Стася Андриевская - Милаха

– Как ты себе это представляешь?

– Да легко! Бровки домиком, губки надула, слезу пустила – и всё. Не подействует – пригрозишь, что уйдёшь от него. Это точно подействует. Крайняя мера, конечно, дважды обычно не прокатывает, но нам и надо-то только один раз, контракт переписать. А дальше уже помягче дрессировать будешь.

– А я не об этом, – тяжело усмехнулась я. – Как ты себе представляешь наше с тобой дальнейшее общение?

Она глянула так, словно я сморозила какую-то глупость. Даже бровь удивлённо приподняла.

– А что не так-то, Милусь? Я тебя не к панели шантажом принуждаю, не на убийство толкаю, не на воровство. Я помогаю тебе решиться на большие перемены в жизни. На классные перемены. Такие, за которые ты меня ещё благодарить будешь! А это всё, – кивнула на фотки, – это строго между нами. Как дополнительный стимул, не больше. Мне нет смысла тебя топить и очень надеюсь, что ты мне его и не дашь. А то, что надавить пришлось, так это знаешь… Без давления и боли ни одна целка не сломалась бы. Зато потом, сама понимаешь, сплошное удовольствие!

– Не думала что ты такая, – я опустила голову, понимая, что мне нечем крыть. – Восхищалась тобой. Уважала. А ты…

– А что я, Милусь? Ничего не изменилось. Ни-че-го. Продолжаем работать в прежнем режиме.

– Ну да. Просто дуло в затылок, и шаг влево, шаг вправо – расстрел.

– Перестань драматизировать. Пойди к себе, успокойся, подумай. Выспись. И увидишь – уже завтра утром будешь мечтать о предстоящих Каннах. Поверь, я знаю, о чём говорю. И нам с тобой обеим выгодно дружить, поэтому… – Наклонилась вперёд, подхватила бутылку: – Выпьем за это?

Я выскочила из её номера, ломанулась куда-то по коридору, потом поняла, что пролетела мимо лифта. Плюнула, вышла на лестницу. Осела на ступеньку, дрожащими руками достала из конверта фотки.

Твою мать… Как? Откуда, блядь? Несмотря на гулкие как удары большого колокола толчки крови в виска́х и зумутнившийся слезами взгляд, разглядела не попавшие в фокус, размазанные горлышки бутылок на переднем плане. Фотографировали явно из-за барной стойки и, надо сказать, ракурс был идеальным! Вернее, наше место было идеальным: мы с Лёшкой сидели чётко напротив бармена, причём не спиной или лицом к нему, а именно боком, хотя это изначально было неудобно, потому что затрудняло проход официантам… А всё потому, что именно так был сервирован к нашему приходу столик. Совпадение? Ну уж да!

Я медленно листала фотографии и понимала что вот теперь точно ВСЁ. Что это, Господи? Месть? Или «Так не доставайся же ты никому?» Согнулась пополам, упершись лбом в колени, обхватила себя руками. Хотелось скулить. Нет, выть! Чё-ё-ёрт, вот это я понимаю боль! Оо-о-ох, какая! Вот это… Скотина, как же ты мог… Исподтишка. Глядя в глаза. Держа за руку. Как же ты…

Бешенной фурией ворвалась на этаж, с разбегу долбанула ногой в дверь Савченко. Но он либо не услышал за орущим футболом, либо был слишком занят опасным моментом. Либо испугался. Сволочь! Я долбанула ещё раз ногой и подкрепила кулаком. А едва щёлкнул замок – сразу толкнула дверь… и замерла на половине матерного слова.

На пороге стоял поджарый мужичок средних лет, примерно с меня ростом. И он был явно недоволен моим поведением. А я… Я его уже видела как-то. Это, если мне не изменяет память, и есть тот бывший мент, как его… Сергей Башкатов, да? Зойкин охранник, вместо которого поехал Лёшка.

– Э… извините… А Лёша…

Сергей нетерпеливо покосился в сторону орущего телека, но в этот момент началась реклама, и он сразу расслабился.

