Она старалась не допускать своим мыслям уноситься к Маркусу, но иногда ничего не могла с этим поделать. Это, конечно же, были конкретные, личные воспоминания: впечатляющие навыки Маркуса как фельдшера и массажиста, его обращение к ней за советом по поводу незаконченных текстов песен, их «случайные» посиделки в автобусе – но больше всего она вспоминала настроения и эмоции. Она нигде, кроме как рядом с ним, не чувствовала себя настолько живой, настолько спокойной, настолько самой собой. Она никогда не была окружена такой нежностью и лаской. Иногда она спрашивала себя, доведется ли ей встретить когда-нибудь мужчину, хоть немного похожего на Маркуса Троя.

«Признайся уже», – думала Райан. – «Ты любишь его. Ты все еще любишь его».

Райан совершенно не чувствовала себя одинокой. Она была рада, что у нее есть какое-то время для осмысления того, что произошло – она почти наслаждалась возможностью наказывать себя, снова и снова перебирая в памяти события лета – и весь сентябрь она пыталась разобраться, удалось ли спасти бы их отношения с Маркусом, если бы она поступила по-другому. Она знала, что СМИ, конечно, набросились бы в случае любого намека на отношения между Маркусом и няней – избитый сюжетный ход был слишком хорош для того, чтобы пройти мимо. Но разве она сама, в некотором смысле, не подлила масла в огонь? Маркус не был мастером самоконтроля, но Райан всегда думала, что сама она была. Почему она позволила представителям семейства Троев – двух ее поколений – затащить ее на сцену, и не один раз, а дважды? И почему она опустилась до уровня Джейси Ричардс, не говоря уже о Бенджамине Литтле? Райан никогда не была неуравновешенной личностью, и то, что она позволила этим двоим спровоцировать ее, до сих пор приводило в шок.

На третьей неделе октября Райан решила сделать пробежку за пару часов до заката. Она заканчивала третью петлю вокруг поля для гольфа парка Лесли в довольно быстром темпе – 1,609 км за восемь минут и двадцать секунд, – и собиралась уже бежать через лес. Деревья преображались ежедневно, и ей нравилось наблюдать за изменениями. Сегодня последние зеленые листья исчезли, их заменили ослепительные желтые, оранжевые и рыжевато-коричневые, и пока она рассматривала невероятный лесной покров, сомкнутый над ней, пришлось напомнить себе о необходимости следить за случайными камнями и корнями деревьев на своем пути. Если она подвернет лодыжку здесь, в Энн-Арборе, то под рукой у нее не будет рок-звезды, чтобы позаботиться о ней.

Проверив свои результаты, Райан выбежала из леса и набрала скорость, направляясь к озеру Лила. Она действительно улучшила свое время, бегая вокруг поля для гольфа, и была на пути к тому, чтобы побить свой личный рекорд. Завершая второй круг вокруг озера, она набирала скорость с каждым шагом. Ей не хотелось замедляться, не тогда, когда она набрала такой темп, но было понятно, что если она продолжит бежать, то, вероятно, не сможет остановиться и опять пробежит мимо этого чертово дома.

Первый раз, когда она оказалась на Эйвон-Стрит, это вышло абсолютно случайно. Райан видела Крейн Хаус на планшете Маркуса только один раз. Она забыла адрес и даже не собиралась искать его в Гугле. Она была не из тех, кто будет себя мучить – или она так думала.

Но как-то раз в конце сентября она пробегала около дома, спрятавшегося в самой обычной пригородной местности, и, словно увидев призрак из своих снов, остановилась как вкопанная. Сначала она подумала, что это может быть и не Крейн Хаус, но перед домом была табличка с объявлением о продаже. Не в силах сдержать себя, она шла по газону, и почти повернула обратно, когда датчик движения включил фонари и осветил каменную дорожку, ведущую к входной двери. Она продолжала идти, прикрыв глаза от яркого света и, вглядываясь в одно из окон справа от двери.

Было семь часов вечера, и внутри довольно темно, но это определенно был Крейн Хаус. Похоже, сейчас там никто не жил, но скудная обстановка, светильники, кухонный остров – все было точно таким же, как и на сайте. Она даже видела дверь в комнату, которая должна была стать ее рабочим кабинетом. Зная, что это чистый мазохизм, она вообразила себя, работающей за маленьким старинным письменным столом, который она видела на снимке, а дом в это время был бы наполнен звуками голоса Маркуса и акустической гитары.

Испытывая боль и тоску, Райан повернулась и оказалась перед брюнеткой средних лет в брючном костюме, покачивающей связку ключей с брелоком Мичиганского университета.

— Интересует? — спросила женщина.

Райан, чей легкий костюм для бега больше подходил для тренировок в бабье лето, чем для экскурсий по ретро-архитектурным достопримечательностям, поняла, какой глупый вид она, должно быть, имела в глазах агента недвижимости.

— О, нет. Просто... я когда-то читала про этот дом и узнала его, когда пробегала мимо.

— Ты, должно быть, будущий архитектор? Учишься в Мичиганском университете?

— Нет, нет. Ну, да, я студентка, но это не моя специальность.

