Мэри Пирс

Начало

Когда шагаю той тропой,

Что вьется в зелени густой,

Минует мост и вверх идет,

На кряж лесной меня ведет,

Я думаю: все тропы эти,

Что топчут кони и телеги,

Все изгороди из дерев,

Что рвутся ввысь вокруг полей,—

Плод дум и праведных трудов

И дедов наших, и отцов.

Уильям Барнс[1]

В детстве Бет всегда казалось, что дедушка Тьюк – шел ли он по деревне или ехал мимо на маленькой лошади, запряженной в двуколку – просто незнакомый человек, прохожий. Он никогда не заходил к ним в дом и даже не глядел в их сторону. Просто проезжал мимо, глядя вперед на дорогу, откинув голову назад и натянув шляпу на глаза.

– Вот едет твой дед, злобный, как осенняя муха, – обычно заявляла Кейт. – Сегодня утром кому-то не поздоровится, я в этом даже не сомневаюсь.

Джон Тьюк, отец Бет, если старик встречался ему по пути, а обычно это происходило, когда он возвращался домой из Кеплтона или Чепсуорта, замечал:

– Он мне кивнул, и я сделал то же самое, вот и весь наш разговор!


Однажды, когда Бет сидела на переднем крыльце и чистила зеленый горошек, дед Тьюк шел пешком по лугу, направляясь в церковь. Он прошествовал так близко, что Бет могла слышать, как скрипят его башмаки и позванивают монетки на цепочке для часов. Она заметила седые волоски, торчавшие из его длинного тонкого носа. Но даже когда его тень упала на Бет, он не посмотрел в ее сторону. В то время Бет уже было лет семь или восемь, и она начала задавать вопросы.

– Мне кажется, что дед Тьюк не знает, кто я такая, – заявила Бет, придя домой. – Он никогда не здоровается со мной, когда проходит мимо.

– Он прекрасно знает, кто ты такая, – ответила Кейт. – Ведь ты точная копия своего отца. Но он нас не признает, и делает вид, что нас вообще нет на свете.

– Почему?

– Спроси своего отца, – ответила ей Кейт. – Уж он-то умеет рассказывать всякие байки, ему все равно нечего делать. Подай мне горошек.

Кейт всегда была занята, и ей было не до разговоров. Но Джон Тьюк старался все объяснять дочери. Вот и сейчас он отложил в сторону газету и посадил Бет к себе на колени.

– Давай-ка глянем на тебя, – сказал он. – Твоя мать говорит, что ты – моя копия, но я в этом не уверен. Конечно, у тебя такие же пшеничные волосы, как и у меня, это правда! Но я что-то не вижу у тебя бороды! И красивых рыжих усов. Посмотри какие у меня усы!

– Господи, какую же ты ерунду мелешь, – заметила Кейт. – Ты нарочно придумываешь всякую чепуху, а не говоришь девочке то, что она хочет узнать.

– Хорошо. Все что угодно, только чтобы дома было тихо!

Он откинулся назад на стуле, и Бет пришлось извиваться, чтобы не слететь с его колен.

– Твой дед и я поссорились, – сказал он. – Это случилось много лет назад, еще до твоего рождения, только потому, что я не стал работать плотником.

– А где эта плотницкая мастерская? – спросила Бет. – Она далеко отсюда?

– Нет. Близко. На другом конце Хантлипа, у поворота на Мидденинг. Там стоит дом, который называется Коббс, и еще там целых десять акров земли. Это все осталось с тех пор, как Тьюки были фермерами. Твой дед превратил старую конюшню в рабочие помещения и постепенно, со временем организовал хорошее прибыльное дело. Поэтому он так разозлился, когда я не захотел работать вместе с ним.

– Почему?

– Мне не хотелось всю жизнь изо дня в день строгать дерево. Мне это просто не нравилось!

Он улыбнулся Бет, но она серьезно смотрела на него. Ей было не до шуток, она ждала продолжение рассказа.

– Ты пойми, я выучился всему, – гордо заявил Джон. – Я могу выполнить любую столярную или плотницкую работу. И – могу поклясться – сделаю все не хуже, а лучше других!

Кейт с шумом бросала на стол ложки и вилки.

– Вы только его послушайте, – заметила она. – Моя стиральная доска вся износилась до дыр, у кресла сломана ручка. Словом, у нас полно работы, которая просто ждет тебя, Джон Тьюк!

– Да, знаю, знаю! И когда у меня будет подходящее настроение, я все сразу переделаю!

Он подмигнул Бет.

– Твоя мать не понимает, – сказал он. – Мне трудно снова взять в руки инструменты после всех лет, проведенных в мастерской. Мне даже противно подумать об этом!

– Как мне тебя жаль! – воскликнула Кейт. – Вот уж действительно ужас!

– А лошади – это совсем другое, – продолжал Джон. – Когда я вижу неусмиренную лошадь, у меня прямо руки чешутся, так мне хочется погонять ее. Лошади – это вам не дерево. Не проходит и дня, когда бы я не благодарил свою судьбу и звезды за то, что расстался с прежней работой. Но мне жаль старика, потому что он сильно переживает.

– Он просто глупый! – объявила Бет.

