Элейн Ричардс - Магнат

Ранним декабрьским утром в 3.45 Сэнди Меррит, телевизионная ведущая, проснулась, чувствуя себя одинокой и покинутой, в холодной постели, согреть которую мог только мужчина. Сэнди выключила разбудивший ее будильник и вздрогнула от пронзительного одиночества. Взглянув на пустую половину кровати, где должен был бы лежать Гейб, она почувствовала острую боль.

Сэнди оперлась на локоть, затем сбросила одеяло и поднялась на стройные, длинные ноги. О, как же ей хотелось спать! Проснуться в такое время означало грубое насилие над всем своим существом. Спальня слабо отсвечивала в темноте, слышалось тихое тиканье часов.

Пройдя по ковру в ванную и сбросив ночную рубашку, она с опаской встала под душ и не смогла удержаться от почти сладострастного всхлипа, когда струи воды коснулись ее кожи. Затем она слегка расслабилась, наслаждаясь домашней свободой. Какое удовольствие стоять под душем, обжигая тело яростными водяными струями, вымыть волосы душистым шампунем и, обильно намылившись, ополоснуться. И все это с полуоткрытыми губами и закрытыми глазами. Она изнывала от тоски по Гейбу.

Настроив радиоприемник на станцию, передающую спокойный рок, она приступила к ежедневному, уже привычному ритуалу наведения красоты: завернувшись в широкое махровое полотенце, высушила феном волосы, нанесла на лицо тонкий слой тонизирующего крема и облекла свое стройное, чуть подрагивающее тело в безупречно сшитую юбку, блузку и выбранный еще накануне вечером блейзер. Источая здоровье, свежесть и очарование, Сэнди отправилась на кухню.

Ее движения были быстрыми и точными. Она включила кофеварку, налила себе охлажденного апельсинового сока, проглотила несколько таблеток с витаминами. Опершись на стол, она взглянула на часы, уже привычно прислушиваясь к шуму автомобиля, который должен был заехать за ней. По радио передали сводку погоды: минус семь градусов, холодно, но солнечно. Минус семь — это, очевидно, в центре Манхэттена, в Вестчестере наверняка еще холоднее.

А Гейб сейчас в Техасе; только Богу известно, холодно ему или нет. У Сэнди перехватило дыхание, и она быстро допила кофе. Ей было необходимо вытеснить воспоминания о Гейбе из последнего уголка своего сознания, хотя там уже оставалось для них столько же места, сколько в выжатой губке для нескольких капель воды. Никаких известий после его последнего телефонного звонка две недели назад; он будто сквозь землю провалился, и так глубоко, что уже не мог подать о себе вести.

Услышав скрип тормозов у подъезда и тихое урчание автомобильного двигателя, она выключила свет и радио и окунулась в холодную темноту с редкими и слабыми бликами на полированной мебели. Прежде чем открыть входную дверь, она перехватила поясом пальто вокруг тонкой талии и распушила волосы. Последнее время она стригла свои светло-соломенные, будто лучащиеся солнцем кудри довольно коротко, немного в стиле кантри, как было принято на телевидении.

Сэнди вышла на улицу, где от служебного автомобиля поднимался во все еще ночном воздухе белый дымок. Она не считала нужным разговаривать с водителем, — ни когда он забирал ее с престижных вечеринок, ни по дороге в телестудию. Забившись на заднее сиденье, она принялась за чтение дожидавшегося ее «Таймса», с ужасом ожидая известия о смерти Гейба. В это утро дурные предчувствия и так преследовали ее, и она с отвращением отбросила газету.

Приблизительно через полчаса Сэнди уже покинула лимузин и поднялась на лифте в пятую студию. В сверкающем чистотой коридоре она мимоходом здоровалась с коллегами из телецентра, ухитрившись по пути стащить на «пункте первой помощи» свежую булочку и вторую за это утро чашку кофе. Сейчас, в пять утра, студия была еще пуста.

В своем кабинете Сэнди встретила режиссера Гарриет Леви, которая со сценарием и тоже с чашкой кофе пришла и уселась на диван напротив Сэнди.

— Вы не видели Люка Эвери? — спросила Гарриет. — Он не звонит и не появляется.

Сэнди покачала головой.

Гарриет поджала свои чересчур красные губы, и в ее лице сильнее, чем обычно, проступило что-то орлиное.

— Черт побери! — возмущенно воскликнула она. — Надо менять сценарный план или давать резерв. Придется поговорить с Деном.

— А Билл Уокер здесь? — спросила Сэнди.

— О да. Наша звезда здесь с пяти часов. Похоже, он просто счастлив, что ему приходится просыпаться в такую рань.

Сэнди почувствовала горечь в ироническом тоне Гарриет и ответила ей сочувственной улыбкой. Никто не любит вставать ни свет ни заря, а тем, кто участвовал в шоу-программе «Американский дневник», вообще было наплевать на дела в студии через год-другой, когда их социальный уровень и состояние пищеварения резко ухудшались. Честолюбивые репортеры использовали программу как ступеньку для работы в передачах в более престижное эфирное время, хотя такая звезда, как Билл Уокер, подписал контракт на три года.

