– Мне кажется, твой отец дурак, что порвал отношения со стариком, – сказал Фредди. – У старого мистера Тьюка дела идут будь здоров, там, в Коббсе.

– Ну и что, а у моего отца полный порядок с лошадьми.

– Лошади, – заметил Фредди. – В этих играх с цыганами нет настоящих денег!

– Мой отец сам себе хозяин! Ты не можешь сказать того же о своем отце, Фредди Ловаж.

– У моего отца в руках настоящая специальность, – ответил ей Фредди.

– Тогда передай ему, чтобы он меньше совал нос в дела других! – парировала Бет. – Давай побыстрее набирай воду. Я не собираюсь ждать здесь целый день.

Когда она вернулась домой, отец чистил сапоги на крыльце.

– Я слышал, как ты отчитала Фредда. Ты поступила правильно, дочка. – Джон взял ведра и отнес их в кухню. – Я не стану вечно работать с лошадьми на общем выгоне. Нет, нет, ни за что! Когда-нибудь у меня будет клочок собственной земли, я выстрою конюшню и тогда стану разводить породистых коней.

– На какие деньги ты собираешься покупать землю? – спросила Кейт. – На пуговицы для рубашки или на крышки от бутылок?

– Для этого дела лучше подходят деньги, – сказал Джон. – Мне нужно немного удачи, чтобы подтолкнуть меня вперед.

– Удачу не ищут на скачках в Чепсуорте.

– Скачки? Кто говорит о скачках? Женщина, я еду на ярмарку. Мне казалось, что тебе это ясно.

– И поэтому ты так прихорашиваешься?

– Между прочим, там есть парочка лошадок, на которых бы я сегодня поставил. Давайте выберем – Руфус или Быстрые Деньги?

– Я бы выбрала Надежное, если они у тебя в кармане.

– Бет, какую лошадь ты выбрала?

– Руфус, – ответила Бет. – То, другое имя просто должно принести неудачу.

– Тогда пусть будет Руфус, и если он хорошо себя покажет, нам улыбнется успех.

Он достал из кармана крону и дал ее Бет, чтобы та поцеловала ее на счастье.

– Если нам повезет, то после двух часов мы станем на пятнадцать фунтов богаче. И когда-нибудь я смогу выводить лошадей, которые станут известны во всех трех провинциях. Да, так будет когда-нибудь! Вот увидишь!


В тот же день он погиб от удара копытом жеребца, которого он купил в Чепсуорте. Его тело нашли на выгуле в Хантлипе и принесли домой пастухи. Они сказали, что Джон, видимо, умер сразу. Его глаза были широко раскрыты, а на затылке зияла огромная рана.

Бет услышала об этом, когда была в школе, и сразу же побежала домой, хотя на улице бушевал сильный дождь. Кейт сидела в темной кухне и раскачивалась взад и вперед, крепко обхватив себя руками. Она просто вцепилась кистями рук себе в плечи. Казалось, она даже не заметила, когда в кухне появилась Бет. Но стоило ей протянуть руку и почувствовать, что девочка промокла насквозь, она сразу очнулась, поднялась со стула, начав ругать дочь.

– Тебе нужно быстро переодеться! Прямо как мокрая крыса! Почему ты не подождала, а бежала сюда под проливным дождем?

Бет сотрясала сильная дрожь, хотя она уже стояла голой у огня. Быстрыми движениями она крепко вытерлась грубым полотенцем и быстро переоделась в теплую чистую одежду. То, что ей было тепло, почему-то вызвало у нее чувство вины: когда она бежала по дождю, ей казалось, что теперь уже будет все равно. Но оказалось, что ее плоть реагировала по-другому: она была рада снова оказаться дома, в тепле. Быть живой – хорошо.

Кейт зажгла лампу, и ее лицо, когда она нагнулась к лампе, внезапно показалось очень старым. Морщинки у рта стали такими глубокими, и их было слишком много. Она начала суетиться – задернула занавески, поставила на огонь чайник, подогрела заварочный чайник и заварила чай. Но время от времени она останавливалась и глядела перед собой злым и обиженным взглядом, потом вздрагивала и произносила:

– Я рада, что его нашли до дождя, мне бы не хотелось, чтобы он лежал под дождем, весь в грязи. Позже она сказала:

– Священник Уиздем очень добр. Он приказал, чтобы твоего отца отнесли в церковь.

Бет спросила:

– А что стало с лошадью?

– Они поймали жеребца и поместили в загон. Мне кажется, что его постараются продать… если найдется такой сумасшедший, что купит это чудовище.

– Там еще где-то есть кобыла. И седла, и уздечки… и еще что-то.

– Да, мне нужно поговорить с пастухами. Может, они помогут нам все это продать. Бог свидетель, нам понадобится каждый пенни.


– Приходила Квини Ловаж, она спрашивала – станем ли мы заказывать гроб отца в Коббсе. Я ответила «нет», я предпочла иметь дело с мастером из Чепсуорта.

– Мама, наверно, это нехорошо. Дед Тьюк делает гробы для Хантлипа. Почему он не может изготовить гроб для своего собственного сына?

– Я не желаю иметь с ним дело! – ответила Кейт. – Хотя, конечно, если он захочет, то может прийти на похороны.

Но дед Тьюк не пришел на похороны. Им сказали, что в тот день в столярной мастерской работа шла, как обычно.

– Я этого и ждала, – сказала Кейт. – Твой дед никому ничего не прощает.

