Меттерних сейчас в Париже. Где твой отец, я не знаю. Хорошо бы устроить так, чтобы ты встретилась с ним по пути. Если не удастся получить Тоскану, и твоей судьбой уже распорядились, проси у отца Люккское княжество, а также Каррару, Масса и анклавы с тем, чтобы твои владения имели выход к морю.

Как только все будет готово, я выезжаю в Бриар, и жду тебя там, оттуда мы с тобой вместе направимся в Специю, где сядем на корабль…

Чувствую себя хорошо. Мужество не покинуло меня, и я не падаю духом. Мне покойно на душе от того, что ты довольствуешься моей печальной судьбой и даже думаешь, что будешь и впредь со мной счастлива. Прощай, друг мой, мыслями я с тобой, и мне тяжело от того, что ты страдаешь.

Навеки твой. Н.

Фонтенбло, 11 апреля, 9 часов утра».

Мария-Луиза не помышляла о разлуке с мужем навсегда. И 11 апреля, после отъезда королевы-матери и кардинала Феша в Рим, она пишет очередное нежное письмо Наполеону.

«Дорогой друг, не имея от тебя вестей и не зная, что с тобой, я просто не нахожу себе места. С нетерпением жду твоего письма, также от папа и надеюсь на свидание с ним. Может, мой печальный вид смягчит его сердце, и он соблаговолит меня выслушать, а я буду отстаивать интересы твоего сына, а значит, и твои. Надеюсь на успех, и никакие трудности, в особенности, когда дело касается тебя, не могут остановить меня. Я ведь и так страдаю! И только мысль о тебе удерживает меня на этом свете. Я должна жить ради тебя, ради твоего спокойствия.

Я стараюсь держаться и не падать духом в ожидании встречи с папа. Не забывай ту, которая еще никогда так трепетно не любила тебя.

Твоя верная Луиза.

Орлеан, 11 апреля 1814 года, вечером».

Это письмо немного успокоило императора. Но уже 12 апреля, в полночь, он получил другое, написанное в. спешке:

«Дорогой друг, де Сент-Олэр только что передал мне письмо Меттерниха. Он пишет, что нам с сыном будет гарантирована полная свобода, но ради нашего благополучия нам следует перебраться в Австрию, и там ждать, пока все не утрясется.

Луиза.

Орлеан, 12 апреля».

Известие о том, что Марию-Луизу хотят увезти в Австрию, повергло Наполеона в отчаяние… Он, который с необычайным мужеством перенес низложение с престола, не мог перенести разлуку с горячо любимой женщиной.

В три часа утра он лег в постель и принял яд, который всегда носил при себе в походном несессере. Но яд, видимо, выдохся и, вызвав спазмы и рвоту, причинил несчастному страшные муки.

В одиннадцать часов утра, 13 апреля, он доверительно сказал своему доктору:

— Я приговорен к жизни!

Письмо от Марии-Луизы, полученное днем, в очередной раз немного ободрило его.

«Это письмо доставит тебе польский офицер, который привез мне в Анжервиль весточку от тебя. Теперь ты знаешь, что меня вынудили уехать из Орлеана и запретили следовать за тобой, а в случае неповиновения грозят применить силу. Прошу тебя, милый, будь осторожен: нас обманывают. Я очень беспокоюсь за тебя. Но знай, у меня достанет твердости, и при встрече я заявлю отцу, что непременно хочу соединиться с тобой и не потерплю над собой никакого насилия. Мы взяли из казнь; все, что смогли увезти, и при первой же оказии я постараюсь передать это тебе, хотя уповаю на то, что сделаю это сама.

Твой сын сейчас спит, а у меня тревожно на душе. Но я твердо знаю одно: никуда дальше Рамбуйе не поеду, Помни о моей любви и решимости бороться за нее. Люблю и нежно целую.

Твой друг Луиза.

Между Орлеаном и Рамбуйе, 12-13 апреля 1814 года».

Следующее письмо настроило Наполеона оптимистически.

«Дорогой друг! Я восхищена стойкостью, с какой ты переносишь невзгоды. На такое мужество способен только ты! Остров Эльба подходящее место для нас, и там, рядом с тобой, я буду счастлива… Не сомневайся. Никто и ничто не заставит меня уехать в Австрию, — сердечная склонность и долг велят мне быть рядом с тобой. Но, если они все-таки попытаются отправить меня в Вену, я скажусь больной — у меня и в самом деле сильно болит горло и повышена температура… Сын чувствует себя превосходно, мы с ним гуляли возле дома, и, бедняжечка, расспрашивал о тебе. Не волнуйся, я удвоила заботы о нем. Обращаюсь с ним, как с большим мальчиком, позволяю завтракать со мной за одним столом. Это приводит его в восторг и нисколько не увеличивает расходы, которые сейчас непомерно велики.

В целях экономии я назначила Боссе главным кухмистером. Полагаю, ты это одобришь.

Сообщи, пожалуйста, как распорядиться казной: у меня на руках больше двух миллионов. Это для меня очень обременительно, я предпочла бы переправить эти деньги тебе. Прощай и верь: я люблю тебя, и для меня нет большего счастья, чем быть рядом с тобой.