— Когда пойдет мое интервью с арабской леди? — спросила Сэнди, имея в виду встречу с Эдрой Барак, женой радикально настроенного арабского лидера.

— После выпуска новостей в семь тридцать, — ответила Гарриет. — А в восемь двадцать у вас интервью с автором книги о сексуальных родах.

— О сексе и родах, — поправила Сэнди.

— Да какая разница!

Похоже, Гарриет обиделась. Эта чопорная, надменная дама в строгом, почти мужском костюме, вероятно, воспринимала роды как один из видов сексуальной активности. Что же касается книги модной акушерки, то она просто ворвалась в список бестселлеров, и домохозяйки бросили жарить яичницу, чтобы, затаив дыхание, внимать игривым советам похотливой новоявленной писательницы. Но продюсеры шоу-программы «Американский дневник» готовы были угодить вкусам публики и иного рода, пригласив в студию стасорокакилограммового трансвестита-нациста.

Сэнди и режиссер просмотрели оставшуюся верстку сюжетов, и Гарриет ушла. Сэнди повернулась спиной к стеклянной стене кабинета и принялась изучать сценарий.

В 6.15 она прошла в студию, отметив торопливую суету вокруг. Уютный «провинциальный дворик», где снимался «Американский дневник», был залит ярким светом. Билл Уокер сидел в своем кресле, сосредоточившись на сценарии, а гримерша пудрила ему нос. Услышав несколько раз в разговорах имя Люка Эвери, Сэнди поняла, что его таинственное исчезновение породило лавину слухов.

Нервное напряжение заставило Сэнди отступить в тень и сделать глубокий вдох. Она чувствовала, что ее шея и верхняя губа покрылись испариной. Желудок свело судорогой. Так всегда бывало перед выходом в эфир, но она знала, что, как только начнется программа, она будет излучать только доброжелательность и спокойствие.

Ассистентка режиссера коснулась ее руки:

— Приготовьтесь, милочка.

Сэнди вышла на середину студии и, стараясь не помять блейзер, осторожно опустилась в свое кресло. На несколько мгновений она прикрыла глаза, чтобы привыкнуть к слепящему свету юпитеров. За камерами, где-то в пустоте, звучали голоса, звонили телефоны.

— Доброе утро, — поздоровалась Сэнди с Биллом Уокером.

Тот поднял на нее глаза и опять погрузился в сценарий. И здесь, в студии, она ощущала одиночество, и здесь тревога из-за отсутствия мужа не оставляла ее, все усиливаясь. Предчувствие катастрофы сгущалось над ней подобно ядовитому облаку, а ее друзья не желали, чтобы оно хотя бы краем задело и их. Ей нужен был Гейб. И другой менеджер.

К 7.0 °Cэнди довела себя почти до грани нервного срыва, но когда зажглась красная лампа, ей удалось расслабиться. Билл Уокер взял верстку сюжетов и напомнил о предстоящих сериях репортажей, рассказывающих о нефтеносных районах в Силвертон-Каунти в Техасе (там находился Гейб!), потом улыбнулся Сэнди.

Она посмотрела в камеру и сказала:

— Привет! Через несколько минут я побеседую с Эдрой Барак и с Бетти Гардинер, автором книги «Сексуальные роды» (проклятие!), а затем мы расскажем о нескольких рецептах к Рождеству, в которых используется — что бы вы думали? — ладан и мирра! Билл, прошу!

Билл передал слово Джеку Слеттери с новостями из Вашингтона, и красная лампочка погасла. После выхода в эфир Сэнди никогда не смотрела на камеры. Они напоминали ей хирургические инструменты, и она чувствовала себя так, будто оказалась на операционном столе.

Первые полчаса эфирного времени прошли без участия Билла и Сэнди, так как в программе значился пространный сюжет с предварительно записанным интервью с Кермитом Дайсоном, колоритным шпионом, который работал на ЦРУ и на экс-президента. Сэнди сделала несколько пометок для себя и выпила воды со льдом, которую принесла ассистентка режиссера. Ее тело налилось усталостью, но сознание было даже слишком ясным для столь раннего часа. Прошел еще один день, а менеджер молчит о возможности ее выхода в эфир в более престижное время. Еще один день пустоголовых интервью в этой программе для домохозяек. Еще один никчемный день, в то время как какой-нибудь смазливый парень со Среднего Запада заколачивал по четыреста тысяч долларов в год, преподнося телезрителям вечерние новости. Ее друзья считали, что она должна быть счастлива, оторвав такой лакомый кусочек, счастлива, что делает то, что всегда хотела делать, и ей за это неплохо платят.

Но она чувствовала только злость и зависть, но никак не счастье. Она мечтала вести программу новостей с начала до конца: репортаж, комментарий, журналистское расследование. Она жаждала славы. Настоящей славы! Может быть, не такой грандиозной, как восхождение на Монблан журналистики, но все же впечатляющей. У нее была возможность ощутить вкус славы, и он ей понравился.