Я невольно смеюсь.

— Билл, я ничем не могу тебе помочь с женщинами. Но если ты хочешь бывать у меня в качестве садовника, то добро пожаловать.

— Да, ты действительно меня понимаешь.

— Пытаюсь.

Пауза.

— Нам надо встретиться и поговорить. Полагаю, мы должны решить кое-какие вопросы. В частности, о тех билетах.

Я фыркаю. Кто бы мог подумать, что абонемент на все матчи «Никса» столь мощный рычаг? Вероятно, Билл выменял бы его у меня на полотно Пикассо, если б только оно у него было.

— Нам и в самом деле нужно поговорить.

— Ну так приезжай. Я только что достал бутылочку шотландского виски двадцатипятилетней выдержки. Можно будет его распить.

— Я не пью виски, — напоминаю я.

— Тогда посмотрим телевизор. Я купил новый, с плоским экраном.

Дорогое виски, которое старше его подружек, дорогой телевизор? Билл полностью подходит под описание среднестатистического пятидесятилетнего мужчины. Нетрудно понять, почему мы больше не подходим друг другу. Хотя, если я сумела договориться со всеми своими бывшими парнями, почему Билл должен быть исключением?

Я приезжаю к нему в воскресенье и с порога замечаю включенный на полную мощность телевизор с шестидесятидюймовой диагональю.

— Уютное местечко, а? — спрашивает Билл, приглашая меня войти. — Один из моих коллег прожил здесь много лет. Он сказал, что я могу располагать этой квартиркой сколько вздумается.

— И ты купил новый телевизор?

— Нужно как-то жить, — искренне отвечает он.

Я осматриваюсь и думаю: неужели человек действительно может жить исключительно на виски, пиве и чипсах; судя по всему, это единственное, что у него имеется из съестного. Нет-нет, я его недооценила. Билл гордо вносит огромное пластиковое блюдо. На нем жареные цыплячьи крылышки под сырным соусом и несколько анемичных морковок — явно для красоты. Вот человек, который покупает «наши специальные предложения — всего за $24.99». Если Билл и не питается в закусочной, то превращает в нее свою квартиру.

Он садится на кожаный диван и жестом предлагает мне сделать то же самое. Мы оба смотрим на широкий экран, буквально зачарованные зрелищем футболистов почти в натуральную величину. Матч вот-вот начнется; а пока что нам показывают накопившиеся за сорок лет интересные моменты, не говоря уже о самой интригующей части игры — рекламе. Я понимаю, что рекламодатели используют полуголых девиц, чтобы сбывать свою продукцию мужчинам, но зачем нужны лягушки, лошади и обезьяны? Апелляция к животным инстинктам?

— Адам недавно звонил, — говорит Билл, обмакивая в сырный соус тост. — Мы вспоминали наши вечеринки «отцов и сыновей», которые устраивались в честь очередной игры.

— Скучаешь по нему? — Что-что, а с детьми Билл всегда был очень близок.

— Да, — грустно отвечает он. — Славные были времена.

— Мы были образцово-показательной семьей, — говорю я.

— Похоже, Адам и его новая подружка, Эвахи, неплохо проводят время.

— Она очень милая девушка.

— Да, наверное. Адам неплохо развлекается, — усмехается Билл.

— Ты говоришь о своем ребенке!

— А чем еще заниматься в колледже, если не развлекаться? — бодро спрашивает Билл, типичный мужчина.

— Эмили была бы рада это услышать. Она рассказывала тебе о лыжном инструкторе?

— Они всего лишь друзья! — Внезапно Билл превращается в заботливого папашу: — Эмили — моя милая крошка. Уверен, она все свое время посвящает учебе.

Я смеюсь.

— Да, именно этим мы, женщины, и занимаемся.

Билл внимательно смотрит на меня.

— Да, ты ведь говорила мне о своем бывшем. Кто это?

— Ты его не знаешь. Его зовут Кевин.

Билл выключает звук. Видимо, мои реплики его интересуют больше, чем реплики комментатора Терри Брэдшоу.

— Кевин? Из старшей школы? — с любопытством спрашивает он.

— Да, — отвечаю я и тут же пугаюсь. Мне становится ясно, что Билл действительно многое обо мне знает. В течение долгих лет мы делились друг с другом всем, что касалось нашего прошлого.

— Это не тот сукин сын в кожаной куртке, который заставлял тебя прогуливать уроки? — интересуется Билл.

— Он вовсе не сукин сын, — отвечаю я, пытаясь сдержать улыбку.

— Если уж ты пустилась на поиски своих бывших, я бы, скорее, предположил, что это будет богатенький Эрик, — качает головой Билл.

— Его я тоже видела!

— И переспала с обоими? — Билл поднимает два пальца и неожиданно становится похожим на болельщика.

— Я не спала с Эриком. Всего лишь была у него в гостях и ела икру.

— Есть еще кто-нибудь, о ком бы мне следовало знать?

— Не то чтобы тебя это касалось… Барри Стерн.

— Да, тот заумный романтик, с которым ты познакомилась в Европе и который водил тебя по музеям, — говорит Билл, доказывая, что в течение двадцати лет он и в самом деле меня слушал. — И как у него дела?

— Длинная история.

