– Ты не против, если я уйду на время?

– Куда ты собралась так внезапно?

– Я обещала Хетти Минчин, что помогу ей решить задачу. Я ненадолго, а ты отдохни, пока я не вернусь.

– Эй, еще слишком рано, чтобы зажигать лампу!

– Сейчас противный и темный вечер. И очень холодно и сыро, поэтому пусть горит огонь, ладно?

– Вы только ее послушайте! – воскликнула Кейт. – Ты что-то раскомандовалась, девочка моя!

– Кому-то нужно привести тебя в норму, – ответила Бет.


С наступлением темноты поднялся туман от ручья, он крался, холодный и серый, вдоль деревни. Зимой туман всегда приходил из Деррента именно таким образом, и люди называли его Дыханием Дьявольского Охотника. Согласно старым легендам Хантлип когда-то был обиталищем зла, потому что здесь проходила Дьявольская Охота.[2] Гончие убивали и калечили маленьких детей, и все, кто стоял на пути охотников, слепли от искр, вырывавшихся из-под лошадиных копыт. Местные жители уверяли, что в плохие мрачные ночи и сейчас можно было услышать, как «Охотники» щелкали хлыстом и гончие лаяли позади кузницы.

На Бет было надето пальто отца, и его подогнутый подол был тяжелым и неуклюжим, бил по ногам на каждом шагу. Ей пришлось засунуть руки в карманы, чтобы полы пальто не расходились в стороны. Высоко подняв воротник, она опустила туда лицо, дыша собственным теплом.

На улицах было пусто, и ее шаги отдавались эхом по дороге. Она прошла дом Минчинов и пошла дальше через мост, потом по другой стороне Деррента. У поворота на Мидденниг налево, позади нее остался последний огонек, и Бет шла дальше только по наитию. Уже стало совсем темно, туман обволакивал ее лицо. Бет казалось, что она шагала по краю мира и могла каждую секунду свалиться в вечную тьму. Но она не останавливалась, пытаясь не сбиться с нужного направления, ориентируясь по живой изгороди. Наконец она подошла к воротам рабочего двора своего деда.

Там было светло, отсветы из окон странно освещали плывущий туман. Двери были открыты, и Бет заглянула внутрь. От дыма ламп и от тепла у нее заслезились глаза.

У окна работали четыре человека. Они все нагнулись над верстаками, ноги у них были по колено в стружках. Еще двое в центре помещения старались как можно лучше укрепить стенки загона для ягнят. Сэм Ловаж, местный сплетник, увидел Бет и что-то прошептал на ухо деду Тьюку, который стоял спиной к печке, расположенной неподалеку, и что-то записывал в своей книжке. Дед повернулся и бросил острый взгляд на Бет. Он секунду колебался, потом пошел к ней.

– Кто ты такая? – спросил он ее, нахмурившись.

– Вы должны знать, кто я такая, – сказала она.

– Может – да, а может – и нет!

– Я хочу поговорить с вами, – сказала Бет.

– Говори, я тебя слушаю.

– И все остальные тоже очень внимательно нас слушают.

– Хорошо, давай выйдем на улицу.

На улице, в тумане он показался ей огромным. Его плечи, несмотря на сутулость, вызванную его работой, были мощными и широкими, и он держался очень спокойно. В свете огня из дверей его лицо под плотно натянутой шапкой было очень острым, как у статуи, вырезанной из хорошего розового дерева. Сильный рот был изогнут вниз.

– Ну! Что ты хочешь от меня, мисс?

– Моя мать больна, – сказала Бет. – Ей нечего есть.

– И чья же это вина? Только не моя! Но, может, твоя мать считает, что виноват во всем я?

– Она меня к вам не посылала, она лучше умрет от голода.

– Кейт очень гордая. Я это знаю. А ты? Ты знаешь, что такое «гордость»?

– Гордостью сыт не будешь.

– Не похоже, что ты голодаешь, – заметил дед.

– Это моя мать голодала, я узнала об этом только сегодня.

– И ты сразу пришла ко мне?

– Мне больше некуда идти.

– Ты разве не слышала о том, что я поругался с твоим отцом? И как я его выгнал из дома? Ну, хорошо, почему ты думаешь, что я захочу вам помочь?

– Я просто подумала, что вы это сделаете. Вот и все.

– У тебя довольно странные понятия для девочки твоего возраста. И с этим не поспоришь! Подожди меня здесь. Я пойду с тобой и повидаюсь с твоей матерью.

Он подошел к двери и обратился к своим работникам.

– Меня здесь не будет ко времени окончания работы, поэтому проследите, чтобы все лампы были потушены, и заприте двери. И не вздумайте уйти раньше времени, я все равно узнаю, если вы это сделаете.

Он повернулся к Бет и застегнул свою куртку до верха. Они отправились в путь. Казалось, его не беспокоят темнота и туман. Бет шла рядом и постоянно спотыкалась.

– Возьми меня за руку, пока ты не свалилась в ручей, – сказал он ей. – Тебе нужно больше есть моркови, тогда ты не будешь страдать куриной слепотой.

Кейт сидела на кухне и шила перчатки. Она подняла глаза и сначала ничего не видела, пока они не сфокусировались на старике, стоявшем перед ней.

– Что это значит? Я никого к себе не ждала.

– Вам бы стоило предложить мне сесть. Просто из вежливости.

– С каких пор мы стали вежливыми друг с другом?