Твоя верная Луиза.

Рамбуйе, 14 апреля, вечер».


15 апреля, одолеваемый недобрыми предчувствиями, Наполеон посылает Марии-Луизе записку:

«Добрая Луиза! По моим расчетам, ты уже виделась с отцом. Мне сообщили, что встреча происходит в Трианоне. Я настаиваю, чтобы ты завтра же прибыла в Фонтенбло, и мы вместе отправились обживать землю, сулящую нам приют и отдохновение. Если ты решишься пренебречь привычным образом жизни и высоким положением, я буду счастлив. Поцелуй сына и верь в мою беззаветную любовь.

Н.

Фонтенбло, 15 апреля».

16 апреля, в ожидании встречи Марии-Луизы с отцом, Наполеон написал Жозефине нежное, лишенное иллюзий письмо.

«16 апреля.

Я писал вам восьмого числа этого месяца, но возможно, письмо не дошло до вас. Тогда еще шли сражения, и его могли перехватить. Теперь, вероятно, коммуникации восстановлены, и я полагаю: письмо до вас дойдет.

Я смирился со своей судьбой. И теперь не написал бы ничего подобного. В том письме я сетовал на судьбу, а сегодня я ее благословляю. Я потерпел крах (говорят, ко благу Франции), но освободился от тяжелого бремени.

Я удаляюсь на покой и сменю шпагу на перо. История моего правления, несомненно, будет представлять интерес. До сих пор известен был только мой профиль, теперь меня увидят в полный рост. Многие события, а также люди, предстанут в ином свете. Тысячи несчастных осыпал я благодеяниями, но чем же они мне отплатили? Предательством! Да, все изменили мне, кроме доброго Евгения, оказавшегося столь достойным вас и меня.

Прощайте, дорогая Жозефина, смиритесь, как и я, и всегда помните о том, кто никогда вас не забывал и не забудет вовек.

Буду ждать от вас писем на острове Эльба.

Я не совсем здоров.

Н.»

Несчастный, ему было невдомек, что 9 апреля она тоже предала его, написав вице-королю Евгению:

«Все кончено! Он отрекся от престола. Это освобождает тебя от клятвы верности ему. Предпринимать что-либо для него сейчас бесполезно. Действуй только в интересах своей семьи!»

И вот 17 апреля на Наполеона обрушился страшный удар, которого он опасался последнюю неделю. Мария-Луиза сообщила ему о решении своего отца:

«Дорогой друг! Два часа назад приехал отец, и я тотчас встретилась с ним. Он был необычайно нежен и добр, но к чему все это, если он причинил мне невыносимую боль, запретив следовать за тобой и видеть тебя. Напрасно я пыталась убедить его, что это мой долг. Но он не желает даже слышать об этом, и говорит, что я проведу два месяца в Австрии, а потом поеду в Парму, и оттуда уже — к тебе. Это решение меня окончательно убьет. И теперь единственное мое желание, чтобы ты был счастлив без меня. Для меня же счастье без тебя невозможно.

Письмо передаю с г-ном де Флаго. Умоляю тебя, пиши как можно чаще! Я буду всегда о тебе думать и писать каждый день. Не падай духом, Бог даст, в июле я к тебе приеду, о чем, разумеется, я не обмолвилась этим господам.

Чувствую себя с каждым днем все хуже. Я так грущу, что не знаю даже, что тебе сказать. Пожалуйста, не забывай меня и верь: я буду всегда тебя любить. Целую и люблю всем сердцем.

Твой несчастный и верный друг Луиза.

Рамбуйе, 16 апреля 1814 года».

Сраженный этим известием, Наполеон не нашел в себе силы ответить.

На этот раз, действительно, все было кончено!


На другой день он получил еще одно письмо от Марии-Луизы, и, надо полагать, оно его опечалило еще больше.

«Дорогой друг! Сегодня ночью мне было невыразимо грустно. Я никак не могу примириться с разлукой, уготованной нам судьбой. И, кажется, не примирюсь никогда.

Мне сказали, что послезавтра ко мне приедет император Александр. Как это для меня унизительно — принимать русского царя! И какие еще испытания ждут нас впереди?

Но знай: я нежно тебя люблю.

Навеки твоя Луиза.

Рамбуйе, 17 апреля».

Значит, горькая чаша еще не выпита до дна! Значит, победитель жаждет удовлетворить любопытство, созерцая «следы слез на лице французской императрицы»…

Наполеон затворился в своей комнате и плакал.

В половине девятого вечера перед дворцом Фонтенбло остановился экипаж. Из него вышла хрупкая элегантная женщина и легко взбежала по лестнице. Стоявший на часах гвардеец при виде ее остолбенел. Она улыбнулась, вошла внутрь и села в кресло в ожидании, когда появится кто-нибудь из приближенных императора.

Это была Мария Валевская. Представив себе смятение и растерянность Наполеона, она приехала из Парижа, чтобы ободрить его.

Вскоре она увидела Коленкура, который подошел к ней.

— Господин герцог, вы не знаете, где император? — спросила Валевская.

— Нет, мадам.

— Не знаете?!

— Мне известно, где он будет после десяти часов, а сейчас еще нет девяти.