Понятия не имею, о чем думал отец Влада и думал ли в принципе, но за юным наглецом с раннего возраста почти не было никакого присмотра. Его одевали, кормили, водили на всевозможные занятия, никогда не журили и потакали всем прихотям. Благодаря такому воспитанию он не чувствовал ответственности ни перед кем и делал, что ему вздумается.

У нас, юных пичуг, это вызывало лишь чувство зависти: почему нас заставляют в девять часов быть дома, а он всю ночь волен делать что угодно?

Да, у нас было много причин завидовать нашему популярному другу, и все эти причины мы с регулярно проговаривали ему вслух, на что Влад усмехался и отвечал: «Видимо, в прошлой жизни я был большим паинькой и теперь вознагражден за это». Видимо, так и было…

Приходя к нему домой, мы доставали из бара вино, из холодильника — фрукты, сыр и, чувствуя себя безумно взрослыми, начинали обсуждать девушек Влада.

О них мой друг отзывался весьма нелестно: «Эта слишком много говорит», «Не давала целых два месяца», «Изо рта воняет, как из помойки», «Так она же толстая!»

Меня пугали эти высказывания: острые, как иголки, болезненные и унизительные. Я не могла не думать, что если он в таких красавицах находит недостатки, то что он думает обо мне.

Но мне так нравилась наша дружба, наша четверка, что я молча кивала в ответ на особо оскорбительные фразочки и с видом умудренной в амурных делах женщины делала еще один глоток шампанского. Вы забыли, мы же были очень взрослыми…

Но потом все изменилось.

Мне тяжело будить воспоминания о том, что причиняет самую сильную боль. Боль причиняет то, как он поступил, то, как я отреагировала, и то, что он был для меня так немыслимо важен, что я смолчала тогда, когда стоило закричать.

Допускаю, что Влад был больше, чем просто друг, и я по-настоящему его любила. Не знаю, какой была та любовь и когда она зародилась. Мне просто хотелось, чтобы у него всегда все было хорошо даже в ущерб моим интересам.

Не проходите мимо этой фразы, задумайтесь над ней. Я действительно настолько им дорожила, что желала ему счастья, даже если это разобьет мне сердце. Вы понимаете, что к нему испытывала та шестнадцатилетняя дурочка, которой я была много лет назад? Верите мне?

Наверное, то, что случилось потом, — закономерность. Но, Господи, почему же так тяжело вспоминать об этом? Почему так больно писать?

Я смотрю на свои руки на клавиатуре — руки двадцатитрехлетней девушки, и мне кажется, что моим рукам — столетия, ведь они трясутся. Обветренная от долгого нахождения на морозе кожа стала серой и сухой, а красный маникюр лишь подчеркивает эту серость. Он кажется настолько неуместным на моих руках, что на ум приходит сравнение: «Красный маникюр на моей руке, как шляпа на собаке».

Я смотрю в окно и подливаю в пузатый бокал еще вина. Я пью редко, и алкоголь действует на меня безотказно: я пьяна. Мне не верится, что я наконец излагаю на бумаге то, что мучило меня много лет… Надеюсь, потом мне станет легче, и призрак Влада оставит меня в покое.

Глава 2

Он заканчивал школу, до выпуска оставалось несколько месяцев. У Влада уже был приготовлен костюм, купленный летом во время отдыха то ли в Испании, то ли во Франции. В последний год мой друг по-настоящему постарался и «подтянул» все предметы, но наиболее усердно он налегал на английский. Этот язык давался ему легко, как и все, за что он брался серьезно, не для галочки. К тому же у него было много практики: золотого мальчика вечно занятой папа отправлял в разные летние лагеря в Англии, Ирландии или Штатах.

Лишь одно отвлекало этого красавца от его беззаботной жизни…

Эта девушка перевелась к нам в школу в девятом классе, а если точнее, переехала в столицу из небольшого города в какой-то области.

Я в то время была в десятом классе, она в девятом, а Влад — в одиннадцатом.

У нее было совершенно обычное для славян имя, но, думая о ней, я всегда вспоминаю фильм, который называется «Матильда». Кинолента рассказывает историю маленькой девочки, обладавшей волшебными силами. Но не в сюжете дело, а в том, что, если бы Матильда из фильма была чуть-чуть старше, я уверена, она бы выглядела, как та девушка, о которой я расскажу.

Да, у нее было не цепляющее слух имя, но мысленно я часто называю ее именно так — Матильда. Красиво, не правда ли?

Видимо, так работает извращенная фантазия писателя: он даже в самых мерзких историях находит романтику. Наверное, из-за писателей и начинаются войны и случаются перевороты. Проклятые писатели пытаются все идеализировать. Вот и я занимаюсь тем же: пою дифирамбы моему дорогому Владу и его жертве.

Матильда…

Не могу сказать, что она была очень приметной. Что бросалось в глаза — чистая кожа, усыпанная веснушками.

Худенькая, с длинными русыми волосами, которые как будто доминировали во всем ее облике. Ее вид говорил о стесненности в средствах и скромности.