– Черт! Эта твоя дочь привела меня сюда, Кейт Тьюк!

Кейт повернулась и зло уставилась на Бет, которая принесла стул для старика.

– Моя дочь – хитрый маленький лягушонок. Она не должна была делать это за моей спиной.

– У девчонки есть чувство реальности. Она сказала, что гордостью сыт не будешь.

– Я ей тоже кое-что скажу, когда мы останемся одни.

– Послушай, – сказал он, прямо восседая на стуле. – Тебе не выдержать. Посмотри на себя. Порыв ветра – и ты упорхнешь отсюда прямо по трубе. Твоя гордость никому не нужна! Мне бы не хотелось, чтобы вдова моего сына жила на подаяния, поэтому давай обо всем спокойно поговорим.

– Вам было наплевать на вашего сына! Вы выбросили его из дома!

– Это старая история. А меня интересует настоящее. Самое лучшее, если вы станете жить в Коббсе. Я не такой бедный и могу позаботиться о тебе и о девчонке.

Кейт сидела молча, сжав губы в тонкую ниточку и прямо уставившись перед собой холодным мрачным взглядом. Бет тихонько ходила по комнате. Она сняла пальто и шарф и повесила все на крючок у двери. Потом подошла к столу и встала в круг желтого света. Старик переводил взгляд с нее на Кейт.

– Ну? – спросил он, и Кейт и Бет подскочили от неожиданности. – Я все еще жду ответа.

– Благотворительность, – сказала Кейт. – Мне не нравится благотворительность от кого бы она ни шла от вас или от церкви.

– Если ты переедешь ко мне с девочкой, вам придется зарабатывать тем, что вы станете присматривать за домом. Раньше этим занималась Гуди Изард. Это совсем не благотворительность, разве не так?

Кейт глянула на Бет. Она больше не злилась, казалось, что она со всем примирилась.

– Тебе следует подумать о девочке, – продолжал настаивать старик. – Не пропадать же ей с голоду вместе с тобой!

– Хорошо, хорошо, – сказала Кейт, – я перееду.

– Вот и ладно. Тогда все решено. Он встал и пошел к двери.

– Я пришлю к вам в пятницу Изарда с тележкой. Ровно в десять утра.

– Эй, – запротестовала Кейт. – Вы меня не торопите! Я должна рассортировать вещи и поговорить с мистером Бейтсом по поводу отказа от домика.

– У тебя есть три дня, Изард поможет вам с вещами. Что касается Бейтса, я разберусь с ним сам.

Старик ушел, а Кейт сидела и смотрела на дверь.

– Наверное, так лучше, – сказала она. – Но мне так неприятно, что-то меня тревожит.

– Тебе хотя бы не нужно будет портить глаза с этим шитьем, – сказала Бет. – Вот сейчас, в сию же минуту, я отнесу все к миссис Топсон!

– Жить в Коббсе. Как все меняется в мире. Просто как гром с ясного неба! По мановению волшебной палочки! Даже и не знаю, что сказал бы твой отец об этом.

– Ты сама знаешь, что он был бы доволен.

– Девочка моя, мне кажется, ты что-то задумала за моей спиной, так?

– Наверное, так, – согласилась с ней Бет.


Уолтер Изард постучал в их дверь ровно в десять утра в пятницу. Во дворе стояла тележка, запряженная пони. Шел дождь и тележка была прикрыта брезентом.

– Я рада, что идет дождь, – заметила Кейт. – Соседи будут сидеть по домам, вместо того чтобы интересоваться моими пожитками.

– Да, у вас забавные соседи здесь, в Хантлипе, – согласился Изард. – Я рад, что живу подальше отсюда, в Пайк-Хаузе.

Уолтер Изард был худ, на его узком лице сильно выделялись нос и скулы. Седые вьющиеся волосы были коротко подстрижены и четко обрисовывали череп. Бет часто видела его, когда он бродил по дорогам, перебросив через плечо мешок с инструментами. Она также знала по школе его сына Джесса, которому вечно доставалось за то, что он никогда не мог приготовить уроки. Джессу было девять лет.

Уолтер погрузил мебель на тележку. Кейт и Бет уселись рядом с ним, и они отправились в Коббс. Некоторые из соседей вышли на улицу, чтобы пожелать им доброго пути, и Кейт спокойно и достойно кивнула в ответ головой. На ней была ее лучшая черная шляпка и пальто, на коленях она держала часы, закутанные в тряпицу. Пока они ехали по деревне, часы начали звонить, и несколько человек, спешащих под дождем, повернулись к ним и посмотрели на странную процессию.

– Какие хорошие часы, – сказал Уолтер. – Мне нравятся часы с таким мелодичным звоном. Вы не видели, как уставилась Пегги Марвел, когда мы проезжали мимо нее? Ну и истории она станет рассказывать по возвращении домой! Она скажет, что сама слышала, как проходит время!

Они проехали мимо мастерской и повернули по дороге, потом прогрохотали по вымощенной камнем дорожке позади дома. Гуди Изард вышла, чтобы помочь им. Она потащила их вещи по ступенькам, показала комнаты и помогла Бет постелить постель. От Кейт не было никакой помощи, она бродила вокруг, как в трансе, и Гуди пришлось самой принимать решения. Когда со всем было покончено, она проводила их вниз в кухню и угостила горячим какао.

– Вы, наверно, насквозь промерзли, сидя в тележке под этим жутким холодным дождем. Подойдите к печке и постарайтесь просушить одежду.