Крис удалилась с видом Жанны д’Арк на костре, предоставив мне одной заканчивать этот хлопотный день.

Было уже почти девять, когда я вышла на Саут-Даулинг-стрит и огляделась в поисках такси. Ни единого. Пришлось идти пешком. Когда впереди уже виднелись огни Кливленд-стрит, лоснящийся черный «ягуар» плавно подкатил к бордюру возле меня, дверца распахнулась, и мистер Форсайт произнес:

– У вас замученный вид, Харриет. Подвезти вас до дому?

Плюнув на осторожность, я воскликнула: «Сэр, да вы просто подарок небес!» – и рухнула на кожаное сиденье.

Он сверкнул улыбкой, но промолчал. На следующем оживленном перекрестке он машинально свернул на Флиндерс-стрит, и я вдруг поняла: он понятия не имеет, где я живу. Пришлось извиниться и сказать, что мой дом – на Виктория-стрит, возле самого Поттс-Пойнта. Позор, Харриет Перселл! Почему было не сказать прямо – «в Кингс-Кроссе»? Мистер Форсайт извинился за то, что не спросил адрес, повернул на Уильям-стрит и вернулся обратно.

Мы плавно катили среди мешанины неоновых огней. Помолчав, я призналась:

– Вообще-то я живу в Кингс-Кроссе. Поттс-Пойнт целиком и полностью оккупирован Королевским флотом.

Вскинув брови, он усмехнулся:

– Ни за что бы не подумал, что такая девушка, как вы, может жить в Кингс-Кроссе.

– А какие люди там живут, по-вашему? – завелась я.

Этого он никак не ожидал! Отвел глаза от дороги, убедился, что я настроена воинственно, и попытался исправиться.

– На самом деле я и не знаю, – примирительно произнес он. – Наверное, просто страдаю всеми заблуждениями, свойственными тем, кто знает Кросс только по желтой прессе.

– Почтальон как-то обмолвился, что проститутки, которые живут в соседнем доме, просят писать им в Поттс-Пойнт, но, насколько мне известно, сэр, вся Виктория-стрит находится в Кингс-Кроссе!

Не понимаю, с чего вдруг я так раскипятилась. Это же я первой помянула Поттс-Пойнт! Но мистера Форсайта, наверное, выдрессировали дома, потому что он даже не стал оправдываться, только умолк и продолжал вести машину.

Он остановился на стоянке, предназначенной для важных клиентов домов номер 17b и 17d: медицинский кадуцей на заднем бампере «ягуара» – амулет, гарантирующий защиту от штрафов в любом месте.

Я не успела взяться за ручку дверцы: он выскочил из машины первым, обежал ее и открыл передо мной дверцу.

– Спасибо, что подвезли, – пробормотала я, торопясь поскорее улизнуть.

Но мистер Форсайт, похоже, никуда не торопился.

– Значит, здесь вы живете? – спросил он, обводя взмахом руки наш тупичок.

– В среднем доме. У меня там квартира.

– Очаровательно! – И он снова взмахнул рукой.

Я топталась рядом, совершенно не зная, что сказать и как поблагодарить его за доброту, и вовсе не собиралась приглашать его в гости. Но с языка сами собой слетели слова: «Хотите кофе, сэр?»

– Спасибо, охотно выпил бы чашечку.

Ах черт! Молясь, чтобы ни с кем не столкнуться, я открыла парадную дверь и повела гостя через прихожую; мне было совестно за изрисованные стены, истертый линолеум, засиженные мухами лампочки без абажуров. Вдобавок дом 17d оказался в пределах абсолютной слышимости благодаря открытому окну в коридоре: слышны были и упорный труд проституток, и оглушительная грызня мадам Фуги с мисс Благоразумие в кухне. Дамы собачились на предмет наиболее эффективных способов доставить удовольствие клиенту с изощренными вкусами и на красочные подробности не скупились.

– Ну так не ходи в сортир и выпей гребаный галлон воды, а коли они хотят, чтобы на них пописали, – слушай и делай, как велено! – Этой ударной репликой завершился спор.

– Любопытная беседа, – заметил мистер Форсайт, пока я возилась с неподдающимся врезным замком.

– Это бордель для особых клиентов, а по другую сторону от нашего дома – еще один, – объяснила я, распахивая дверь. – Обоим покровительствуют первые люди Сиднея.

Мистер Форсайт перевел разговор на мою квартиру, которую счел симпатичной, очаровательной и уютной.

– Садитесь, – без лишних церемоний предложила я. – Какой вам сделать кофе?

– Черный, без сахара. Спасибо.

В этот момент наверху заиграла скрипка – я уже знала, что звучит Макс Брух.

– Кто это? – спросил мистер Форсайт.

– Клаус, который живет наверху. Хорошо играет, правда?

– Превосходно.

Когда я вышла из-за ширмы с двумя кружками кофе, мистер Форсайт сидел в кресле и умиротворенно слушал Клауса. Подняв голову, он принял кружку с такой неподдельной улыбкой удовольствия, что у меня задрожали колени. Я уже почти не боялась его и полностью взяла себя в руки. Низший персонал больниц приучают смотреть на штатных врачей как на инопланетян – из тех, что бывают в Кроссе лишь в том случае, если покровительствуют мадам Фуге и Токкате.

– Наверное, славно здесь живется, – заметил он. – Смешение высокого и низкого стилей.

Да, предубежденностью он не страдал.

– Верно, жить здесь весело, – согласилась я.

– Расскажите подробнее.

Ну вот, приехали. Что же я ему скажу? Здесь все буквально пропитано сексом – неужели он не расслышал, что орала мадам Фуга? И я решила все прояснить, поэтому завела рассказ про соседнюю квартиру на первом этаже.

