— Ты что, спятила, да?! Так, между прочим, и до инфаркта человека можно довести!

— О черт! — Настя подпрыгнула и шлепнулась рядом с ожившим и явно возмущенным Павлом. — Прости… Я думала, ты того… сознания лишился.

— Я?! С чего это ты взяла?

— Как это с чего? — Настя вдруг рассердилась. — И вообще, свои извинения беру обратно! Почему ты исчез? Привел в чужой дом и бросил!

— Извини… — Он смешался, и неожиданно голос у него сделался действительно виноватым. — Понимаешь, я… Ну, у меня голова вдруг страшно разболелась. Я и пошел домой, хотел специальную дыхательную гимнастику поделать — от головной боли. И не заметил, как уснул… Прости, пожалуйста! У тебя все, в порядке?

— Меня чуть не увезли…

— Дон?

— А как ты догадался?

— Больше некому…

— Ага… Мария Петровна меня у себя оставила, пока я к Москве не привыкну. А Дон Антонио работу нашел…

— Надо же, — Павел наконец поднялся с ковра, и Настя почувствовала неловкость от того, что вот так, среди ночи, оказалась в его комнате.

— Ты не подумай, что я подглядывала, я…

— И где же ты будешь работать?!

Похоже, он ее даже и не слушал. Видно, нужны ему ее оправдания, как рыбе зонтик…

— В салоне красоты «Виктория»! — Настя вслед за Павлом легко вскочила на ноги и шагнула к балкону. — Все, пока! А то мне завтра рано вставать. Спокойной ночи.

— Спокойной…


…День, полный удивительными и невероятными событиями, начавшийся так ужасно и так сказочно хорошо завершившийся, наконец действительно прошел.

— Я буду жить здесь, как какая-нибудь графиня, — шепотом пообещала Настя своему новому отражению. — А потом… Потом у нас с тобой будет в точности такая же чудесная и уютная комнатка, у нас много еще чего будет!

И в этом она была, несомненно, права! Укладываясь на широкую, мягкую и удобную софу, Настя не сомневалась, что и ее первый на этом месте сон будет тоже каким-нибудь необыкновенным.

Всю ночь ей снился родной Лихославль. Только не такой, каким он был в день Настиного отъезда, а давний — времен ее детства: тихие улицы, залитые теплым летним солнцем, их с мамой домик, утопающий в густой сирени, и она сама — смешная девчонка с белобрысыми косичками. Ведь они у нее и правда когда-то были белобрысыми, а каштановыми, как теперь, они почему-то сделались в считанные недели, после того как ей исполнилось шестнадцать. Тогда-то она их и остригла…

Настя попыталась увернуться от солнечного лучика, бьющего ей прямо в лицо, да ничего не вышло, так как это было не во сне и лучик ей не приснился, а был настоящим. Ночь пролетела и наступило ясное, солнечное утро.

Первое утро новой Настиной жизни.

4

— Ой, вы, оказывается, учительница?..

Настя, запахнутая в совершенно невероятной красоты кимоно, которое только что нашла возле своей постели, замерла в дверях гостиной. Ее взгляд растерянно скользил по каким-то учебникам и тетрадям, которые Мария Петровна сосредоточенно раскладывала на столе.

— А ты, должно быть, балерина… Доброе утро, деточка!

Настя смутилась. Дело в том, что несколько минут назад она действительно поприветствовала свое первое московское утро чем-то вроде балетного па.

— Доброе утро… Это я просто так.

— Ну а я — не просто так! Скоро Паша придет, у него сегодня очень важный экзамен. По английскому… Целых полгода сидим занимаемся! Как тебе спалось на новом месте?

— Отлично! Вы думаете, после вчерашнего он сможет заниматься? Вообще-то ему еще повезло, что по лбу стукнули.

— Почему?

— Лоб — самая крепкая часть головы. Хотя если бы меня так долбанули, я бы, наверное, имя свое — и то забыла… А Павел хороший парень?

— Золотой… Давай-ка в ванную. Он вот-вот придет, а ты заспанная!

— Так он же не ко мне придет, а к вам…

— Какая разница? Заодно и позавтракаем вместе..

Прежде чем отправиться в ванную, Настя постояла еще немного, оглядывая залитую солнцем гостиную. Неужели она будет теперь жить в этой чудесной квартире, вместе с ее удивительно доброй хозяйкой?!

В точности этим же вопросом, правда вслух, задался и Павел, удививший Марию Петровну тем, что впервые за несколько лет явился к ней не через балкон, а позвонил в дверь.

— Ты это что? — Мария Петровна смотрела на своего ученика с неподдельным изумлением. — Прямо как чужой, в дверь звонишь…

— Я-то не чужой, но ведь у вас, кажется, квартирантка появилась?

— Да. Я предложила Насте пожить у меня…

— Она вам что — так понравилась?

— Так ведь и правда хорошая девчонка, милая такая и непосредственная… А потом — сам знаешь, с моим здоровьем лучше, если кто-то будет рядом…

Ответить он не успел, потому что из ванной вихрем вылетела Настя, едва не сбив его с ног.

