Теперь он понял, что ошибался. Она позвонила через несколько дней после их встречи.

— Серьезно ли вы говорили, — спросила она, — что сможете давать мне уроки верховой езды?

— Конечно, — обрадовался он, — я человек слова. — И подчеркнул, что будет только счастлив быть ей полезен.

— Тогда решено, — ответила она, вздохнув с облегчением. — Я готова приехать, как только вы назначите время.

Опустив трубку, Джеймс позволил волне радости захлестнуть его. Он и не думал, что ему будет так приятно вновь услышать ее голос. Тепло, исходившее от нее в течение всего разговора, было почти осязаемым. Но прежде чем позволить своим чувствам снести устои здравомыслия, составлявшие стержень его существа, он поспешил сделать ряд необходимых распоряжений.

Он отправился прямиком к своему командиру, подполковнику Моррису Пейну, подтянутому человечку с тонким чувством юмора, и сообщил ему, что принцесса Уэльская хотела бы приезжать в казармы неофициальным образом, чтобы поучиться ездить верхом. Он мог бы давать ей уроки рано утром, чтобы это не помешало его службе, начав с манежа, а затем, если все пойдет хорошо, продолжить обучение в Гайд-парке.

Пейн не мог не понимать, что Хьюитт с его неистребимым чувством долга и этикета, самая подходящая кандидатура для такого дела. Серьезность и основательность Хьюитта были залогом того, что и эту задачу он выполнит как нельзя лучше, не допустив никаких оплошностей, а главное, он мог быть уверен, что, принимая во внимание деликатность поручения, Хьюитт не станет хвастаться этим перед другими офицерами. При условии, что каждый будет твердо знать свое место, — лучшего и не придумать.

И Диана, и Джеймс ощущали волнение, как в предвкушении путешествия, полного приключений. В то самое мгновение, когда она увидела у конюшен его высокую и статную фигуру, она почувствовала одновременно радость и волнующее напряжение. Она не думала о своих чарах, произведших на него такое впечатление. Он пробудил в ней тайные желания, при этом не отпугнул, а заставил ее почувствовать себя в полной безопасности. Она чувствовала, что привлекает его физически, и, вместо того, чтобы реагировать на это так, как обычно — отмахнувшись словно от назойливой мухи, — черпала в этом силу. Ее манила таинственная неизвестность. Словно она выходила в открытое море, но была твердо уверена, что идет верным курсом.

Еще во времена, когда принц Чарльз только ухаживал за ней, наблюдая за его игрой в поло и любуясь его ловкостью, она находила мужчин в военной форме самыми привлекательными. Не составлял исключения и Джеймс, фигура которого была словно соткана из упругих мышц, как бывает лишь у людей, следящих за собой. Он произвел на нее сильнейшее впечатление.

Он принял Диану и ее фрейлину учтиво и сдержанно, выказывая равное почтение обеим. Диана распорядилась, чтобы на уроки ее сопровождала Хейзл Уэст, потому что она была единственная из ее фрейлин, умевшая ездить верхом. Высокая блондинка с гибким станом, Хейзл была одарена врожденной элегантностью, какую не обретешь ни за деньги, ни стараниями. Она была замужем за полковником Джорджем Уэстом, отставным гвардейцем- гренадером, служившим в инспекционной службе Сент-Джеймсовского дворца; она была как нельзя лучше приспособлена для дворцовой жизни и, по природе живая и веселая, легко сдружилась с принцессой.

Когда Джеймс пошел подыскивать принцессе подходящую лошадь — спокойную серую кобылку, чей покладистый нрав не мог бы ее напугать, — у него и в мыслях не было, что он вступает в новый и долгий период своей жизни. И когда он подсадил ее в седло, проверяя длину стремян и натяжку подпруги, чтобы она почувствовала себя уверенно, Диана очень волновалась и одновременно, как она потом признавалась ему, испытывала благодарность судьбе за то, что так неожиданно, вдруг, нашелся мужчина, готовый жертвовать своим временем ради нее.

Теперь ей оставалось лишь горько сожалеть, что она потратила столько времени, пытаясь умилостивить своего супруга, столько лет пыталась завоевать его любовь и уже забыла, что это значит, когда тебе оказывают бескорыстное внимание. Она могла бы повергнуть к своим ногам целый свет, но что толку в том, если ей нужна была любовь одного-единственного человека, который не мог ей ее дать? Не скрывая своего интереса и искренне желая помочь, Джеймс и не подозревал, что затронул в Диане струну, давно ждавшую прикосновения заботливых рук.

Будучи опытным инструктором, Джеймс чувствовал себя весьма уверенно в качестве учителя Дианы. Инстинкт подсказывал ему, как легче справиться со своей задачей, вплетая в приятную беседу необходимые наставления. Он не стоял посреди манежа, выкрикивая отрывистые армейские команды, а как бы невзначай, но твердо направлял ее по верному пути.

Его властное обаяние и оптимизм сотворили чудо, и он сумел убедить Диану, что очень скоро он научит ее ездить даже без седла. Час спустя, уже спешившись, она все еще оставалась в его власти. Легкая непринужденная беседа, пересыпанная незамысловатыми шутками, только подчеркивала установившийся между ними молчаливый сговор.

