Доктор Нонна - Любовь – работа без выходных

– В армию? Да, я понимаю. Но… нет… ничего, я подожду.

– Да, давай подождем, хорошо? – Она говорила очень бережно: Давид был такой искренний, такой трогательный, что обидеть его казалось так же невозможно, как обидеть ребенка. – И давай пока не будем ничего объявлять, ладно? Ты ведь понимаешь?

– Да. Но как же? Мне нужно с твоими родителями… Но если ты говоришь… Хорошо. Но ты ведь будешь домой приходить? Мы сможем встречаться.

Олеся только вздохнула.

Через год он встретил ее на той же лестнице в сопровождении высокого молодого человека в такой же, как у Олеси, форме.

– Олеся, кто это?

– Прости, Давид. Это мой жених. Мы с тобой с разных планет. У нас все равно ничего бы не вышло.

– Но как же?..

Услышав голоса, на площадку выглянула Галя. Давид только взглянул на нее, на Олесю, на ее спутника – и сбежал вниз по лестнице, как будто что-то толкало его в спину.

– Ребе, что мне теперь делать?

– Не плачь, мальчик. Все будет хорошо. Есть другие девушки. И хорошие девушки.

Сухая невзрачная Двора, которую тщательно подобрал ребе, смотрела на Давида, как на дар небес. И Гале думалось, что это главное, а внешность не так уж и важна. Но за то время, пока готовили свадьбу, девушка изменилась так, что ее трудно было узнать. Худая угловатая фигура стала неожиданно грациозной, а сияющие любовью глаза превратили «серую мышку» в настоящую красавицу.

Единственное, что огорчало Галю, – Дима теперь совсем перестал их навещать.

– Ну вот, Валерочка, остались мы с тобой одни. Да и ты, наверное, вот-вот женишься.

Десять лет, думала Галя, надо же – уже десять лет здесь. Десять лет, заполненные какими-то случайными, лишь чтобы прокормить себя и Валерика, работами: сиделка, няня, рабочая на конвейере. Саша недавно написал, что их с Ингой сын пошел в третий класс. Володя… Володя теперь не только не звонит, но даже не пишет. Воспоминания перепутывались, отодвигались, бледнели. Как она старалась заново сблизиться с Димой! Строго соблюдала законы кашрута, завела все отдельное для мясной и молочной пищи, носила платки и длинные юбки. Но он даже не приезжает теперь, не до этого – Двора рожает каждый год. А Галя даже внуков видит редко. Папа стал чаще болеть, приходится его с мамой навещать каждый день. Лекарства, продукты, убраться, приготовить…

Да и Валерик отдалился. Кадровый офицер… ох, только бы ничего…

Телефонный звонок заставил вздрогнуть.

– Галина? Валера в госпитале, приезжайте.

Это до озноба напомнило девяносто первый год: такой же звонок, госпиталь… Господи!

В госпитале Галю успокоили: ранение тяжелое, но опасности для жизни нет, Валеру уже перевели из реанимации в обычную палату. Ей даже позволили на него взглянуть, но предупредили: лечение затянется надолго, потребуется еще несколько операций, чтобы Валера не остался инвалидом.

На стене приемного покоя в красивой рамке висел список спонсоров – попечителей госпиталя. Третья фамилия бросилась в глаза. Это же Арон, сын Серафимы Ильиничны! А она за десять лет даже ни разу не позвонила – все стеснялась.

Дома она перерыла шкатулку с документами и разыскала ту самую визитку. Наверное, за десять лет все телефонные номера сто раз изменились, подумала Галя, неуверенно набирая номер.

– Здравствуйте.

Удивительно, но Арон узнал ее сразу:

– Галя? У вас что-то случилось? Я могу помочь? Говорите адрес.

Он приехал через полчаса.

– Ну здравствуйте, Галя! Израиль пошел вам на пользу – вы даже помолодели за эти десять лет.

– У меня… Валера… сын… – робко начала Галя.

– Да-да, я так и понял и сразу позвонил в госпиталь. Не волнуйтесь, у него будет все самое лучшее – любые специалисты и все, что нужно. Но это надолго. Вам нельзя здесь оставаться, это ужасно, – он обвел глазами обшарпанные стены и разномастную мебель. – Не обижайтесь, – он улыбнулся и как будто сбросил двадцать лет. – Это ведь съемная квартира, да? Поэтому я и не смог вас разыскать. Израиль не такой маленький, как кажется.