Мне представлялось, как эта девочка выходит замуж после одиннадцатого класса, рожает детей, набирает вес, и ей так и не суждено узнать, что в ней от природы была заложена красота, которой позавидует даже звезда мирового масштаба.

Такие, как Матильда, не пытаются вскарабкаться наверх, где, поговаривают, находятся слава, деньги и пресловутое счастье, о котором все говорят, но мало кто видел. Иногда таким девочкам везет: на них обращают внимание такие, как Влад. Что ж, сомнительная удача, после которой разве что в могилу. Ха-ха, как смешно я пошутила!

Ее мама получила работу в столице и переехала с тремя детьми: три девочки, Матильда была самой старшей.

Одевалась она скромно, предпочитая (добровольно или не очень) простые светлые майки, кроссовки и джинсы.

Я помню тот день и даже минуту, когда Влад впервые обратил свой взор на эту девушку. Поздно проклинать это мгновение, но не думать о том, как сложилась бы моя судьба, если бы они не встретились, я не могу.

Какой-то идиот пригласил Матильду на вечеринку к Владу, одну из первых, устраиваемых в так называемый летний сезон.

Близился май, вечера становились все теплее, а вечеринки у Влада происходили все чаще и становились все горячей.

Матильда в тот день была очень мило одета: на каблуках и с высокой прической. Я такие укладки всегда терпеть не могла: считала, что они удешевляют образ, но ей, удивительное дело, очень шло.

Мы с Машей разносили выпивку и следили, чтобы гости не лезли куда не надо. Если кто-то выпивал слишком много, вежливо (а чаще невежливо) выпроваживали за территорию участка. Мы были весьма беспечны, и нам нравилось играть роль хозяек этого роскошного дома, чувствовать мнимую власть над людьми.

Тех, кто пришел впервые, мы «вылавливали» сразу, как бы те ни маскировались. Новенькие не могли не озираться вокруг, постоянно вертели головами и часто спрашивали, действительно ли можно брать еду, разложенную на столиках у бассейна.

Матильда пришла с подругами. Персиковое платье выгодно подчеркивало стройный стан, и я невольно ощутила укол зависти: моя фигура была далека от совершенства. У меня кошки на душе заскребли и там же нагадили, когда я увидела, как он на нее посмотрел!

Да, эти двое видели друг друга в школе, но именно в тот момент он заметил ее по-настоящему. Она стояла у бассейна и меланхолично рассматривала воду.

Со стороны могло показаться, что Матильда думает о чем-то высокодуховном, возможно, о Борхесе или Улиссе, но я уже не раз видела подобное выражение лица, означавшее одну-единственную мысль: разрешается ли в этот жаркий день купаться в бассейне?

Взгляд моего друга пробежал по ее фигуре от пяток до макушки… и его глаза заблестели, как у охотника. Я, знавшая этого покорителя женских сердец достаточно хорошо, поняла: быть охоте! Но я знала и другое: не попадалось еще на пути ни одной девушки, которую Влад не завоевал бы, стоило ему лишь захотеть.

Эту девушку он захотел. Он подошел к ней и не отходил до самого вечера. Они разговаривали, шутили, смеялись, и я с завистью наблюдала, как Матильда становится все веселее и разговорчивее. Ее природная скованность отступала под напором харизмы Влада.

Ее глаза заблестели. Его, как ни странно, тоже.

Я думаю об этом с того самого дня и в течение многих лет. Почему он так на нее отреагировал? Возможно, она ему кого-то напоминала, например, мать? Возможно, просто соответствовала его представлениям о том, как выглядит идеальная девушка? Я никогда не узнаю причин, но известно одно: Влад помешался на этой девятикласснице!

С той вечеринки он говорил о ней день и ночь, и наши посиделки у бассейна превратились в обсуждение Матильды. Маша начала давать Владу советы, и он, насмехаясь и подшучивая, тем не менее внимательно их выслушивал. Мы с Машей были единственными представительницами женского пола, с кем он мог поговорить, не боясь показаться смешным или глупым.

Ну и, конечно, наступил день, когда, загорая втроем у бассейна, мы услышали скрип белой пластиковой двери. Не оборачиваясь, я уже знала: он привел ее.

Нет больше нашей четверки, она канула в небытие, подумала я и после этой мысли ощутила словно порыв осеннего ветра. Теперь есть мы трое, он и Матильда.

Я видела, что девчонка чувствовала себя неуютно в нашей компании и в доме Влада. Она топталась на месте, не решаясь подойти, пока Влад почти силком не подвел ее к нашим лежакам. Я не стала подниматься, лишь слегка обернулась и, придерживая шляпу с широкими полями, сказала:

— Ну, здравствуй.

— Привет, — ответил спокойный голос, сопровождаемый скромной улыбкой.

Я с удивлением осознала, что слышу ее голос впервые.

— Знакомься, это мои друзья. — Влад взялся исполнять роль гостеприимного хозяина. — Маша, Марина, а это Саша.

Маша поднялась со своего лежака, Саша сделал то же самое. Ну, а я… я последовала за большинством, но делала это так медленно, чтобы новая подружка Влада сразу поняла: мы с ней не подружимся.