– Привет, Людмил!

– Здравствуйте.

– А Лёшка уехал.

– В смысле… Куда?

Пожал плечами:

– Домой.

– Как… Когда?

– Ну, насколько я помню, по нечётным наш поезд отправляется в десять ноль две. С Павелецкого.

– В каком смысле поезд?

– А как ещё? Прямые автобусы к нам не ходят. А что стряслось-то? Кстати, говорят, тебя поздравить можно? Поздравляю.

– Спасибо, – шепнула я, и попятилась, но вдруг остановилась: – А как ваше здоровье?

Он снова пожал плечами, улыбнулся:

– Да спасибо, не жалуюсь. Года три уже не болел. А что, плохо выгляжу?

Ночью я так рыдала, что перепуганная Галина даже позвонила Зойке. Уж не знаю, что та ей ответила, но Галина Николаевна, в сердцах бросив трубку, ещё долго сидела на моей кровати и беспомощно гладила по спине, пытаясь успокоить.

Весь следующий день, послав к чёрту и Зойку, и её магазины-экскурсии, я валялась в постели, уткнувшись носом в стену. Больше не ревела, просто иногда, когда накатывало вдруг, непроизвольно мычала. Иногда проваливалась в дрёму. Потом как по щелчку отрывала глаза и снова смотрела в стену.

Сначала, конечно, подмывало сбежать. Просто без предупреждения уехать домой. Как? Да хрен его знает. Язык до Киева доведёт. Если Кристинка смогла сбежать в Москву, так неужели я не смогу сбежать из неё? Но вот что дальше? Фотки-то никуда не денутся. А раз так – есть ли вообще смысл биться в истерике?

Да Зойка, паучиха, тянет на себя, но и Денис, действительно, тоже хорош. Всё решил, всё устроил. Даже не спросил чего хочу я. Хотя… сама дура. Позволила.

Правильно Макс сказал – болото, гнилая среда обитания. Но с Зойкой и Денисом хотя бы всё понятно, а вот Лёшка… Про него даже думать тошно было. Больно. Бумажный Ромэо, блин. Лицемер.

Вот такая херня, Кобыркова. Никому ты не нужна. Никто никому не нужен. У каждого свой интерес. И у каждого своя, блядь, правда. И Зойка, сука, права – только в самой себе и можно быть уверенной. Самой лезть, самой пробиваться и идти по головам. Это нормально – идти по головам, ведь если не ты по ним, то они по тебе. А раз так, то какого хрена стесняться?

Не верить. Никому и никогда. Особенно тем, кому хочется верить больше жизни. Они предают больнее всего. И не беда, что предают, все, как оказалось, делают это. Просто эти – больнее всего.

Яйца отрастить, да? Бронебойные? Ну что ж… Было бы неплохо. Во всяком случае, на данный момент другого выхода я не видела.

Ближе к пяти я всё-таки стащила свою тушку с кровати, умыла, расчесала. Переодела. Отвела в ресторан при гостинице. Заставила сожрать два блинчика с икрой… Разрешила выпустить пропитанные смертельным ядом колючки навстречу улыбчивому постояльцу, решившему флиртануть с моим сиятельством. На хер пошёл. Звезда Олимпа изволит печалиться. А хотя… Глянула в его растерянное лицо, прикидывая варианты… Нет. На хер.

Скука.

Снова вспомнила про Кристинку. Вчера не пришла, может, сегодня? Вот это было бы классно! Кому, как не ей слить всю эту хрень? Случайные уши в случайном городе. Идеально! И если хочет, пусть тоже сольёт мне свою историю про того мудака, который вроде как должен сдохнуть, поняв кого потерял.

Ближе к семи, когда я уже собрала чемодан, вернулась Галина, а с ней – вот сюрприз! – в номер припёрлась и Зойка. Шикарная чёрная птица, шальная императрица с характерным стальным перезвоном.