— Вы спали? Да или нет?

— Нет. Поблизости крутился его любовник.

Билл поднимает бровь.

— У твоего бывшего есть любовник?

— Жизнь — сложная штука.

— И не говори, — отзывается он.

Мы замолкаем; нас обоих охватывает легкая грусть. Я рассеянно смотрю на экран, где полуобнаженные девушки из группы поддержки энергично размахивают помпонами перед самым носом у Тренера — пожилого толстяка. Молоденькие красотки буквально повисают на нем; фотоаппараты щелкают. Неудивительно, что мужчины средних лет такие неловкие. Если они не хотят становиться взрослыми, никто и никогда их не заставит.

Я лезу в сумку и протягиваю Биллу бледно-желтый конверт.

— Документы на развод, — говорю я; рука у меня слегка дрожит. — Так будет проще. С них все и начнется.

— Не начнется. Ими все закончится. — Билл открывает конверт, берет ручку, потом откладывает. — Наверное, спустя какое-то время я об этом пожалею, как ты думаешь?

— Возможно, — отвечаю я, подумав, что однажды он поймет, от чего отказался. Еще лучше, если уже сейчас до него начинает это доходить. — И мне есть о чем жалеть.

Но поскольку это Билл, который всю жизнь предпочитал не зацикливаться на том, что ему мешает, он качает головой, тянется за пультом и включает звук — как раз в ту секунду, когда начинается матч.

— Игра, кажется, будет неплохая, — говорит он. — Но, если ты не хочешь, нам не обязательно ее смотреть. Все уже и так знают, чем она закончится.

Я беру морковку и макаю ее в подливу.

— Никто никогда не знает, чем все закончится. Именно поэтому люди продолжают играть.

Глава 20

Мы с Биллом полны решимости вести себя как цивилизованные люди; Эмили и Адам испытывают видимое облегчение оттого, что наша размолвка не превратится в Третью мировую войну. Мы без особенных затруднений делим имущество, пока дело не доходит до старых дисков, которые хранятся на чердаке. Мы решаем, что каждый заберет себе то, что изначально принадлежало ему, поскольку все эти записи исполнены для нас определенного смысла. Я провожу несколько часов, упаковывая свои в белые коробки, а диски Билла — в синие. Когда он приходит, чтобы их забрать, и видит старый альбом Боба Дилана, глаза у него загораются.

— Я рад, что он ко мне вернулся, — говорит он. — Это мой любимый альбом. Он звучал, когда мы с девушкой впервые занимались оральным сексом.

Я судорожно кашляю. А что может сказать Биллу его бывшая жена?

— Надеюсь, эти записи принесут тебе еще немало… удовольствия.

— Спасибо, — сердечно отзывается Билл и берет другой диск. — Вот этот я тоже никогда не забуду. Он звучал, когда…

— Я помню, — отвечаю я, предостерегающе вскидывая руки. Эту историю — как он в школе тискал какую-то девчонку — я слышала пять или шесть раз. Теперь, когда мы больше не муж и жена, я не обязана выслушивать ее снова.

Билл окидывает взглядом мои коробки, и по его лицу пробегает тень подозрения.

— А почему ты забрала себе «Белый ветер»?

— Потому что это мой диск, — отвечаю я.

Он выхватывает его и прижимает к груди.

— Нет, «Белый ветер» — это мое. А твое — «Черная суббота».

— Ты что-то путаешь. «Черная суббота» — твое, а мое — «Фиолетовый дождь».

— Нет, это я купил «Фиолетовый дождь», а ты купила «Розовые облака».

Может быть, Третья мировая война нам и не грозит, но война Цветов — это уж точно. И прежде чем Билл начинает лихорадочно рыться в своей коробке в поисках «Желтой субмарины», я решаю использовать «Белый ветер» в качестве… хм… белого флага.

— Возьми! Возьми все, что пожелаешь. Я не хочу ссориться.

Билл способен оценить мое великодушие. Он тоскливо смотрит на диск и возвращает его мне:

— Все нормально. Оставь себе. Честно говоря, сейчас я все равно предпочитаю «Белую линию».

— А их солиста зовут Джек Бел-Гроув, — добавляю я, и мы оба смеемся, настолько все это глупо.

Билл испытывает видимое облегчение: раздел проходит гладко.

— Так приятно снова с тобой посмеяться, — говорит он.

— Да, — отвечаю я. — Мы ведь можем развестись, не делая друг друга несчастными?

— Мы можем развестись и по-прежнему делать друг друга счастливыми. — Билл кладет руки мне на плечи. — Как насчет небольшого перепиха — в знак того, что мы по-прежнему друзья?

— Это ты так шутишь?

— Вовсе нет! Покувыркаемся напоследок — в память о старых временах. Ну же. Это же быстро! Не упрямься!

— Точно! — Я похлопываю его по щеке. — Хочешь маленький совет, как улучшить свою интимную жизнь? Предполагается, что это длительный процесс.

Билл неуверенно смотрит на меня, и я снимаю его руки со своих плеч. Я благодарна ему за предложение, потому что, с одной стороны, всегда приятно, когда тебя просят. А с другой стороны, принять мысль о нашем разводе мне значительно проще, когда он снова и снова демонстрирует, какой он идиот.