Валентин сжал дерево рукоятки, ощутив неприятную дрожь в пальцах. Все, что случилось, не вернешь. Мужчина должен быть сильным. Он положил нож на прикроватную тумбочку и снова лег в постель.

…Пляж …и ее восхитительное тело, покрытое загаром и чуть соленое от морской воды. Как ему хотелось облизать его! Тут же на пляже. Каждую складочку, каждый уголок. Хотелось прикоснуться языком к ямочке на животе и двум сердечкам пирсинга, которые теперь украшали ее живот вместо шариков. А потом развязать шнурочки плавок, как бантики на подарочной коробке, и впиться губами в содержимое под оберткой. Гладкое-гладкое. Украшенное лишь небольшим хохолком, оставленным сверху. И как женщинам это только удается? Неожиданно преобразившись, становиться безумно желанными. Казалось бы, что особенного в многочисленных косичках, которые Диана заплела на манер негритянских женщин через неделю пребывания на отдыхе? Но она стала так эротично выглядеть, что, когда они загорали на пляже, Валентину иногда приходилось специально залезать в морскую воду, чтобы остудить желание, бессовестно выпирающее через плавки.

За окном раздался рокот взревевшего двигателя. Желто-черные круги вспыхнули внутри сознания и погасли.

Валентин понял, что окончательно проснулся. Уже рассвело. Тяжелые машины на улице громко урчали, с удовольствием пожирая дизельное топливо. Еще один день, еще одна ночь. Ему не хотелось вставать. Руки и ноги не слушались. Как было бы здорово накрыть голову одеялом и ничего не слышать, ничего не видеть и ничего не помнить.

Из глубины сознания всплыло утро и бирюзовое море, которое, казалось, просыпается, выгибаясь волнами-плечами, на которых покачивается белоснежная яхта. Сколько может стоить такая красота? Несколько десятков миллионов долларов, не меньше! Ему всей жизни не хватит, чтобы заработать даже на одну палубу. Французы правы: в мире нет ничего изящней, чем скачущая лошадь, танцующая женщина и плывущая каравелла.

В тот день он рано утром один поднялся на утес и долго любовался парусником.

А еще в тот день, когда ночью ему не спалось, он неслышно встал с кровати, укрыл Диану и пошел прогуляться на берег.

Волны тихо перебирали мелкие камешки прибрежной гальки, пересчитывая и разглаживая. Под это неторопливое шуршание было приятно идти и идти, вдыхая ночную прохладу и ни о чем не думая, глядя только на тонущее в море звездное небо. Именно поэтому он не сразу сообразил, что увидел живую женщину, а не призрак, который появился из воды. В лунном свете ее обнаженное тело казалось неестественно белым, почти серебристым. Как у Афродиты, выходящей на берег из морской пены.

Она тоже сначала не заметила его. Несколько минут стояла спиной, вытираясь полотенцем, потом повернулась, быстро накинула платье и поспешила к соседнему отелю.

А он пошел за ней. Безотчетно уловив что-то знакомое в ее фигуре и движениях…

Надо ехать. За рулем сразу станет легче.

Валентин протер глаза, встал и пошел в ванную. Почистил зубы и долго разглядывал свое лицо в зеркале. Вид не радовал.

Зеркало – обыкновенный кусок стекла, правдиво отображающий реальность и показывающий людям их собственную старость и боль. Люди дураки. Вот собаки – умные, они никогда не смотрят на свою морду в зеркало по утрам, поэтому всегда счастливы. Сделав усилие, Валентин попытался улыбнуться. Получилось мерзко.

Зеркало. С трещиной на углу. Такое же висело на стене в туалете, в Барселоне, когда они ездили на корриду.

…Коррида! Это было как раз в тот день, когда утром позвонил Майкл и сообщил, что их сценарий показа коллекции окончательно утвержден и они поедут в Милан на выставку. Почти на целый месяц. Диана радовалась и скакала по номеру, как ребенок. А он лежал на кровати, молча наблюдая за ней и стараясь улыбкой на лице погасить вспыхнувшее разочарование. Она будет на международном показе мод – одна?! Среди столпотворения мужчин и женщин с идеальной внешностью, одетых в самые роскошные одежды и пьющих самое дорогое шампанское. Она будет без него! Почти целый месяц. В груди начало неприятно покалывать.

Раздражение не покидало Валентина до тех пор, пока они не оказались в самой Барселоне, где вид города и поцелуи Дианы вернули его в нормальное состояние.

Красавица Барселона! Она всегда ему нравилась. Уже с развязки автострады открывался великолепный вид на город, который зелено-серыми волнами взбирался на холмы и уходил вдаль, проткнув небо мачтами-шпилями «Саграда фамилии».

Коротая время до корриды, они отделились от Изи с Леонидом и бродили по центру вдвоем, заглядывая в сувенирные лавки и антикварные магазины. Накупив целую гору каких-то ненужных, но «очень изящных и стильных», по выражению Дианы, вещичек, пили прохладное вино в кафе на площади перед собором «Саграда фамилии», где Диана успела написать открытку маме и позвонить два раза в офис компании, чтобы уточнить детали выставки.

