Майкл не был готов к нахлынувшим на него чувствам. Он ублажал женщин с тринадцати лет и не имел права испытывать гордость от того, что оказался первым мужчиной у Энн. Он принадлежал любой, лишь бы денег у нее было достаточно, и не мог позволить себе привязаться к какой-то старой деве. Однако он не желал, чтобы Габриэль видел ее обнаженной.

— Стой там, — потребовал он. Поднялся, схватил брошенную на шезлонг накидку Энн и надел на себя: рукава дошли ему только до локтей. Поджав от холода пальцы на ногах, он вышел на балкон и тихо притворил за собой створку эркера.

Окрашенное розовым маревом небо подернулось белесым туманом: в Лондоне варились завтраки для пяти миллионов жителей. В саду под балконом пронзительно пела птица. Майкл и Габриэль молча стояли друг против друга — один темноволосый, другой белокурый.

— Я мог тебя убить, Габриэль.

Их дыхание смешивалось клубами пара.

— Что ж, возможно, я был бы не против.

Майкл почувствовал, как утихает гнев.

— Зато я бы сопротивлялся.

— Я бы тебя оплакивал, Майкл, но шутки в сторону. Ты спас мне когда-то жизнь, и я хочу отплатить тебе той же монетой.

Сказать по правде, Габриэль не считал его поступок услугой; Майкл нашел его прикованным цепями на чердаке богатой клиентки. Он силился умереть, даже когда Майкл изо всех сил пытался вернуть его к жизни.

— Почему ты не вошел через парадное? — Майкл сделал шаг назад, и облачко пара от их перемешавшегося дыхания поплыло в сторону. — Ведь у тебя есть ключ.

— Наверное, потому, что захотел узнать, насколько ты готов к визиту тех, кто придет за тобой. Эркер — никудышная защита. Тебе нужно поставить решетки.

— Но тогда они не смогут до меня добраться, — возразил Майкл.

— А если они намереваются добраться не до тебя, а до женщины?

Майкл вспомнил, как жаждала его Энн. Сначала вскрикнула от боли, а потом от наслаждения. Как он ей и обещал! И тут же безжалостно одернул себя.

— В таком случае она приведет меня к ним. А умрет или нет — еще вопрос. Я собираюсь драться: убью его или погибну сам.

— Ты пахнешь женщиной.

— Еще бы: на мне ее накидка.

— Ты пахнешь страстью, Майкл, ее наслаждением. И своим тоже. Она не приманка. Ты же не позволишь, чтобы он поступил с ней так же, как с Дианой?

Майкл прикрыл глаза, стараясь не прислушиваться к словам Габриэля. Он мучительно вспоминал свою встречу с Дианой. Она пришла к нему от убогого мужа, надеясь найти в нем мужчину-проститутку, и не более; услышал ее раскованный смех, оплакал безудержную страсть и жадность к жизни. Когда ее забрал враг, Диана сломалась за два месяца. И лишь в смерти обрела наконец покой.

Черт тебя побери, Габриэль! Майкл любил Диану. А ее убийца оставался на свободе.

Он открыл глаза:

— Да, да, я позволю ему взять Энн.

Их взгляды скрестились. Два падших ангела, они многого возжелали, ко многому стремились и в итоге заплатили огромную цену.

Габриэль отступил на шаг.

— Он уже знает? — догадался он. Майкл не собирался увиливать:

— Да.

За последние пять лет он неоднократно убеждался, что среди его прислуги есть шпион. И понял: пока он был погружен в свой персональный ад, ему ничего не грозило. Но стоило появиться стряпчему, как все переменилось.

Майкл следил за шпионом, который, в свою очередь, следил за юристом. И тот привел их обоих к дому Энн. Не оставалось сомнений: враг тот, кто покупает услуги Майкла. И то, что его клиентка — одинокая старая дева, которую никто не хватится, только подтверждало подозрения Майкла.

— Хорошо, ты убьешь его, Майкл! А как будешь жить после, зная, чем пришлось пожертвовать женщине?

Губы Майкла скривила ироничная усмешка.

— Быть может, я его не убью. Быть может, это он убьет меня.

— Давай-ка я ее уведу. Он знает, что тебе надоело играть в помещика. Ты себе лгал, полагая, что женщины тебя больше не хотят. Теперь ты вернулся — значит, появятся и другие. Энн тебе не потребуется. Пусть приманкой станет твоя сексуальность, а не эта несчастная.

Гнев грозил лишить Майкла хладнокровия. В сердцах он выпалил:

— Не тебе судить о женских пристрастиях, братец!

Обидные слова повисли между ними. Каждый знал: ни Габриэль, ни Майкл не выбирали свой жизненный путь. В утреннем свете в глазах Габриэля появился стальной отблеск. Он не стал опровергать откровенную ложь.

— Дурак ты, Майкл. Купи себе зеркало и посмотрись. Это не он приговорил тебя к аду, а ты сам.

Губы Майкла напряглись.

— Уходи, Габриэль, мне некогда.

— Боишься, что я ей все расскажу? — В голосе Габриэля послышалась усмешка, но совсем не та, как когда-то давно, когда он был тринадцатилетним мальчишкой.

Зеркала не требовалось. Майкл видел свое отражение в его глазах. Холод от замерзших ног поднимался к груди.

— Да, Габриэль, боюсь.

— А если я и в самом деле расскажу?

