Стася Андриевская - Милаха

Данное произведение охраняется законом РФ об авторском праве. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и объёме без письменного разрешения правообладателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

– Если что, универсам через дорогу за углом. Но только туда и обратно, ясно? – Денис буднично подсунул под телефон деньги. – Никому не звони. Если будут звонить тебе – берёшь трубку и молчишь. Свои люди начнут разговор со слов «Извините за беспокойство», это понятно? В любом другом случае обрывай звонок и всё. Твои ключи, – звякнул двумя ключиками на колечке и положил их на телефонную полку. – Мои ключи, – тряхнул другой парой и сунул её в карман. – Больше ни у кого. Когда уходишь, закрываешь на оба замка, когда приходишь – оба замка плюс засов, понятно? И так, на будущее, никаких гостей и никому ни адреса, ни номера телефона. Ну, чего ты напряглась? Я сейчас дела кое-какие разгребу и подъеду. – В который раз за последние десять минут, с того момента, как мы вошли в квартиру, зажал меня в углу, сжирая, выпивая до дна жадным поцелуем. – Мила-а-аха… Ну вот что ты со мной творишь, а?

И вот теперь я ходила по квартире, как по музею…

Двушка на четвёртом этаже девятиэтажной новостройки в самом центре города. Шикарный, до безумия необычный ремонт. Начать хотя бы с того, что стены однотонные! Например, в спальной – молочно-сиреневые. А ещё многоярусные шторы с кистями из стеклянных бусин. Потолок – вообще что-то невообразимое! Нарушая все мои представления о потолках, он вдруг расслаивался на два уровня, нижний из которых изгибался волной, похожей на крышку рояля, и плавно переходил на стену в изголовье огромной двуспальной кровати, образуя что-то вроде ниши или полочек, на которых стояли всякие безделушки: статуэтки, вазочки, свечи. Напротив, в изножье, огромная картина с морским пейзажем, сбоку от кровати зеркало во всю стену. Каково же было моё удивление, когда оказалось, что это зеркало – огромный шкаф встроенный прямо в стену! Вместо люстры странные, похожие на мутные рыбьи глаза светильники, рассыпанные по потолку, словно звёзды по небу.

В ванной комнате – просто шок! – не оказалось ванны… Вместо неё в углу стояла непонятная будка из матового стекла. Заглянула внутрь – оказалось, это душ такой! Типа как у Барбашиных в общаге, только в сотни раз круче. Стиральная машина, как их там, автомат – кнопка на кнопке, лучше её вообще не трогать, а то мало ли… Зеркало над раковиной с лампочками по краям!

Кухня – как в выставочном павильоне, страшно прикасаться: белая, с золочёными вензелями на уголках дверок и золотыми же ручками на шкафчиках. Плита на четыре конфорки, над ней какая-то бандура с толстой трубой уходящей в стену. Холодильник – не хуже, чем в берлоге Медведя, такой же огромный, только ещё и перламутровый. Но почему-то пустой. А самое интересное, что кухня была как бы объединена с залом!

В зале – угловой кожаный диван бронзового цвета, перед ним низенький столик со стеклянной столешницей, точно такой, как в холле на базе Дениса. На полу ковровое покрытие с витиеватым орнаментом деликатного коричнево-серого оттенка. Напротив дивана большущая тумбочка, а на ней большущий же телевизор. Потолок такой же двухуровневый, как в спальной, только волна другой формы. Охренеть. Вот это я понимаю, интерьерчик!

Зазвонил телефон. Я, согласно директиве, подняла трубку, молча прижала её к уху.

– Это я. Ты как, освоилась? – спросил Денис.

Я замешкалась на мгновенье… и положила трубку. В моей инструкции не было пункта исключений! Он тут же перезвонил.

– Я дико извиняюсь за беспокойство, конечно, но я вообще-то из автомата! – смеялся, понимая нелепость ситуации. – У меня мелочи столько нет, чтобы…

Я положила трубку. Это вам, Денис Игоревич, зеркальные меры. Или вспоминайте правильный пароль или возвращайтесь, говорите лично!

А потом целых десять минут стояла возле телефона и даже успела испугаться, что перегнула… Но он всё-таки позвонил снова.

– Извините за беспокойство, – в голосе сквозил сарказм, – а Людмилу Николаевну я могу услышать?

– Да, я слушаю.

– Я тебя сегодня выпорю, поняла? Все ларьки оббежал в поисках размена!

– А просто монетку у кого-нибудь стрельнуть не пробовал?

– А что, можно было? – Усмехнулся. – Так, ладно, хорош трепаться! Тебя возле комиссионки Боярская ждёт. Собирайся быстренько и дуй к ней.

– В смысле… зачем?

– По магазинам прошвырнётесь. У тебя же, если заметила, ни мыльно-рыльного, ни продуктов. Разрешаю шмоток прикупить, тапочки, там, домашние, что ещё… Не знаю. Тебе виднее, что надо.

– А почему Боярская?

– А почему нет?

Я промолчала, и Денис продолжил:

– Мне надо чтобы вы с ней подружились. Или хотя бы сблизились до уровня, там, шампусика попить, посплетничать… Ну девчачьи ваши дела, понимаешь?

– А если по-русски, то я должна буду стучать на неё, правильно?

– Милах, давай, я тебе потом всё объясню? А сейчас просто делай, что говорю – прошвырнись с ней по магазинам. Ну? Это же не сложно?