– Ну, не знаю, ему нравится командовать и делать все по-своему. Я тоже такой же, ты меня понимаешь? И я счастлив, что занимаюсь любимым делом. А то, что я не играю важную роль дома, это даже хорошо. Ты же понимаешь, что здесь командует твоя мать!

Джон начал строить рожи, подмигивать, кивать головой и трясти бородой, и Бет не выдержала и начала смеяться, хотя она понимала, что мать злится глядя на них. Отцу нравилось делать вид, что Кейт им командует, что он у нее под каблуком.

Но, хотя Кейт и ворчала, и покрикивала, ей редко удавалось что-либо сделать по-своему. Джон все решал сам, и она покорялась малейшему его желанию и требованию.


Между Кейт и Джоном частенько случались ссоры. Он заявлял, что она не умеет веселиться, а, по мнению Кейт, Джон ко всему относился уж слишком легко. И особенно к деньгам.

– Кейт, у тебя такой вид, как-будто все беды мира лежат у тебя на плечах!

– Может, это и так, когда мой муж приходит домой веселенький, от него несет пивом и он отказывается даже поесть!

– Черт побери! Человеку следует иногда повеселиться, разве я не прав? Особенно после удачного дня. Как ты думаешь, сколько я получил за эту кобылу и ее жеребенка?

– Понятия не имею, но уж наверное не больше того, что ты заплатил за свои развлечения!

– Больше! Гораздо больше! Эй, вот два соверена, положи их в свой кошелек. Будем надеяться, что их тебе хватит надолго.

– Интересно, а где же остальные?

– Я их снова вложил в дело! Купил парочку кобов, невысоких коренастых лошадок. Я их купил у валлийца. Кейт, ты никогда не догадаешься, кого я видел в Россе!

– Кого? – спросила Кейт.

– Всех, на кого я там смотрел.

– Пошел прочь, пьяный дурак!

– Бет, твоя мать серьезна, как церковное кладбище. Как получилось, что я женился на такой мрачной женщине?

– Наверное, папочка, просто никто больше не соглашался выйти за тебя замуж!

– Так! И моя дочь тоже против меня! А как насчет подарочка, который я привез ей? Наверное, она не станет брать его у меня.

– Какой подарок? – спросила Бет.

– О, просто маленькая корзинка для рукоделия – там есть иголки и разноцветные нитки, и маленький наперсток, и даже маленькие пяльцы и грибок для штопки. Ну, ничего страшного, наверное, мне придется все отдать Хетти Минчин.

– Нет, – твердо сказала Бет. – Ты должен отдать подарок мне.

– А что я получу в обмен? Ты даже не хочешь поцеловать своего отца! А что я получу взамен этой теплой шали? Я купил ее специально для своей женушки Кейт. О, кругом одни улыбки. Как чудесно, что женщины понимают, как нужно ублажать своих мужчин. Какие они милые. Это правда!

– Все просто замечательно, – заметила Кейт. – Но тебе следовало бы быть поэкономнее, ведь никогда не известно, когда ты снова заработаешь хоть что-то. Шаль, ничего себе! Неудивительно, что я уже поседела!

После лошадиной ярмарки всегда было одно и то же. Кейт прекрасно понимала, что не в ее силах изменить Джона, но она продолжала ворчать.

И Бет, хотя она старалась копировать мать, вскоре поняла, что им лучше принимать отца таким, каков он есть. Он был ее отцом, и этого достаточно. Жизнь в его присутствии становилась ярче и теплее. Он утешал Бет, когда она грустила.

– Так, куда скрылось наше солнышко сегодня? Оно спряталось за облаками? Ну что ж, мне придется тебя развеселить. Давай поспорим. Шиллинг с носа или по пенни с каждого гвоздя в башмаках? Ну вот и хорошо! Мне нравится, когда у тебя веселая мордочка!

По вечерам она сидела у него на коленях, зашивая дырки на его одежде или пришивая пуговицы. Она проверяла его карманы, вытряхивала оттуда крошки и всякий сор, потом рассортировывала вещи, и затем аккуратно снова все складывала обратно.

– Вот мой кисет для табака, что-то он слишком легкий, – говорил ей Джон. – А это петля, чтобы меня не укусил Черный, когда я проверял его зубы сегодня утром. О, а это кусок угля, который я нашел сегодня на дороге. Положи его обратно. Может, он принесет мне удачу!

Когда была плохая погода, он оставался дома и ничего не делал. Просто сидел в кресле, задрав ноги к очагу и положив руки в карманы бриджей. Кейт сама таскала ведра воды или громадные охапки дров. Но когда он занимался лошадьми, то доводил себя буквально до изнеможения. Тогда Бет помогала ему добраться домой, смотрела, чтобы он не упал где-то по дороге от усталости и не уснул в канаве или под кустом. Часто он шел пешком за двадцать миль, ведя на поводке парочку молодых неприрученных лошадей. И тогда все его руки до самых плеч были черными от синяков и ссадин.

– Эти бродяжки устроили мне настоящие танцы, – говорил Джон. – Но утром я отыграюсь на них!

Все фермеры Хантлипа уважали Джона за его честность и объективность. Они давали ему деньги, чтобы он купил для них хороших лошадей для работы в поле, часто просили, чтобы Джон вылечил их коров. Бет любила ходить с ним по фермам. Как-то раз, когда они отвозили телегу с ломовой лошадью в Мидденинг, он показал ей мастерскую деда Тьюка.