Корриду надо смотреть только с первых рядов. Наверху это просто зрелище, внизу это настоящее убийство. С запахом крови и пота, с брызгами слюны и облаками пыли. Со вкусом песка на зубах, который вылетает из-под копыт разъяренного животного. С хорошо слышимым тяжелым хрипом, который вырывается из глотки раненого быка, когда он останавливается перед трибуной и смотрит в твои глаза.

И конечно, с блеском острой стали в руках тореро, исполняющего танец смерти. Безжалостно и грациозно.

«Он из древнего дворянского рода», – пояснил Леонид, указывая на тореро, одетого в темно-малиновый камзол, расшитый серебром и украшенный гербом на спине. Валентин пристально посмотрел на Диану. Ее глаза блестели и, не отрываясь, следили за происходящим, как будто она сама сражалась на арене. Увидев его взгляд, она ласково улыбнулась, взяла за руку и склонила голову на плечо. Посидела так минуту и опять растворилась в представлении.

В конце корриды последний, шестой бык, самый злой и самый огромный, оказался прямо перед ними. Так близко, что можно было разглядеть, как по его темно-коричневой шкуре, с воткнутыми и болтающимися во все стороны разноцветными бандерильями, стекала кровь. Густая, почти черная. Она пенилась в ранах, когда он шумно вдыхал.

Конец боя был близок.

Тореро, медленно пританцовывая, приблизился к быку. Тот промычал и опустил голову с изогнутыми рогами.

«Торо, торо…», – крикнул тореро и замер. Обвел взглядом ряды притихших зрителей и остановился на Диане. Улыбнулся, снял свою шапочку и бросил в ее сторону. Раздались аплодисменты.

Он поклонился и сделал еще шаг к быку, потом, опершись на правую ногу и согнув в колене левую, опустил мулету и поднял шпагу. Оставалось ударить. Ударить коротко и прямо. Тореро поднялся на носки и с криком «олла» вонзил острие по самую рукоять в точку на загривке. Все было кончено…

Валентин открыл кран и долго умывался холодной водой, пытаясь прогнать из головы яркие образы прошлого. Потом вытер жестким полотенцем лицо, достал капли и закапал в воспаленные глаза, которые тут же закрылись от резкой боли. Все расплылось.

…Тореро. Это был среднего роста, широкоплечий молодой мужчина со смуглой обветренной кожей и волосами, стянутыми в пучок сзади. Совсем не красавчик, а скорее наоборот – с грубоватым лицом, горящими глазами и серьгой в ухе, он напоминал некрасивого, дикого воина степей, в котором лишь тонкие пальцы и правильный английский выдавали благородное происхождение.

Леонид преподнес всем сюрприз. Он оказался хорошим другом семьи тореро и заранее пригласил того после корриды провести пару дней с ними у моря, поэтому они возвращались в отель на двух машинах. У тореро был двухместный серебристый «Ауди ТТ» с открытым верхом. Диана поехала с ним. Валентин не устоял перед ее умоляющим взглядом и кивнул головой в знак одобрения. За что получил прощальный поцелуй, такой нежный и искренний, что потом, сидя на заднем сиденье «Мерседеса» Леонида, всю обратную дорогу обзывал себя «полным идиотом», совершившим самый глупый поступок в своей жизни.

За ужином, устроенным в честь приезда гостя, было шумно и весело. Леонид приказал достать из погреба лучшее, выдержанное вино. Темно-красное, почти фиолетовое, с запахом ванили и пряностей. А повар отеля прямо на открытой террасе приготовил на гриле мясо того самого «последнего» быка, убитого тореро на глазах у всех.

Валентин много пил. Он не мог спокойно находиться рядом с Дианой. Он безумно хотел ее. В этой короткой пляжной юбке с разрезом. Вот такую: с цветами акации, вплетенными в африканские косички, и возбужденную корридой, вином и чернотой южного неба. Чужого и неизвестного.

В конце вечера Диана предложила пойти на дискотеку.

– Но с одним условием, – поддержал ее Изи. – Ты должна приготовить привораживающее зелье, чтобы я в такую безумную ночь не остался в одиночестве. Там ведь будет много одиноких молоденьких девушек, которые не смогут сразу оценить всех прелестей «лысеющего плейбоя», тем более когда рядом с ним появится благородный длинноволосый идальго, – он указал на тореро.

– И мне, пожалуйста, тоже двойную порцию, – рассмеялся тот.

– Тогда уж для всех, – потребовал Валентин.

Когда все было готово и Диана принесла из бара поднос с бокалами зеленовато-коричневого напитка с ароматом мяты, Изи встал и произнес тост. Валентин очень хорошо запомнил его.

– Жил-был принц. Шел он однажды вечером по городу и услышал, как кто-то играет на рояле красивую мелодию. Легкую, как ветер, и трогательную, как первый поцелуй, – Изи говорил медленно и с расстановкой. – И увидел принц девушку, прекрасную и нежную. И полюбили они друг друга. И когда предложил принц девушке руку и сердце, то согласилась она.

– А полцарства? – перебил его Леонид.

– Извините, босс, совсем забыл про деньги… И, естественно, полцарства. Но перед свадьбой девушка попросила, чтобы принц пообещал, что никогда не зайдет к ней в спальню в полнолуние. И поклялся он, встав на одно колено и поцеловав край ее платья.

– Изи, прекратите тревожить слабые женские сердца. Таких мужчин не бывает, – сказала Софья.