– А деньги? Снова она будет водить меня за ручку, как бедную родственницу? Не очень-то, знаешь ли…

– Так, я что-то не понял, тебе что, для того, чтобы купить шампунь, мыло и какую-нибудь шмотку, мало того, что я оставил?

– Не знаю… – я ведь действительно не смотрела сколько там. Вытащила плотненькую хрусткую стопочку пятидесятитысячных и охренела… Нервно вздохнула. – Ну… пожалуй, хватит…

– Тогда давай, время поджимает.

– Стой! А где эта комиссионка?

– Ну, Милах, ну-у-у… – в голосе его сквознуло раздражение. – Включи мозги, а? Язык до Киева доведёт! Всё, давай, я просто горю уже, времени – в обрез!

– Подожди! А когда ты приедешь?

– Позже. Всё, давай! Привет тебе от Медведя. – И отключился.

Но буквально через пару минут телефон затрезвонил снова.

– И это, про больничку и тем более, про то, что участвовала в заварушке помалкивай, угу? И, само собой, до дома она тебя не подвозит. Ну давай, Милаха, скучаю – просто атас! Как освобожусь, сразу к тебе.

Я положила трубку, растерянно глянула на деньги в руке: навскидку – миллиона полтора, точно. Даже страшно как-то. А ещё – кто бы мог подумать, что предложение прошвырнуться по магазинам, да ещё и с полным карманом бабла, может вызвать у меня такое отторжение?

Боярская тоже не была в восторге. Отмалчивалась, задумчиво стреляя взглядом по зеркалам, а на остановках перед светофором разглядывала свой перстень. Сколько, она говорила, ей? Тридцать три? Зашибись подружка, блин.

Ехали в ЦУМ. В принципе, здесь, в центре, всё на одном пятачке и можно было бы и пешком пройтись, а так – дольше кружились, пытаясь припарковаться поближе ко входу. Да ещё и в тягостном молчании.

Но когда пошли по отделам, то слово за слово – и завязалась болтовня о всякой ерунде. Боярской нравилось блистать осведомлённостью, поучать меня и вообще, демонстрировать своё превосходство. Я бесилась до нервного тика, но подыгрывала. А потом оказалось, вдруг, что если бы не она, то вместо шёлкового халата и домашних шлёпанцев на небольшом каблучке и с забавными меховыми помпонами на носиках, я накупила бы всякой херни, типа вьетнамских одноразовых тапок и пёстрого халата из сопливого бархата с застёжкой на измятую волнами молнию. Ольга, конечно, упивалась своей крутостью: закатывала глаза, презрительно морщила нос и почти любой мой выбор коротко оценивала как «отстой» но, положа руку на сердце – у неё было чему поучиться. Я смотрела на неё украдкой и невольно перенимала манеру держаться с продавцами, так это, слегка свысока, но в то же время вежливо. Почему-то в этом виделась какая-то гармония, становилось очевидно, что это продавцы для покупателя, а не наоборот.

Когда я в очередной раз отсчитывала деньги – на этот раз за целый пакет всяких крутых шампуней, гелей и кремчиков, Боярская двумя пальцами, словно что-то заразное, оттянула в сторону мою сумочку, рассмотрела её, скептически поджав губы.

– Мм-да… – отпустила, стряхнула с пальцев невидимый мусор. – А по какому поводу кипишь-то? Куда-нибудь собираетесь?

– Да нет, просто прибарохлиться.

– То есть, у вас, я так понимаю, наладилось?

– Я так понимаю, что да.

– И что, какие прогнозы? – Но, так и не дождавшись ответа, потащила меня в сторону отдела с сумками. – Ты его давно видела-то вообще?

– Сегодня утром.

Ольга подняла на меня удивлённый взгляд:

– Серьёзно? И где?

– Да так, на нейтральной территории.

Она загадочно ухмыльнулась.

– В Интуристе что ли?.. Ну и как там наш Денис Игоревич? Говорят, в аварию попал?

– Ну да. Поцарапанный весь.

– И всё?

– В смысле? А что-то ещё должно быть?

– Ну… – она придирчиво разглядывала шикарную сумочку из натуральной кожи с лаковыми серебристыми вставками, и выглядела, в общем-то, довольно скучающей, словно этот разговор был не больно-то ей интересен. – Поговаривают, что его чуть не пристрелили. А вот эту, которая рядом, покажите… Угу, спасибо. И, вроде, даже в больнице лежал. Ничего не говорил об этом?

– Да нет… И сам вроде целёхонький. – И тут я не удержалась и вставила шпильку: – Уж я проверила, не сомневайся!

Ольга бросила на меня быстрый, полный непонятного сарказма взгляд, усмехнулась:

– Ещё бы, в Интуристе-то, и не проверить… – Повесила мне на плечо ту сумку со вставками: – Эту возьми, подойдёт к тем сапожкам, что перед новым годом брали. Они живы, надеюсь? Ну вот… И посмотри кошелёк нормальный, а свой выкинь ради бога. В таком все деньги сдохнут.

На третий, последний этаж ЦУМА я бы сама никогда в жизни не пошла. У меня от одного только слова «Бутик» сердце в пятки уходило, а чтобы приблизиться к нему – это вообще немыслимо… Видимо Боярская это чувствовала. Было ли то обычной бабской подлянкой или от чистого сердца, но она, подловив «на слабо», затащила меня в салон меха.