Лошади и все остальное были проданы с аукциона, и гробовщику и могильщику выплатили все до последнего гроша. Потом Кейт рассчиталась с человеком из Чепсуорта, который снабжал Джона зерном для его лошадей, и с кузнецом из Коллоу-Форда.

– У нас осталась только мелочь, – сказала Кейт, – но мы выплатили все долги, и я намерена впредь их не делать.

– Я могу пойти работать прислугой, – сказала Бет.

– Нет, не нужно, я снова начну шить перчатки. У меня все еще есть моя деревянная форма и я надеюсь, что я еще не растеряла своих навыков. Я могу так же хорошо работать, как и остальные женщины, которые занимаются здесь этим ремеслом.

Каждую неделю на телеге приезжал человек из Чепсуорта – он привозил материалы и забирал готовые перчатки. Агента звали Артур Робертс. Выглядел он щеголевато и пришепетывал при разговоре. Кроме того, когда входил в кухню, то держал у лица надушенный платок, и его прозвали Лили-Милли-Бобс. Бет его терпеть не могла. Мать работала очень хорошо, но он всегда находил причины, чтобы недоплачивать.

– Какая странная форма перчаток, миссис Тьюк, вам не кажется?

– Я не кроила этих перчаток, мистер Робертс.

– И швы весьма небрежные.

– На меня никогда не жаловались, когда я работала на фабрике. Мистер Генти всегда называл меня лучшей перчаточницей.

– Один шиллинг и девять пенсов за дюжину перчаток. Миссис Тьюк, я могу вам заплатить сегодня только эту сумму.

– Это слишком мало, – вмешалась Бет еще до того, как мать согласно кивнула головой. – Оставьте перчатки, мы сами отвезем их мистеру Генти.

Молодой человек посмотрел на нее сверху вниз.

– Ты, наверное, должна быть в школе.

– Я специально пришла пораньше из школы, чтобы встретиться с вами.

– Конечно, маленькие бесцеремонные девочки быстро подрастают и вмешиваются не в свое дело. Но мистер Генти ничего не сделает для вас.

– Посмотрим!

– Шиллинг и одиннадцать пенсов, – устало заявил он. – Я плачу вам столько, потому что вы очень бедны.

Когда он ушел, Бет открыла дверь, чтобы проветрить кухню.

– Интересно, что он за мужчина, если от него пахнет фиалками?

– Ты дерзко разговаривала с ним, – заметила Кейт. – Мне не нравится, когда такая маленькая девочка разговаривает в таком тоне со взрослыми людьми. Л если он затаит на нас злобу?

– С чего это? – спросила ее Бет. – Он набивает себе карманы той мелочью, которую отбирает у бедняков. Весь Хантлип знает об этом. Тебе нужно бороться с ним, как это делает миссис Топсон.

Кейт старалась, но она плохо видела, и поэтому работала очень медленно. Бет помогала ей, но в Неделю они не зарабатывали больше семи шиллингов. И часто получали еще меньше.

Как-то в январе, когда Бет вернулась домой, мать лежала с серым лицом на диване, ее мучили сильные боли. Рядом сидела с озабоченным лицом соседка, миссис Уилкс. В кухне пахло жжеными перьями.

– Твоя мать больна, – сказала миссис Уилкс. – Это неудивительно, потому что она ест меньше, чем воробушек! Не смотрите на меня таким гневным взглядом, мисс, если бы я была на вашем месте, мне было бы очень стыдно. Такая большая девочка – уже одиннадцать лет, и все еще ходишь в школу. Тебе давно пора зарабатывать деньги!

– Энни, помолчи, – сказала ей Кейт. – У меня просто закружилась голова, вот и все!

– Что ты ела на обед? – спросила ее Бет.

– Я ела то, что хотела, – ответила мать.

– Ты съела чашку чая, – воскликнула миссис Уилкс. – Я знаю все твои обеды!

Она снова напустилась на Бет.

– Видишь, в шкафу лежат два яйца и половина буханки хлеба, но к ним нельзя притронуться. Нет, нет! Это на обед и на завтрак для дочки.

– Глупости, – сказала Кейт, пытаясь сесть прямо. – У меня не было времени, чтобы сходить в лавку. И вообще, это не твое дело, Энни Уилкс, и в следующий раз, пожалуйста, не лазай по моим шкафам!

– Тогда я ухожу. Вот тебе и благодарность за то, что я старалась быть хорошей соседкой! – резко сказала миссис Уилкс.

Когда за ней захлопнулась дверь, Бет пошла и посмотрела, что осталось в кувшине, где они хранили деньги. Он был пуст.

– Приходил человек, – откликнулась мать. – Я его не знаю, но он сказал, что отец был ему должен. Он сказал, что долг был тридцать шиллингов.

– И ты ему их так просто отдала? Человеку, которого ты никогда прежде не видела?

– Мне показалось, что он сказал правду. Я не желаю, чтобы мы были кому-то должны!

– Нет, конечно, ты лучше станешь ходить голодной, и заболеешь от этого.

Бет принесла ветки для растопки и разожгла огонь. Она сварила яйцо и порезала хлеб тонкими ломтиками. Потом намазала хлеб лярдом и убедила мать, чтобы та села и поела.

– Вот какая суетня, и все из-за того, что у меня закружилась голова, – сказала Кейт.

– Как ты сейчас себя чувствуешь?

– Все нормально, я никогда не чувствовала себя лучше.