Не проронив больше ни слова, Майкл скрылся в комнате и прикрыл за собой балконное окно. Вокруг сомкнулась темнота, ощущалось присутствие смерти.

Чуть не убил единственного друга! И намеревался погубить женщину, наслаждавшуюся его прикосновениями. Он нервно подкрутил лампу: требовался свет, чтобы отогнать призраки прошлого.

А вот Энн попросила погасить свет, чтобы раздеться. Был бы он другим человеком — уважил бы ее просьбу… в первый раз. Но Майкл был таким, каким был.

В мире существовала только одна сила, которой Майкл боялся больше огня. Этой силой была темнота.

Он молча восхитился лежавшей в постели женщиной. Энн мирно спала, не замечая устремленного на нее взгляда. Безучастная к грядущей судьбе. На ее полной белой груди темнел завиток волоска с его груди. А сосок набух и потемнел, как созревшая земляника.

Чувственная женщина! Чуть не испытала оргазм, когда он ее сосал.

На ее тонких пальцах не было никаких украшений, короткие отполированные ногти розовели здоровым оттенком. Полумесяцы шрамов дрогнули на его спине и плечах. Энн ничуть не напоминала худосочную, бесчувственную дамочку, явившуюся в дом Габриэля, и нисколько не походила на человека, отмеченного печатью смерти.

Майкл вспомнил ее стон во время первого оргазма. В кебе она утверждала, что никогда не видела обнаженного мужчины. Но ни разу не проявила робости и застенчивости — качеств, которых общество ждет от хорошо воспитанных девушек.

Майклу попадались даже замужние женщины, которые не знали названий органов любви. Откуда же набралась такой премудрости старая дева? В ее жизни не полагалось кричать ни от наслаждения, ни… от боли.

Он вдохнул терпкий, тяжелый воздух. Аромат роз не скрывал запаха разложения. Мышцы болели оттого, что он удовлетворял женщину, а не потому, что работал в своем поместье в Йоркшире. Тело истерзано, а мозг на взводе. Энн овладела и тем и другим. Черт побери врага, который пользуется любым средством, чтобы сжить его со свету.

Иногда Майкла обуревали сомнения: уж не наняли ли Энн, чтобы выманить его в Лондон? Враг способен на все. Он знает его слабости. Но злость немедленно рассеялась: ни за какие деньги не купить страсть, которую он видел в ее глазах. Неприятная дрожь охватила его. Майкл знал только один способ ее унять. Он отбросил в сторону бархатную накидку, взял из коробки презерватив и надел на член. И вспомнил, как Энн неумело управлялась с резинкой: очень боялась потерять над собой контроль — голая и дрожащая от желания.

Майкл забрался под покрывала. Простыни показались ему гостеприимно теплыми, а запах страсти возбуждал. Целых пять лет женщина не согревала его постели.

Майкл лег и потянулся к Энн. Сердце его бешено забилось. Бледно-голубые глаза Энн тревожно смотрели на него — не замутненные ни сном, ни грезами прошлого. Неужели она не спала, когда он стоял рядом?

И слышала, как выходил на балкон? И его разговор с Габриэлем.

— Птицы проснулись.

Майкл не пошевелился, боясь спугнуть ее.

— Да.

— Поздно. — Ее голос доходил словно бы с большого расстояния и совсем не запоминал тот, которым она кричала среди ночи. — Мне пора.

Майклу наконец надоело притворяться. Он ее хотел. Она его хотела. Разве этого недостаточно?

Он не был Мишелем, как бы сильно ни пытался им прикинуться. Мишель умер пять лет назад. Как умерло все, что он когда-то любил. Он охватил лицо Энн руками Майкла, а не Мишеля. Руками, которые скорее отталкивали, нежели привлекали. Но не испугали ее. И даже сейчас она не дрогнула, хотя выражение ее лица оставалось холодным и сдержанным.

Габриэль ошибался. Никакая другая женщина не заменит Энн. Она была честной в своей страсти и заслуживала ответной честности.

— В кебе я вам не все рассказал. Кое-что вам необходимо знать, — прошептал он.

В ее глазах промелькнула неуверенность. Ясных, бледно-голубых и болезненно выразительных. Они свидетельствовали об одиночестве и боли и выворачивали душу наизнанку.

— Что такое? — так же тихо спросила она. В ее дыхании Майкл ощутил остатки аромата шампанского, зубного порошка и женского удовлетворения.

— Я не досказал, что, когда мужчина оказывается внутри женщины, — большими пальцами он поглаживал ее бархатные щечки, а ладони ласкали раковины ушей, — ее дыхание точно так же поддерживает жизнь в нем, как и его в ней. Не сказал, что ты мне нужна, что я хочу до тебя дотрагиваться и буду за это платить.

Энн окаменела. Она не подготовилась к общению с Майклом-англичанином. И не подозревала, что именно он отнял ее девственность, а не француз Мишель.

— Месье, вам нет нужды меня опекать. Мне прекрасно известно, что такой человек, как вы, не нуждается в таких женщинах, как я.

Майкл гладил ее волосы, ладони касались бледной, будто яичная скорлупа, кожи на скулах. Энн оставалась удивительно тихой, как в доме свиданий под взглядами донжуанов и шлюх. А потом в кебе, прижимаясь к человеку, которого наняла, чтобы он лишил ее девственности. И в его объятиях, когда он ее раздевал, оцепенев от страха и желания.