Пора было менять тему.

– А что ты думаешь о Гарольде?

Тоби оскалился.

– Не знаю. А что?

– Он меня ненавидит.

– Ну, это ты загнула, Харриет.

– Честное слово! – уверяла я. – Я встречалась с ним всего несколько раз, но он меня уже до икоты запугал. В глазах столько ненависти! А я никак не пойму, в чем перед ним провинилась.

– Видно, считает, что ты втерлась в доверие к миссис Дельвеккио-Шварц, и ревнует, – предположил Тоби. – Но ты не волнуйся: он уже списан. Наша старушка сыта по горло его фортелями.

Я проводила его до двери, на ступеньке крыльца он остановился.

– Может, спустишься на дорожку? – спросил он.

Я подчинилась. Стоя на ступеньке, Тоби был чуть выше меня.

– Уже лучше. Теперь мне хватит роста. – Он мягко, но решительно положил ладони мне на плечи. – Спокойной ночи, принцесса, – произнес он и поцеловал меня.

Я думала, что после сегодняшнего тягостного вечера он жаждет простого и бесхитростного утешения. Нет, не похоже. Он обнял меня, приложив ладони к спине, притянул к себе и целовал по-настоящему. Мои глаза сами собой открылись в ужасе, когда незнакомая, но приятная дрожь прошла по телу до челюсти и достигла губ. И я опять закрыла глаза и отдалась настроению. Вот оно, блаженство! После Дэвида и Норма я не верила своему счастью. Тоби и пальцем не шевельнул, а мне казалось, что его ладони прожигают мне спину до костей. Все только для меня: он не спешил и не отставал, а когда мне понадобилось глотнуть воздуха, уткнулся лицом в мою шею и крепко поцеловал ее. О-о-о! Какая богатая палитра реакций! «Ну же, Тоби, – думала я, – убедись, что грудь у меня на самом деле потрясающая».

А этот негодяй отпустил меня! В возмущении я открыла глаза и увидела его озорную усмешку.

– Спокойной ночи, – произнесла я, будто ничего и не было.

В глазах Тоби заплясали смешливые искры, он небрежно чмокнул меня в щеку и зашагал по дорожке прочь, не оглядываясь.

– С первым апреля! – бросил он напоследок.

Я умчалась в дом, грохнула дверью и минуту поскрипела зубами, пока не отлегло. Ну и пусть первое апреля: главное, я сегодня впервые целовалась по-настоящему, и мне понравилось. Наконец-то мне перепала капелька удовольствия, которое может доставить только мужчина. Кровь так и забурлила.

Понедельник

4 апреля 1960 года


Пэппи забежала домой, чтобы перед уходом на работу перехватить у меня кофе, и вытащила меня из постели на два часа раньше, чем требовалось. Но мне так не терпелось узнать, что с ней происходит, что о двух пропавших часах сна я не горевала. Пэппи буквально сияла – красавица!

– Где ты пропадаешь? – спросила я.

Пэппи объяснила, что у профессора крошечная квартирка в Глибе, недалеко от Сиднейского университета.

– Когда мы примчались туда, то сразу заперли дверь, отключили телефон и до сегодняшнего утра никуда не выглядывали. О, Харриет, он чудо, идеал, король и божество! У меня никогда не бывало ничего подобного! Можешь себе представить: мы лежали рядом обнаженные и ласкали друг друга шесть часов подряд, и только потом он первый раз взял меня! – При этом воспоминании у нее засветились глаза. – Мы совсем друг друга измучили: лизали, сосали, едва не кончали, потом останавливались, переводили дух и начинали все заново, пока не взлетели на вершину одновременно, представляешь? В один и тот же миг! А потом погрузились в такую пучину тоски, что оба разрыдались.

Эти признания смутили меня, я попросила избавить меня от скабрезных подробностей, но для Пэппи не существует запретов – так она устроена.

– Ты стесняешься саму себя, Харриет, – укоризненно заявила она. – А тебе давно пора поладить с собственным телом.

Я вскинула голову.

– Рада бы, да не с кем.

Тоби, Тоби, Тоби.

– Ты просто боишься.

– Забеременеть – конечно, боюсь.

– Миссис Дельвеккио-Шварц говорит, что женщина беременеет, только если захочет ребенка всей душой.

Я фыркнула.

– Спасибо, у меня нет ни малейшего желания проверять на себе теорию миссис Дельвеккио-Шварц. Вот так-то, Пэппи. Значит, все это время ты развлекалась с профессором. Вы только сексом занимались или поболтать тоже успели?

– Мы говорили без умолку! Покурили гашиша, пока лежали обнявшись, потом слегка нюхнули кокаина – я и не думала, что от всех этих веществ наслаждение становится почти невыносимым!

Я поняла: если я попытаюсь упрекнуть ее, мы поссоримся. И спросила, женат ли профессор.

– Женат, – жизнерадостно подтвердила Пэппи, – на унылой зануде, которую он терпеть не может. У них семеро детей.

– Ну надо же, насколько она ему противна!.. А где они живут?

– Где-то возле Голубых гор. Иногда он ездит туда, только ради детей, но у них с женой отдельные спальни.

– Надежный метод контрацепции, – ядовито заметила я.

– Эзра признался, что влюбился в меня с первого взгляда. Он говорит, что еще ни одна женщина не доставляла ему столько удовольствия.

– Значит, воскресный поиск мужчин закончен? – поинтересовалась я.

Пэппи явно оскорбилась.