— Ой, извини… Доброе утро!

— Доброе… — задумчиво окинув девушку взглядом с головы до ног, Павел неуверенно двинулся в сторону гостиной. А Настя — в противоположную, в комнату, которую теперь с полным основанием могла называть своей.

Впрочем, долго она там не задержалась. Быстренько натянув свое давно высохшее платье и едва тронув щеткой коротко остриженные волосы, она тоже последовала в сторону гостиной, стараясь ступать бесшумно.

Конечно, подслушивать, так же как и подглядывать, нехорошо. Но… ей так хотелось знать, что именно скажет о ней этот странный, можно даже сказать загадочный, юноша — если действительно он что-нибудь скажет!

Увы, девушку ждало полное разочарование: похоже, он пришел сюда исключительно ради английского.

— Экзамен сегодня, ровно в час…

Настя расслышала вздох и шелест бумаги: тетрадку, что ли, открыл?

— Кто принимает? — в голосе Марии Петровны звучали нотки искренней заинтересованности.

— Сам Самсонов!..

— Надо же, и мы когда-то говорили точно так же: «Сам Самсонов!»

Она весело рассмеялась.

— Так вы знакомы?

— Еще как!..

— С Семен Семенычем?!

— Говорю же, знакома… Зловредный дядька!

— Он уже старик, а не дядька.

— Спасибо за напоминание.

— Простите.

— Ладно, что уж там… Просто учти, что тебе придется нелегко: Семен Семенович владеет языком не хуже, чем Елизавета!

— Вы имеете в виду королеву?

— Ну а кого же еще?.. Ой, сырники забыла! Я же вам на завтрак сырники сделала!.. Настя, иди сюда, завтракать пора!

Настя вздрогнула и, слегка покраснев, вошла в гостиную.

— Вообще-то я уже тут… Доброе утро.

— Разве мы еще не здоровались? — Павел уставился на девушку, высоко подняв брови.

— Не помню… Мария Петровна, вам помочь?

— Садись и не суетись, сама принесу.

Спустя несколько минут они, очень по-семейному, как отметила про себя Настя, расселись вокруг стола.

— Вот сейчас наедимся — и никакой Самсонов нам не страшен!.. — пообещала Мария Петровна. — Your seem to like making a fool of yourself.

— Sweetheard, have I mixed you? I’ll never take another…

— Ой, это вы так здорово по-английски шпарите? Ничего себе! — Настя отодвинула от себя тарелку и завороженно уставилась вначале на Павла, потом на Марию Петровну. — И он еще экзамена боится!..

Павел на это ее замечание и бровью не повел.

— Я вот что думаю. — Он вздохнул и отправил в рот очередной кусок сырника. — Может, пропустить Самсонова? Я могу на завтра к кому-нибудь другому записаться.

— Ну нет, дорогой! — Мария Петровна сердито посмотрела на Пашу. — Это, знаешь ли, уже дело чести! Если после полугода занятий не сдашь, значит, учительница я никудышная!

— Да сдаст он, Мария Петровна, — вмешалась Настя. — Как можно не сдать, если так по-английски шпарить?

— И знаешь, Паша… Ты можешь передать Самсонову от меня привет. Скажи «от Мэрички», ладно? Так он меня когда-то звал…

— Если можно, я с этого и начну! — ухмыльнулся Павел.

— Только посмей! Исключительно после экзамена, и то в случае, если сдашь!

— Вот видите, вы тоже в этом сомневаетесь…

— Нисколько!

Была у Насти такая особенность: если при ней что-то происходило, не важно, разговор или какое-нибудь событие, она непременно должна была в нем участвовать. Просто слушать или смотреть, ни во что не вмешиваясь, она не умела. Тем более здесь, в своем новом доме, и сейчас, когда наконец заметила, что вчерашняя Пашина повязка куда-то исчезла с его головы. А шрам, который непременно должен был остаться, совершенно не виден — должно быть благодаря его длинным, лохматым волосам.

— Как твоя голова? — бесцеремонно вмешалась она в разговор.

— А что — голова? — во взгляде Павла читалось отлично разыгранное недоумение.

— Ну… Не болит? Я имею в виду — от удара?

— А почему она должна болеть? И удара я что-то никакого не припомню…

Настя уставилась на него, совершенно не представляя, что ответить этому придурку… Или не придурку? А вдруг у него и впрямь отшибло память?!

— Ладно, Павлик! — Мария Петровна с трудом сдержала улыбку. — Главное, чтобы ты про экзамен помнил. Помнишь?

— Угу…

— А про меня? — Настя все еще смотрела на него, не отрываясь.

— Как я могу забыть такую сногсшибательную девушку?!

— А-а-а… — она понимающе кивнула. — Ну, если ты на самом деле такой памятливый, может, подскажешь, как мне до этой «Виктории» отсюда добраться? Вот… Тут на визитке адрес есть, но мне же это ни о чем не говорит! Я Москву пока еще совсем не знаю.

— Ну-ка, покажи… Тебе там когда надо быть?

— К десяти.

— Все очень просто: едем вместе!.. Спасибо, Мария Петровна, мне уже тоже пора.