Робин Шоун - Любовник

Она была совершенно беззащитна.

— Подвинься вперед, но ноги не сдвигай.

Темные волосы показались меж ее бедер и щекотали незащищенную чулками кожу. Мягкие губы встретились с мягкими губами — прикосновение, как дуновение воздуха. Энн судорожно всхлипнула, сладкая агония взметнулась от живота к грудям.

— Я тебя испробовал. Что еще желает мадемуазель?

Все внимание Энн сосредоточилось па темной шевелюре Майкла и на его рте, который был всего в дюйме от ее сокровенного местечка.

— Лизни меня.

Майкл наклонился и коснулся языком меж припухших губ, кончик языка уперся в клитор и ласкал, ласкал. Энн закрыла глаза, погружаясь в пучину наслаждения.

— Что еще, шери? Говори, чего ты хочешь?

Энн едва узнала его голос.

— Возьми меня языком.

Майкл так яростно толкнул внутрь жаркого грота языком, как будто уже собирался лишить ее девичества. Мышцы Энн свело. Он толкал языком и лизал защищавшую ее мембрану, и в конце концов она перестала понимать, что испытывает: удовольствие или боль. Энн не представляла, что такое возможно. Но вот пронзительная боль сменила горячечное наслаждение. Он ее пробил!

Веки взлетели в немом изумлении, и Энн ухватилась за его голову. На одно безумное мгновение губы Майкла сомкнулись на ее клиторе; зубы сошлись у корня, пока он сосал и сосал. Острая боль смешалась с острым наслаждением.

Энн не представляла, что мужчина способен сосать женщину, словно младенец. Внезапно Майкл распрямился; его губы блестели от ее соков. Волосы на его лобке оказались рядом с ее, а напряженная плоть уперлась в то место, которое он только что ласкал, лизал и покусывал. Ладонь охватила щеку, он наклонился к ней — рот оказался горячим, влажным и отдавал ее ароматом.

— Если захочешь, кричи.

Энн поперхнулась. Нечто огромное, округлое и обжигающе горячее рвалось к ней внутрь. Она вспомнила призовые сливы миссис Килдайрн — самые большие в городе, как хвасталась вдова: четыре дюйма в диаметре. Такого же размера была головка пениса Майкла.

Энн вцепилась ему в плечи. Она полагала, что у нее отнимут девственность, пока она лежит на спине, — постоянно воображала это в своей пустой, одинокой постели.

— Разве так можно?

— Да. — Губы мазнули ее по губам, как соблазняющий Еву змей. — Если хочешь.

Энн хотела всего, что он собирался с ней сделать.

Левая рука скользнула по ее щеке — вниз, к груди, ладонь зацепила соски. Вновь всколыхнулось желание и устремилось в поясницу к бедрам. Давление усилилось.

— Расслабься, шерри. Это все равно что поцелуй. Сначала я тебя пробовал. — Губы Майкла открылись навстречу ей, а напор меж бедер усилился. — Затем лизал. — Его зубы были почти у нее во рту. — Брал языком, а теперь проникаю внутрь.

Энн забыла о достоинстве и потеряла контроль над собой. Она, которая никогда не кричала, завопила в голос.

Ее крик приглушили губы Майкла. Левой рукой он ухватился за ее бедро, а правую подвел под ягодицы.

— Спокойно!

Энн почувствовала себя распятой и уязвимой, словно собственное тело ей больше не принадлежало. Она платила не за это. Энн стиснула зубы, на глазах ее показались слезы.

— Больно.

— Смотри на меня. Изогни бедра. Почувствуй, что я делаю. — Майкл схватил ее руку и зажал между их телами. — Я еще не внутри. Боль пройдет, шери. Охвати меня губами… Вот так.

Боже! Он был горячий, влажный, напористый!

— Не закрывай глаза! Смотри на меня. Я хочу видеть твое желание. У тебя хватило смелости сказать о том, чего ты хочешь. А теперь узнай, как сильно ты этого хотела.

Энн глубоко вздохнула. В мозгу промелькнула единственная мысль: французская штучка на ощупь как резинка.

— Я не хотела… Такое ощущение, будто внутри что-то постороннее. Извини, я не хотела кричать. Его взгляд затуманился.

— Ты не должна извиняться, только не передо мной. Я хочу, чтобы ты кричала, стонала и вопила. Хочу, чтобы ты забыла о себе и желала только меня.

На какое-то ослепительное мгновение Энн показалось, что она покинула свое тело.

— Полагаешь, старая дева не желает, чтобы ее хотели? Может быть, я тоже жажду слышать, как ты закричишь!

Он прижался лбом к ее лбу — кожа липкая и жаркая от пота. Или, может быть, это ее кожа казалась таковой.

— Ну так заставь меня кричать, — хрипло ответил Майкл. — Согни бедра. Позволь доставить тебе наслаждение. Дай войти. А когда войду, сомкнись так крепко, чтобы я закричал вместе с тобой.

Энн кусала его губы, внутри ее трепетала чужая плоть.

Она не представляла, что возможно достичь подобной степени интимности. Мужчина и женщина в страсти сливались в одно целое.

— И что теперь? — напряженно спросила она. Черты его лица напряглись.

— Получать удовольствие.

Мускулы Энн сомкнулись вокруг его плоти.