– Ну конечно, Харриет! Мне незачем больше искать, я нашла Эзру. Другие мужчины для меня не существуют.

Скажу честно: даже не знаю, можно ли в это верить. Пэппи, конечно, убеждена, что так и будет, поэтому надеюсь, что сомневаюсь в ней напрасно. Гашиш и кокаин. Да, профессор – знаток рискованных удовольствий. Да еще женат. Несчастные браки встречаются сплошь и рядом, нет причин считать, что Эзра Сумчатти – неужели это его настоящая фамилия? – нагло врет. Только вот настораживает меня образ жизни милого Эзры. Загнал жену с семью детишками в несусветную глушь и живет себе припеваючи в холостяцкой квартирке в Глибе. Удобств море: квартирка-то по соседству с университетом, рассадником молодых знойных дев. Никогда не пойму, чем этот уродец так притягивает молоденьких дурочек, но явно у него есть какой-то секрет, хотя сомневаюсь, что достоинство у него длиной с папин садовый шланг. Видно, все дело в гашише и кокаине.

Печенкой чую: Пэппи он просто использует. Но почему он выбрал ее, когда вокруг теснилась целая толпа девиц, истекающих слюной? В чем секрет привлекательности Пэппи для такого множества мужчин? Когда у мужчины только секс на уме, внешность женщины для него – дело десятое. Тут какая-то тайна, которую я должна раскрыть. Я люблю Пэппи и считаю ее самой обаятельной в мире. Но этого мало, должно быть что-то еще.

Харриет Перселл, в любви ты полный профан, кто дал тебе право строить догадки? Спеши ко мне, Король Пентаклей номер один! Мне срочно нужен начальный курс обучения по одному интимному предмету.

Четверг

7 апреля 1960 года


О-ох! Сегодня эта кретинка Крис Гамильтон превратила наш тихий уголок в поле боя. Честное слово, лучше бы она присмотрелась к Деметриосу, вместо того чтобы шпынять бедолагу каждый раз, когда он привозит нового пациента.

Сегодня больной чуть не умер прямо у нас в лаборатории, а это самое страшное, что могло случиться. Пока мы делали снимки, трещина в черепе надумала вызвать острый отек мозга. Я опомниться не успела, как незнакомый ординатор отпихнул меня и молниеносно организовал доставку больного в нейрохирургическую операционную. Но через десять минут этот ординатор вернулся, глядя на нас с Крис злее, чем сестра-хозяйка.

– Вы что, ослепли, твари? – рявкнул он. – Из-за вас ему едва успели оказать помощь! Суки безмозглые!

Крис сунула мне в руки кассету с пленкой и направилась к двери.

– Будьте добры следовать за мной к сестре Топпингем, доктор, – ледяным тоном произнесла она. – Я буду крайне признательна, если то же самое вы повторите в ее присутствии.

Минуту спустя вбежала с вытаращенными глазами наша медсестра.

– Я все слышала! – воскликнула она. – Каков мерзавец этот доктор Майкл Добкинс!

Моя подчиненная убежала в нейрохирургическую операционную со снимками, поток пациентов на время прекратился, поэтому спешить мне было некуда. Я уставилась на медсестру, начиная прозревать.

– Так они что, знакомы? – спросила я. – Крис и доктор Добкинс?

Раз медсестра дружит с Крис, значит, должна быть посвящена в ее личную жизнь.

– Еще как! – мрачно отозвалась медсестра. – Восемь лет назад, когда Добкинс был еще зеленым стажером, они с Крис были неразлучны, вот она и решила, что, можно сказать, уже обручена. А потом он бросил ее, ничего не объяснив. И через полгода женился на девице-физиотерапевте, папаша у которой – директор компании, а мамаша состоит в комитете помощи слепым детям «Черное и белое». Крис осталась девственницей, так что даже не могла привлечь его к суду за нарушение обещаний.

Вот теперь все стало ясно.

Крис вернулась с сестрой Агатой и доктором Майклом Добкинсом, и мне пришлось изложить свою версию случившегося, а она полностью совпала с версией Крис. После того как я дала показания, набежало начальство во главе со старшей сестрой-хозяйкой, и мне пришлось повторять то же самое под прицелом сразу трех пар недовольных глаз. Крис обвинила Добкинса в нарушении профессионального кодекса, а именно – в оскорблении персонала больницы бранными словами. Хирурги в операционных ругаются как сапожники, но им маленькие прихоти позволены. Однако скромному ординатору доктору Добкинсу никто не давал права распускать язык.

А ведь всего этого могло бы и не быть. Если бы Крис держала себя в руках или закатила скандал в пределах одной лаборатории или даже затолкала Добкинса в укромный уголок и разделала бы под орех за дурные манеры, не пришлось бы вмешивать в наши дела все начальство вплоть до самых верхов. А она будто включила поисковый прожектор мощностью в миллион ватт, и вся наша работа застопорилась, а ее добросовестность оказалась под вопросом.

К концу рабочего дня на ковер вызвали не нас, а Добкинса. Пациент и вправду был при смерти: внезапный отек мозга затронул жизненно важные центры ствола, расплющил их о костистые выступы, но, к счастью, субдуральную гематому в экстренном порядке отсосали в нейрохирургии, и пациент выжил – благодаря близости травматологии и реанимационной аппаратуры. Верхи вынесли, а сестра Агата передала нам окончательный вердикт: своим долгом мы вовсе не пренебрегаем.