дон Жуан (его победы над женщинами были бессчетны) родился в 1775 году в Вене от тайной связи графини де Нейпперг с французским офицером, чей непомерно высокий рост наводил ужас на врага и привлекал женщин».

И далее барон Меневаль пишет:

«В заурядной в общем-то судьбе генерала Нейпперга, с которым флиртовала бывшая французская императрица, есть одна любопытная подробность: он был наполовину француз. Его отец, граф Нейпперг, будучи в Париже с дипломатической миссией, познакомился с французским офицером из аристократической семьи, и гот стал запросто бывать у него в доме. Графиня Нейпперг не осталась равнодушной к многочисленным достоинствам графа де… который усиленно за ней ухаживал. Граф Нейпперг мало интересовался женой и предоставил ей полную свободу, лишь бы она не мешала ему предаваться гастрономическим радостям и азартным играм. Между графиней и молодым офицером завязался роман, результатом которого было появление на свет генерала Нейпперга. Подтверждает сей факт письмо матери упомянутого генерала, найденное среди бумаг покойного графа де…

Такое стечение обстоятельств — повод к серьезным размышлениям для тех, кто считает, что вмешательство рока в судьбы людей не бывает случайным, но всегда имеет какую-то высшую цель».

В 1812 году в Праге генерал Нейпперг был при Марии-Луизе в должности камергера. Увидев его теперь, она не выказала никаких признаков радости. Более то-то, она, как пишут, «испытала неприятное чувство и даже не пыталась этого скрыть».

Сей нарочито любезный господин с манерами опытного обольстителя, не сводивший с нее пламенного взгляда своего единственного глаза, вызывал у Марии-Луизы подозрение. И она не ошиблась. Австрийский император поручил Нейппергу шпионить за его дочерью и любыми способами не допустить ее встречи с Наполеоном.

Полученные Нейппергом секретные инструкции были сформулированы вполне определенно:

«Переписка и все другие виды сообщения герцогини де Колорно с островом Эльбой подлежат самому строгому контролю. Разрешается использовать для этой цели все необходимые источники информации.

Графу Нейппергу предписывается решительно, но с подобающим тактом отвлечь герцогиню де Колорно от мысли о поездке на остров Эльбу, так как это разобьет отцовское сердце, тогда как все самые сокровенные мысли его величества — о благополучии горячо любимой дочери… В случае, если все увещания будут тщетны, генералу надлежит последовать за герцогиней де Колорно на Эльбу».

В Экс-ле-Бене Мария-Луиза остановилась в доме, где когда-то недолго жила Гортензия. Нейппергу довольно скоро удалось завоевать доверие Марии-Луизы. Остроумный, галантный кавалер, он умел искусно покорять женские сердца, и день ото дня его ухаживание принималось все более благосклонно.

Желание стать любовником Марии-Луизы не мешало Нейппергу шпионить за ней. Даже напротив…

11 августа он послал в Вену следующее короткое донесение:

«Сегодня здесь был проездом доверенный короля Жозефа с секретным поручением на остров Эльбу. Из достоверных источников известно, что императрица в спешке написала и передала с ним несколько строк и свой локон — ко дню рождения императора Наполеона. По дороге посыльный заедет в Неаполь, куда, видимо, стекается вся информация».

Мария-Луиза не могла не заметить, что за ней ведется постоянная слежка. И когда 18 августа с письмом от Наполеона приехал брат Марии Валевской, генерал Лачинский, она приложила все усилия, чтобы Нейпперг об этом не узнал. Она тут же написала ответ и отправила его с Лачинским.

«Я буду счастлива, — писала Мария-Луиза, — приехать к тебе, как только мне отдадут сына. По моему настоянию его уже должны были привезти сюда, как вдруг пришло письмо от отца. Он просит незамедлительно вернуться в Вену, где на Конгрессе будет решаться судьба нашего сына. Судя по всему, Бурбоны делают все возможное, чтобы отнять у меня Парму. Здесь за мной следят австрийская, русская и французская разведка и контрразведка, а г-ну де Фитц-Джеймсу приказано арестовать меня в случае, если я все же вознамерюсь поехать на остров Эльбу. Но, несмотря ни на что, верь — мое желание видеть тебя неизменно, и моя любовь к тебе придаст мне силы преодолеть все препятствия. Я уверена, что если только меня не удержат силой, мы в ближайшее время будем вместе; но пока еще трудно сказать, какой оборот примет дело.

Я постараюсь выехать как можно скорее, а сейчас не могу позволить даже краткого отдыха посланному тобой офицеру. Если станет известно, что он здесь, его могут арестовать, и тогда, несомненно, расстреляют. Ты не представляешь себе, какие строгие введены здесь порядки, даже австрийцы возмущены. Генерал Нейпперг сказал, что ему приказано изымать все мои письма к тебе…»

Да, действительно, такой приказ Нейпперг получил. Но у него был другой, гораздо более хитроумный, способ не пустить Марию-Луизу на Эльбу.

Перед отъездом, из Милана (где он командовал дивизией) в Савойю, чтобы занять пост наблюдателя при Марии-Луизе, Нейпперг заявил, поигрывая бицепсами:

— Не пройдет и шести месяцев, как я стану ее любовником, а в недалеком будущем — мужем.

Сей бравый, обходительный генерал был уверен, что неотразим. Он умно пользовался этим и достиг в отношениях с женщинами потрясающих результатов. «У этого тридцатидевятилетнего мужчины с черной повязкой, прикрывающей пустую глазницу, в жилах текла молодая, горячая кровь; он мог дать десять очков форы всем ловеласам на свете вместе взятым в деле покорения дамских сердец, и сам Дон Жуан мог бы поучиться у него искусству обольщать».


В «Скандальной хронике Реставрации» описывается, как однажды в Мантуе, прибегнув к хитрости, достойной пера знаменитого Боккаччо, он соблазнил дочь хозяина гостиницы.

Остановившись в гостинице синьора Франкони, к обворожительной восемнадцатилетней дочери которого он испытывал необоримое влечение, Нейпперг заказал комнату и хороший обед. Когда девушка принесла еду, он попросил ее показать язык, пощупал пульс и сказал, назвавшись врачом, озабоченно покачав головой:

— Вы серьезно больны, и вам необходима срочная помощь. Ложитесь на кровать. Я не смогу приняться за обед, пока не осмотрю вас.

Обеспокоенный синьор Франкони поинтересовался, не могла ли дочь сначала все же обслужить, постояльцев.

— Нет, — авторитетно заявил Нейпперг, — ее болезнь очень заразна.

Лиза в сопровождении Нейпперга поднялась, в его комнату, а крайне озабоченный Франкони вынужден был обслуживать клиентов. Раздев девушку и уложив в постель, Нейпперг стал медленно ее ощупывать.

— Скажите, вот здесь вам не больно? — спросил он, сжимая руками ее груди.

— Нет, — ответила она.