— Тогда у тебя есть нюх на красивые дома. Это настоящая жемчужина. Дом спроектирован Дином Робертом Меткалфом в 1953 году. Это был его первый заказ в Энн-Арборе, и это один из моих любимых домов в этом районе. В продаже только месяц или около того. Хочешь посмотреть его?

— О, нет. Может, в другой раз. — Райан было очень неудобно, и она не могла дождаться, чтобы убежать. Но ей просто необходимо спросить. — Кто-нибудь клюнул на него?

Агент посмотрела налево и направо от нее и прошептала:

— Ты поклонница рок-музыки?

— Вроде как, — сказала она. Тема была слишком сложной, чтобы влезать в нее.

— Им интересовался Маркус Трой. — Райан улыбнулась, соглашаясь, но не стала расспрашивать. — Маркус Трой.

— Вау.

Агент пожала плечами.

— Но я думаю, он просто прощупывал почву. После первого звонка я больше с ним не говорила, и он перестал отвечать на мои письма.

— Очень плохо, — сказала Райан. — Не повезло.

— И не говори, — согласилась агент.


Пока Райан преодолевала Вилоутри-Лэйн, она говорила себе, что надо все это прекратить, вернуться домой и немного позаниматься. На сегодня все. Пора сделать вполне заслуженную передышку. Но Эйвон-Стрит была так близко, и она ничего не смогла с собой поделать. Она продолжала бежать – ей это было просто необходимо.

Какой еще у нее был выбор? Она и Маркус зашли в тупик. В последний раз, когда она его видела, он ясно дал понять, что ни за что не перестанет заниматься любимым делом лишь для того, чтобы остаться с ней. И она никогда не помышляла просить его прекратить писать музыку – он был тем, кем он был. Но в тоже время и она не собиралась отказываться от своей мечты. Она не планировала стать домохозяйкой или просто группи – это не то, кем была она.

С тех пор, как она в первый раз наткнулась на агента по недвижимости, Райан всегда, когда находилась около Крейн Хауса, старалась перебежать на противоположную сторону улицы. И она, разумеется, не заглядывала снова в окна – не хотела, чтобы подумали, что она была какой-то маньячкой (хотя тот, кто следил за пустым домом, был, безусловно, сумасшедшим совершенно другого рода). Ее привычкой стало просто пробежаться по Эйвон-Стрит, увидеть знакомый знак «Продается» во дворе и продолжить путь дальше.

Сегодня все было как всегда, и как только Райан увидела с расстояния около ста метров табличку, то почувствовала ту же смесь жажды и облегчения и спрашивала себя в сотый раз, как получилось, что это превратилось для нее в увлекательный ритуал. Но когда она подошла ближе, то увидела, что табличка была другой. Кто-то написал поверх слов «Продается» гораздо более определенное объявление: «Продано».

Ругая себя и надеясь, что, наконец, сможет оставить Маркуса в прошлом, Райан повернула около дома назад. Она заставила себя думать о чем угодно, только не о нем – об огромном объеме работ, который ждал ее сегодня вечером, о еде, которую ей необходимо приготовить, о пробежке, на которую собиралась пойти завтра утром. Она побежала быстрее, надеясь, что любой, кто пройдет мимо нее по улице, по ошибке примет ее слезы за капли пота.

Меньше чем в двухстах метрах от нее, она заметила большой, бросающийся в глаза, автомобиль, припаркованный на стоянке возле жилого комплекса. Был вечер пятницы перед днем Колумба, и на стоянке оставалось лишь несколько машин, но даже если бы она была полностью заполнена, этот чудовищный автомобиль выделялся бы среди всего. Кричаще золотой, выцветший до броского оттенка горчицы, который был в моде за пару десятилетий до рождения Райан, кабриолет с брезентовым складным верхом кремового цвета больше напоминал лодку, чем машину. Размышляя, где она могла видеть его раньше, Райан увидела, как с места водителя поднялся мужчина. Он был одет в джинсы, ковбойские сапоги и белую рубашку, расстегнутую до середины груди.

Райан перешла на медленный темп и остановилась чуть меньше, чем в десяти метрах от Кадиллака Эльдорадо 1973, вытащила свой телефон из чехла-нарукавника и проверила статистику: 16,5 километров за восемьдесят минут. Она побила свой рекорд.

Райан положила телефон в карман шорт, отерла лоб напульсником, и как можно спокойнее пошла к машине и ее красавцу-водителю, который стоял, как всегда, самоуверенный, скрестив в лодыжках ноги, в очках-авиаторах, переливающихся в последних лучах заходящего солнца. На его лице застыла кривая улыбка мультяшного ковбоя, а его взгляд имел столько власти над ней, как никогда до этого.

На миг, когда между ними было около 5 метров, она попыталась придумать что-то резкое, какой-нибудь остроумный сценарий, который задаст тон тому, что должно было произойти. Но ничто подходящего и саркастического не смогла себе представить. Вместо этого, она слышала только голос отца, чьи мудрые слова в кризисных ситуациях, возможно, не были полностью оригинальны, но всегда были подходящими: «Слушай свое сердце».