– Вы… вы искали меня? Что с Серафимой Ильиничной?

– Мама умерла три года назад. Не огорчайтесь, вы молодец, что ее привезли: ей было хорошо здесь, и ноги болеть перестали. Она даже танцевала. А однажды просто не проснулась утром. Вот, это она для вас оставила. – Арон протянул ей старую фотографию, ту самую, с юной балериной в арабеске. Теперь на обороте появилась надпись «Галочка! Спасибо тебе за все, будь счастлива». – Она очень хорошо вас вспоминала. И я не могу вас здесь оставить. Собирайтесь, я подожду. Возьмите только самое необходимое, все, что понадобится, у вас будет.

Гале показалось, что она попала в сказку. Арон не только сделал все возможное и невозможное для Валерика – вскоре о ранении напоминала только легкая хромота. Но Арон, казалось, поставил себе целью исполнять любые, даже невысказанные Галины желания. Поначалу она стеснялась такой ошеломляющей заботы, но Арон только повторял:

– Бриллиант требует достойной оправы, Галочка! И не говори мне про свои сорок пять, ты моложе завтрашнего рассвета. Ты самая прекрасная, самая добрая, самая лучшая женщина на Земле. Сколько бы я ни положил к твоим ногам, этого недостаточно.

Через полгода они сыграли скромную свадьбу.

– Куда хочет отправиться моя королева?

– Я не знаю, Арон… – растерялась Галя.

– Тогда пусть выбирает судьба, – он расстелил на столе карту мира. – Закрой глаза и ткни пальчиком.

– Куба? Прекрасно. Варадеро считается одним из лучших курортов Западного полушария, там самые чистые пляжи и сказочная природа.

Галя почувствовала, как при слове «Куба» дрогнуло сердце, засомневалась… Но едва самолет коснулся земли, болезненные воспоминания отдалились, потускнели, почти исчезли. Куба оказалась непрерывным праздником: ярким, буйным, ошеломляющим. Дни казались очень длинными, и завершающим аккордом становился ужин.

– С национальной кухней надо знакомиться на ее родине, – говорил Арон, тщательно выбирая ресторан – каждый вечер новый и обязательно с живой музыкой.

Это трио ничем не отличалось от других музыкантов. Старший, очень смуглый и почти седой, сильно хромал, женщина и второй мужчина, помоложе, бережно поддерживали его под руки. Впрочем, Галя их почти не видела: оберегая ее стеснительность, Арон всегда выбирал столик где-нибудь в глубине зала, подальше от эстрады. Посетители ресторана аплодировали, подпевали, а под хабанеру некоторые даже вышли на танцевальный круг. Песни сменяли одна другую, как вдруг…

– Ле-нин-град, Ле-нин-град, я еще не хочу умирать…

Галя вздрогнула. Не может быть!

– Что с тобой, Галочка?

– Подожди, Арон. Я не знаю, мне нужно…

Она подошла к музыкантам, дождалась окончания песни.

– Хосе?

– Га-ля?

Они смотрели друг на друга и молчали. Галя почти пожалела о своем порыве – зачем она подошла? И вдруг Хосе заговорил. Бурно, горячо, почти со слезами:

– Га-ля. Га-ля. Ла-пуш-ка моя. Я так виноват перед тобой. Я должен был вернуться!

– Ничего, Хосе, – она нежно, как ребенка, погладила его по почти совсем седой голове. – Ничего. Не вини себя. Все прошло.

Галя почувствовала за спиной какое-то движение и, стремительно обернувшись, увидела, как Арон медленно оседает на пол…

Ну зачем, зачем, зачем их понесло на эту проклятую Кубу?! Неужели на карте не хватало других мест? Почему ее палец угодил именно сюда?!

Она подняла голову: к ней стремительно шел смуглый молодой врач, до боли похожий на «ленинградского» Хосе, чудом явившегося из двадцатилетней пропасти. Галя даже зажмурилась и помотала головой, отгоняя наваждение. Что ей вдруг почудилось? Смуглый, высокий, черноглазый – вот и все.

– Сеньора! Не плачьте, сеньора! – Врач, как и многие здесь, говорил по-русски. – Не плачьте, все хорошо. Угрозы для жизни нет, он скоро поправится. Не плачьте, сеньора!

– Господи, спасибо Тебе! – сквозь слезы прошептала Галя.