Трубку взял парень-студент. Он сбивчиво объяснил, что пса видел последний раз три дня назад. Тот сильно хромал и совсем не клянчил у клиентов хот-доги, а только лежал в тени. Больше парень ничего не знал, так как в эти дни не работал.

– Позвоните после обеда, придет сменщик. Может быть, он что-нибудь знает? – сказал он на прощание.

– Спасибо. Обязательно перезвоню, – пообещал Валентин, мысленно ругая себя, что не побеспокоился о собаке раньше.

Дороги, автострады, шоссе. Черные ленты с белыми полосами. Они опутывают землю, как нервные окончания опутывают человеческое тело. И чем важнее орган, например столица, тем больше нервных прожилок прикреплено к нему. Всего важнее у человека сердце, а всего чувственнее? Рот или половые органы? От чего человек получает больше наслаждения?

Валентин уже два часа гнал машину по автостраде. Дорога всегда приводила его в хорошее расположение духа. Отвлекала и помогала переоценивать происходящее. Через две-три сотни километров, проведенных за рулем, многое вдруг становится неважным, нестоящим и пустым. Далеким-далеким. А другое, наоборот, четко проявляется и обостряется. И ты вдруг понимаешь, зачем должен вернуться, или наоборот, что возвращаться незачем .

«Зачем и незачем» – Валентин улыбнулся. Диане это бы понравилось. Он покрутил настройку магнитолы, но, не найдя местную рок-волну, остановился на каких-то испанских мелодиях. Отрывистые звуки гитары помогали не дремать.

Дорога пошла по приземистым холмам Ла Манчи, которые напоминали безжизненные барханы, покрытые серо-коричневой выцветшей травой, похожей на грязную собачью шерсть. Только остовы старинных ветряных мельниц и редкие виноградники напоминали о людях. Так вот по каким местам путешествовал когда-то Дон Кихот! Валентину неожиданно понравились эти унылые краски, обостряющие до боли в глазах яркую голубизну неба, разрезанную пополам перистым клинком облака. Казалось, еще мгновение – и нижняя половина не удержится и упадет на землю.

Дорога нырнула вниз с холма. Голубые оттенки сменились коричневыми.

На память тут же пришли такие же холмы, только скалистые и покрытые зеленью, которые шли вдоль морского побережья.

…Она стала медленно расстегивать его льняные брюки. Потом бережно высвободила напряженную плоть. Машина сбросила скорость и стала двигаться мягко и плавно. Перед глазами до горизонта раскинулось голубое покрывало моря. Оно скользило вверх-вниз, то появляясь, то пропадая за изгибами шоссе, по обочинам которого стояли упругие стволы сосен. Рука Валентина, не удержавшись, опустилась под платье и, ощутив теплую кожу между ног, уже стала пробираться под резинку трусиков, когда пальчики с ноготками убрали ее оттуда, как расшалившегося котенка.

– Веди машину, глупый, – сказала Диана. – А то мы разобьемся. И отодвинь немного кресло, а то мне неудобно.

Она нагнулась. Он хотел что-то возразить, но не успел. Из-за поворота с ревом вынырнул грузовик. Пришлось впиться в руль обеими руками и сосредоточиться только на дороге. Но это было невозможно, и, проехав еще немного, Валентин свернул на аварийную парковку, расположенную прямо на обрыве. Остановился и, закрыв глаза, стал гладить ее волосы и шею.

А потом в маленьком ресторанчике, который попался им дальше по пути, они ели оладьи. С кленовым сиропом! Увидев его в меню, они так выразительно посмотрели друг на друга и так искренне рассмеялись, что смутили пожилую официантку. Они ели оладьи руками, из одной тарелки. Круглые, теплые, с зажаренными краешками. Валентин съел двойную порцию, обильно намазывая горьковатым сиропом и совсем забыв про свою аллергию.

– Представляешь, я так обожаю всякие десерты, что точно стану толстая и некрасивая. Ты меня будешь любить тогда или сразу бросишь? – вдруг с совершенно серьезным видом спросила Диана.

Он перегнулся через стол, поцеловал сладкие губы и ответил, жуя:

– Если ты будешь кормить меня такими вкусными оладьями, как сегодня, то я буду любить тебя вечно….

«Вечно». Какое радостное и одновременно страшное слово. Любить вечно или навечно расстаться. Валентин глубоко вздохнул, ощутив, как к горлу подкатил комок сожаления, и стал доставать из сумки сигарету, стараясь не упускать из виду дорогу. Спидометр показывал почти двести километров в час. Главное не задремать! На такой скорости при резком торможении машина сразу идет на юз, как при гололеде. На синем указателе появилась надпись «Барселона 400 км». Впереди по правой стороне шла колонна грузовиков. Валентин обогнал первый. Черная кабина, белый фургон и надпись-герб на борту. «Азия – Транс». Сигарета чуть не выпала у него из пальцев. Откуда они здесь? Он бросил сигарету, так и не прикурив, и вцепился в руль. Впереди справа, выставив вбок блестящие изгибы остроугольных бамперов, неслись еще два бело-черных грузовика. Яростно и тяжело.

Они что, специально выслеживали его? Но зачем? Ведь неделю назад позвонил Хосе и сказал, что все уладил и уже возвращается с грузом.

Надо прибавить скорости и быстрее завершить обгон. Стрелка спидометра медленно ползла вверх. Машине не хватало мощности.