– Милусь, а у меня для тебя подарок! – с порога осчастливила она. – Держи! – Шмякнула на мою кровать шуршащий пакет и сама тут же плюхнулась рядом. Вальяжно откинувшись назад, закинула ногу на ногу, вспенила причёску. – Я знаешь, подумала, а какого хера, да? Оно по праву твоё!

Я молча подтянула пакет к себе, заглянула. В луче заходящего солнца вспыхнули кровавые искры на чёрном пепелище. Платье. То самое, с последнего дефиле.

– В Каннах пригодится, м? – мурлыкнула Зойка.

Ну как сказать, дорогая мадам. Вообще-то вам решать. Я отложила пакет в сторону:

– Надо поговорить.

– Галь, погуляй-ка немного! – уловив мой тон, тут же скомандовала Зойка, и Галина Николаевна послушно вышла из номера. – Слушаю тебя, дорогая!

– Да будет тебе известно, что твой муж меня домогается!

Я специально смотрела в её глаза, злорадно ловила каждое движение ресниц, каждую тень испуга, ревности, а в идеале – боли, но увидела только… понимание. С неё даже вальяжность слетела, и Зойка как-то вдруг, снова стала обычной бабой. Блядь, как она это делает?

И я растерялась, отвела взгляд.

– И Денис об этом знает. Вот и всё, Зой. Вот и как, по-твоему, я должна его уговаривать?

– А что было, Милусь? – спокойно спросила она. – Ну, с Паниным? Говори, как есть.

– Ничего особенного. Просто приглашал на свидание, но я отказала.

– А он?

– А он устроил Денису мандец в делах. Чуть до уголовки не дошло.

Зойка хмыкнула:

– Ну с Дёней-то как раз понятно. Я имею в виду, когда Панин зажимал тебя перед отъездом, о чём договорились?

Я испуганно сцепила руки на груди. Всё видит, знает, понимает, но молчит? Зашибись..

– Ну, смелее! Говори! – подбодрила она. – Всё как есть говори.

– Ни о чём. Он просто намекнул, что любые проблемы Дениса можно решить, если я не буду выпендриваться, и приму его приглашение. И визитку оставил.

– А ты?

– Что я?

– Ты согласилась?

– Нет, конечно! За кого ты меня принимаешь?

Зойка вздохнула, погрызла губу и каким-то совершенно некрасивым, задумчивым жестом поковыряла в ухе мизинцем.

– Я тебе сейчас одну вещь скажу, но ты должна понимать, что это строго между нами, да?

Я дёрнула плечами, мол – говори, а там видно будет. А не хочешь, не говори. Мне похрен. Зойка усмехнулась.

– Видишь ли, мне от Панина, как от мужика, досталось всего-то раз десять, да и то на излёте. Ну, – помотыляла рукой, – проблемы с потенцией. И это ещё семнадцать лет назад дело было! Но тогда ему хоть как-то таблетки помогали, а теперь уже всё. Вообще всё. Понимаешь?

Я заторможенно кивнула. Неожиданное признание, чего уж тут.

– Импотенция – для любого мужика трагедия, некоторые даже с собой кончают, – и она вдруг рассмеялась: – Да уж, неудачное словцо…

И я неожиданно для себя тоже улыбнулась.

– Короче представь: Панин, при его-то статусе и бурной молодости, когда он вертел на шишке всех кого хотел, и в прямом и в переносном смысле, – и вдруг такое! Жена выдержала четыре года и ушла, ни деньги, ни положение в обществе не удержало. Это его подорвало, конечно, благо я была рядом. Но не в этом дело, а в том, что даже те, у кого хер не стоит, хотят себя мужиками чувствовать, понимаешь? Девочек клеить, добиваться взаимности. Вот и Панин такой! И ни хрена он с тобой не сделает, Милусь. Максимум – шампусиком угостит, причём, не абы каким. Он безобидный в этом плане, понимаешь? И вообще человек хороший. Воспитанный, образованный. Очень интересный собеседник. Да к тому же ему шестьдесят два, дедушка, блин, для тебя! Чего бояться?