– Кажется, – закончила я, – мы наконец-то нашли пожилую пару, которая собой не торгует.

– Вы хотите сказать, слишком пожилую для этого?

– О, сэр, видели бы вы, кто занимается уличной проституцией! – Я совсем разболталась. – Молодые и миловидные женщины предпочитают бордели – и платят в них больше, и живется лучше, и сутенеры не поколачивают.

В его болотно-зеленых глазах отразилась смесь насмешливого удивления и грусти: насмешку я приняла на свой счет, а насчет грусти сомневалась. Наверное, у него всегда такие глаза, решила я.

Взглянув на бешено дорогие золотые часы, он поднялся.

– Мне пора, Харриет. Спасибо за кофе и за компанию – и за объяснение, как живет вторая половина человечества. Это было очень интересно.

– Спасибо, что подвезли, сэр, – отозвалась я и проводила его до двери. Захлопнув дверь, я прислонилась к ней спиной и попыталась понять, что сейчас произошло. Похоже, у меня появился новый друг. Слава богу, он и не пробовал приставать ко мне! Но я запомнила печаль в его глазах и задумалась: неужели ему хотелось просто с кем-нибудь поговорить? Как странно. Никогда бы не подумала, что божество в белом халате штатного врача страдает от одиночества.

Понедельник

11 апреля 1960 года


Утром я опять виделась с Пэппи, но на этот раз ей не пришлось меня будить. Я лежала в ожидании, когда она вернется домой после выходных, проведенных в Глибе, специально чтобы затащить ее к себе и накормить приличным завтраком. Несмотря на всю влюбленность, в последнее время Пэппи заметно осунулась.

Так и есть: она опять похудела, но была безмятежно счастлива.

– Удачно прошли выходные? – спросила я, подавая ей яйца «бенедикт» на половинках булочки.

– Чудесно, просто чудесно! Харриет, я не верю своему счастью! – воскликнула она, запрокинула голову и ликующе расхохоталась. – Мой Эзра хочет на мне жениться! В следующее воскресенье он все скажет жене.

Никак не пойму, почему не поверила в эту идиллию. Но ради Пэппи я заулыбалась и изобразила интерес.

– Замечательное известие, Пэппи.

Она зевнула, взглянула на тарелку, нахмурилась и отодвинула ее.

– Ешь! – велела я. – Одним гашишем да кокаином сыт не будешь!

Послушавшись, Пэппи переставила тарелку поближе и нехотя положила в рот первый кусочек. И с воодушевлением принялась за еду: уроки, которые я брала у Клауса, пошли на пользу. Я присела напротив Пэппи, наклонилась над столом и начала, чувствуя себя неловко, но не желая отступать:

– Послушай… я понимаю, что лезу не в свое дело, но… – Я мялась, не зная, как продолжить. Сказала «А», говори и «Б», Харриет, – ну смелей! – Пэппи, ты почти не знаешь Эзру, и он не знает тебя. Насколько я понимаю, с вечера пятницы до утра понедельника вы оба не способны рассуждать здраво. Всего две такие встречи на выходных, и он уже хочет на тебе жениться? С какой стати? Только потому, что ты не мешаешь ему употреблять наркотики? Не понимаю, почему он выбрал тебя, а не какую-нибудь восторженную студентку, – ты ведь самостоятельная и независимая женщина. Да, ты не будешь изменять ему с каким-нибудь полицейским, даже изредка. Но жениться? Не слишком ли рано он завел разговор о женитьбе?

Мой скепсис ее не оскорбил. Сомневаюсь, что Пэппи вообще поняла, о чем речь.

– Все дело в сексе, – сказала она. – Для мужчин любовь и секс неразделимы.

– Тем более странно, – возразила я. – Ты же не про любовь говоришь, а собираешься замуж. Ты говоришь, он философ, мировая знаменитость. Значит, в империи интеллекта он занимает определенное положение, следовательно, выполняет обязательства и подчиняется правилам, в том числе и установленным университетским начальством. Я, конечно, далека от научного мира, но знаю, что ученые – те еще снобы. Если ради тебя он бросит жену и детей… – Я оборвала себя на полуслове и беспомощно уставилась на Пэппи.

Она медленно покачала головой:

– Харриет, дорогая, ты ничего не понимаешь. Секс, и только секс.

– Да сколько можно твердить о сексе? – не выдержала я. – Если ты про извращения, то какое отношение они имеют к браку?

– Какая ты еще маленькая!

Потеряв голову, я закричала:

– Господи боже, Пэппи, как же мне осточертело, что меня держат за дурочку! Все эти расспросы я завела не из праздного любопытства! Я просто хочу понять, почему Эзра хочет жениться на тебе – вместо того чтобы просто развлекаться по выходным! Я знаю, ты мужчин под венец не тащишь, но ему-то это зачем? В чем секрет, в чем?

– В фелляции.

– Как? – тупо переспросила я.

– Фел-ляции. Я сосу ему пенис, пока он не кончает мне в рот. Об этом мечтает каждый мужчина, если он не импотент, – продолжала Пэппи, – но мало кто из женщин соглашается исполнить их мечту. Особенно жены – они, совсем как ты, ни о чем не подозревают, пока муж не попросит. Потом отказывают ему и возмущаются, считая его извращенцем. А я люблю ласкать Эзру ртом. Его пенис идеально мне подходит: он маленький и всегда немного вялый. Вот почему Эзра хочет жениться на мне. Если я стану его женой, он может наслаждаться фелляцией каждый день. – Она вздохнула. – О, Харриет, как чудесно будет выйти за Эзру!