Второй грузовик остался позади. Оставался еще один, последний, и можно будет успокоиться.

Руки онемели. Напряжение, переросшее в неосознанный страх, не давало нормально оценивать обстановку. В голове, как на экране монитора, высветились буквы сообщения, которое он прочитал в почте на второй день отпуска. «Ты куда пропал, историк? Если найдем – ты труп». Кто его послал, было понятно без объяснений.

Валентин вытер пот со лба и, скосив глаза в зеркало заднего вида, увидел, что самый последний грузовик перестроился на его полосу. Два черных монстра полностью отрезали путь назад. «Этого не может быть!» – повторял он как заклинание, нажимая ногой на педаль газа так сильно, как будто хотел задушить кого-то, давя на кадык в горле. Этого не может быть! Даже тот белый «Лексус», который он видел при выезде из городка, – это тоже простое совпадение!

Когда машина поравнялась с крайним грузовиком, Валентин даже не заметил, а почувствовал всем телом, как бело-черная махина с гербом на борту начинает сдвигаться влево, выталкивая его на ограждение.

– Кретин! – заорал Валентин и стал непрерывно сигналить, видя приближающийся угол блестящего бампера. Пронзительный звук клаксона утонул в грохоте бешено крутящихся справа колес. Стрелка спидометра судорожно дергалась у отметки «220». Двигатель работал на пределе. Грузовик не уступал, но и не прижимал, оставив узкую полоску асфальта для легковушки. Валентин продолжал сигналить и что-то орать, пока неожиданно не зажмурился от ярко-голубого света, вынырнув на свободную трассу. Черно-белая махина осталась справа позади. Пронесло. Он выдохнул воздух и посмотрел в зеркало. Водитель грузовика с веселой улыбкой приветливо махал ему рукой из открытого окна.

– Они пошутили, сволочи, – выругался Валентин и дрожащей рукой достал сигарету.

Он остановил машину у придорожного кафе. Попросил стакан апельсинового сока, взял меню и, совсем обессиленный, растянулся в пластиковом кресле снаружи, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Да, как хорошо быть просто живым!

Он набрал номер мобильного Хосе.

– Привет, Хосе. Как дела?

– О, привет! Рад слышать тебя, дружище. Все ол-райт, только не хватает бокала виски и веселой подружки!

– Ты привез этот злополучный груз?

– Не поверишь. Еще нет. Эти сволочи из-за аварии изменили место доставки. Теперь я должен неделю гнать по Европе, чтобы выгрузиться в порту Валенсии.

– Валенсия? Это же Испания!

– Да какая, на хрен, разница. Жарища кругом, – выругался Хосе. – Все, пока, а то тут у меня столпотворение на дороге. Одни туристы.

– Пока… – задумчиво ответил Валентин.

Шум автострады гулко отдавался в сердце. Сухой ветер с примесью гари и пыли лениво терся вокруг пропотевшей рубашки. Голова была тяжелой и пустой. Казалось, что раскаленный воздух окончательно иссушил остатки мыслей. «Кривых и спутанных, с налипшей красно-коричневой глиной Ла Манчи», – усмехнулся Валентин, обратив внимание, что за соседний столик присела молодая пара, подъехавшая на серебристом «Фольксвагене». Высокий, наголо выбритый мулат и светлая девушка. Как только они сели, она сразу же взяла его руки в свои. Ее пальцы, тонкие и белые, проникли в его пальцы. Но не просто проникли, они обнимали, переплетались и гладили его темную кожу, как будто что-то вспоминая. Совсем не смущаясь посторонних взоров. Валентин опустил глаза, делая вид, что всецело поглощен меню.

Но на самом деле не мог оторваться от движения рук на соседнем столике, до тех пор пока рядом услужливо не появился официант.

– Что будете заказывать?

– Чай и десерт. Тирамиссу. (Ну и пусть у него будут болеть глаза. Какая теперь разница – больше или меньше.)

– Больше ничего?

– Нет, спасибо. Этого достаточно.

– Си, сеньор.

Через несколько минут перед ним стояли чай и тирамиссу. Шоколадно-сливочный. Почти черные слои теста с нежными прослойками крема цвета топленого молока. На большой белой тарелке. Как на широкой кровати. С вызывающе блестящей ложкой. Валентин не удержался и опять бросил украдкой взгляд на соседний столик. Теперь ладони мулата лежали сверху на незагорелых ладошках, бережно подмяв их под себя. Как будто защищая и оберегая от чего-то.

Валентин прикусил губу, отломил ложкой кусок пирожного и опустил в рот, закрыв глаза. Серо-бурая пустыня тут же превратилась в берег моря и пальмы.

…Их тела изгибались. Их бедра касались друг друга. Ее ноги были разведены и чуть согнуты в коленях, а его тело то и дело, пружиня, касалось нижней части ее живота, где еще оставалась полоска ткани, испуганно вздернутая кверху. Потом он обхватил ее талию и сильно согнул. Она вскрикнула, запрокинула на него одну ногу и тут же оттолкнула, схватив за руку. В свете прожекторов дискотеки сверкнули два золотистых сердечка в ее пупке и кольцо-серьга в его ухе. Они снова сомкнулись, только теперь он был сзади, двигая бедрами и спиной в такт с ней. Музыка ускорялась и неистовствовала. Казалось, что еще несколько аккордов – и кожа на барабанах лопнет от напряжения.

Раздалось громкое «олла».