Майкл продвинулся еще на дюйм, затем отступил обратно. Снова вперед — насколько глубоко она способна его принять? Рождался разящий, обжигающий ритм, и Энн инстинктивно его повторяла, а сама смотрела в его невыразимо прекрасные глаза.

— В тебе так много страсти, шери. — Ресницы скрыли сияние глаз, а тела продолжали скольжение навстречу друг другу. — Ты крикнула от боли, дорогая. — Еще три дюйма внутрь. — А теперь закричи от наслаждения.

Неожиданно Энн выгнулась и застонала от режущего тело удовольствия. Майкл поднялся на ноги, но продолжал крепко держать ее за ягодицы. А затем опрокинулся на постель и усадил Энн себе на бедра. Она запрокинула голову и всхлипнула — он заполнил ее. Все девять с половиной дюймов оказались в ней.

Жар поднялся к горлу, к груди. Майкл облокотился о постель и принялся покусывать сосок, продолжая впечатывать в нее свой жезл. Казалось, глубже войти невозможно, однако он сумел, и Энн, потеряв над собой контроль, снова закричала.

А потом опять, когда комната перевернулась вверх дном, и шелк холодил ее голову и плечи, а бархат — ягодицы. Энн смотрела снизу вверх, и мускулы внизу живота трепетали после очередного оргазма в предвкушении следующего. Майкл распростерся на ней, меж ее бедер, его плоть — глубоко в ней. Ее питало только его дыхание. Лишь его тело могло утолить жар, полыхавший в ее теле.

— Ну вот, шери. — Его фиалковые глаза таинственно мерцали в полутьме. — Сейчас ты узришь ангелов.

Когда потолок комнаты окрасился багровыми отблесками рассвета, Майкла разбудил чей-то вздох.

Вздохнула женщина, но не успело сознание отметить ее присутствие, как она вырвалась из его объятий и села на постели. Длинные шелковистые волосы накрыли спину — светло-каштановая пелена с золотистым и серебряным отливом мерцала в свете масляной лампы.

Майкл ощутил пряный запах высохшего пота, соков любви и аромата роз. В ушах раздавался оглушительный грохот — это билось его собственное сердце.

— Что такое? — пробормотал он. Тело женщины напряглось, и он получил ответ. Ночь удовольствий закончилась, и теперь Энн хотела домой.

Но туда она не пойдет. Он довел Энн до оргазма восемь раз и сознательно истощил ее тело и ум. Она не должна была просыпаться так рано.

Глаза Энн, обрамленные бледно-лиловыми кругами, скользнули по нему.

— Я проспала, надо было раньше встать. Меня ждут, мне надо дать им лекарство…

Ее родители умерли десять месяцев назад. Мать последовала за отцом через два дня. Элен и Генри умерли б глубокой старости и пережили всех своих родственников. Своего единственного ребенка, Энн, они родили в пожилом возрасте. И вот она осталась одна — старая дева, но больше не девственница. А он, как всегда, одинок.

Грудь Майкла пронзила резкая боль.

— Ты не проспала, шери, — осторожно и нежно он притянул ее к себе и, поглаживая руки и шелковистые пряди волос, начал успокаивать. — Ты не проспала. Тс-с… Все в порядке.

Энн оставалась все такой же напряженной — готовой сорваться к родным, которых больше не было на свете.

— Лекарства…

Майкл убрал с ее лба нежный завиток волос, и прядь пристала к его грубым, в шрамах, пальцам. Он ткнулся носом ей в висок и ощутил запах пота, яростной любви, а за всем этим свежесть мыла и шампуня и ее единственный аромат — неповторимую сладость женщины.

— Все в порядке, шери… Тебе не нужно вставать. Все в порядке. Спи.

Женщина снова легла, но ее сопротивление выразилось в очередном глубоком вздохе.

— Они умерли, — пробормотала она. — А я так устала.

На секунду Майклу хотелось разбудить ее и вышвырнуть из своего дома и из своей жизни. Но он тут же понял, что ее встревожило: на створках эркера дребезжала задвижка — кто-то пытался проникнуть в комнату.

« Слишком рано, — подумал он, мгновенно подобравшись. Ему требовалось больше времени. Снова послышалось трение металла о металл. Сколько человек за ним пришли на этот раз? Двое, трое?

Раздираемый противоречивыми чувствами, Майкл не понимал, к чему готовиться: к бою или побегу. Но вот обжигающий стыд сменился всепоглощающим гневом. Нет, больше он не побежит.

Майкл осторожно освободился от волос Энн и снял ее голову со своего плеча. Соскользнул с кровати и притушил лампу, пока уютный желтый свет не превратился в красный язычок пламени.

На шторах проявилась темная тень.

На этот раз за ним пришел всего один.

Прохладный воздух потревожил звук открываемой на петлях деревянной крышки — ящика прикроватного столика. В нем он припас коробку с презервативами для Энн, а для незваного гостя — кое-что другое. В ладонь легла гладкая слоновая кость рукоятки ножа, такая же привычная, как и французские штучки. Одно для любви, другое для убийства. Присев на деревянном полу, Майкл приготовил нож и откинул задвижку.

— Бей или положи на место, — послышался шепот не громче дуновения ветерка.

Габриэль!

Майкл машинально обернулся в сторону кровати и убедился, что Энн не проснулась — лежала на спине в той же позе. Он забыл набросить на нее покрывало, и грудь, будто вылепленная из алебастра, белела в тусклом свете ночника; правая рука ладонью вверх покоилась на простыне.