Обучение подвигалось благополучно, и вместе с этим участились телефонные звонки. Джеймс с восторгом замечал, что Диана постоянно нарушает размеренное течение его дней: то она звонит, чтобы назначить время следующей встречи, то — чтобы втиснуть в плотное расписание лишний урок. Теперь они встречались уже раз, а то и два раза в неделю, и с непроизвольно счастливой усмешкой он отмечал про себя, что по большей части никакой особой нужды, с точки зрения их занятий, в этих звонках не было. Но ей, видимо, было необходимо все время поддерживать связь с ним, и он радовался возможности услышать ее голос.

Когда Джеймсу удалось рассеять ее страхи и к Диане вернулись первичные навыки верховой езды и некоторая уверенность, они стали совершать прогулки по Гайд-парку в утренней прохладе. Поначалу в этих прогулках за ними тянулся хвост полицейских и детективов в штатском, но вскоре Диана распорядилась убрать охрану.

Обычно они с Джеймсом ехали впереди, а чуть поодаль — Хейзл Уэст. А далее, держась на приличном расстоянии вместе с детективами, часто ехал генерал-майор сэр Кристофер Эйри, командовавший королевскими войсками. Диане был симпатичен этот высокий обходительный генерал (впоследствии принц Чарльз уволил его из своих личных секретарей, очевидно, из-за слишком явных его симпатий к Диане). У него были прозрачные голубые глаза и гладкие седые волосы, и он являл тот тип представительного, добродушного и веселого, старой закалки государственного деятеля, с которым она чувствовала себя легко и свободно.

Прогуливаясь рысцой по парку, наслаждаясь зрелищем ранних лучей солнца, отражающихся на тихо плещущейся глади Серпентайна, она чувствовала себя счастливой, как еще никогда в жизни. Этим встречам суждено было стать отдушиной, столь необходимой ей в напряженной повседневной жизни.

Она поняла, что доверившись Джеймсу как учителю, она одновременно поверила в него как в человека. С ним она снова смогла вздохнуть свободно и хоть на короткое время сбросить тяжесть с души. Его деликатность и ненавязчивость в обращении оставляли за ней право самой определять степень близости их отношений, и, когда они обсуждали мелкие подробности повседневной жизни, ей уже приходилось сдерживать себя, чтобы не выложить перед ним всю подноготную своего печального существования.

И тогда она предпочла сосредоточиться на выяснении обстоятельств его жизни. «Есть ли у вас подружка?» — спросила она, пытаясь казаться безразличной. Но когда он сказал ей, что никого постоянного у него нет, она облегченно опустила плечи и пошутила, что наверняка скрывается у него где- нибудь целый гарем. Он беззаботно рассказал ей о своей холостяцкой жизни, не подозревая, что мысль о том, что он может утешаться в объятиях другой женщины, ложится новым грузом на ее истерзанную ревностью душу.

Да, ее постигла неудача в браке, но теперь перед ней был мужчина, которого она могла бы сберечь для себя. Она не могла допустить даже мысли о сближении с мужчиной, способным ее отвергнуть, и со временем Джеймс должен будет узнать о каждом часе ее неразделенного одиночества.

И все же ей постоянно приходилось напоминать себе о необходимости сдерживаться, не давать волю своему импульсивному, податливому характеру. Ей не следует рассказывать ему о том, что с ней происходит. Ей не следует открывать ему правду о себе. Она опасалась, что правда может оттолкнуть его. Ее очарование в его глазах померкнет, а она этого не вынесет. Ей важно сохранять видимость беззаботности и беспечной веселости. И чтобы не преградить себе пути к сближению с ним, ей следует поддерживать миф о своей счастливой жизни.

Если бы ей удалось хоть на минуту отвлечься, вырваться из плена собственных представлений о нем, она бы, наверное, раньше поняла, как мало для него значат такие вещи. Ему, с его строгими представлениями о порядочности и четким кодексом чести, мир представлялся окрашенным лишь в черные и белые тона. Друзей во что бы то ни стало нужно защищать.

Этим убеждениям вскоре суждено было подвергнуться суровейшему испытанию на прочность.

У Джеймса с Дианой вошло в привычку после утренней прогулки, спешившись и передав лошадей в надежные руки, заходить в офицерскую столовую выпить по чашке кофе. И эти минуты отдохновения в тесном общении они ценили ничуть не меньше прогулок верхом. Для Дианы находиться в непосредственной близости от Джеймса и отогреваться душой в исходящем от него тепле и покое стало жизненно необходимым.

Однажды, во время одной из таких утренних встреч, она почувствовала, что ей трудно совладать с собой. Ей потребовалось собрать всю свою ускользающую волю, чтобы сохранить бодрый и беззаботный вид. Вдруг показавшееся неуклюжим и тяжелым тело отказывалось ей подчиняться, цепенея от тупой боли, уже ставшей частью ее существа.

Она наблюдала за Джеймсом, с горькой завистью отмечая, как увлечен он лошадьми и своей работой — вернее сказать, самой жизнью. Он казался таким чистым и простым, ничем не отягченным. Конечно, ему живется легче, чем ей. Он живет в светлом мире, где рассудок не занят постоянным самоанализом и волнением по поводу любой перемены настроения и любого проявления чувств. Его эмоциональная жизнь протекала в ровном здоровом ритме, а зигзагообразная линия ее сердечных переживаний, то набирающих сумасшедший темп, то резко замирающих, пугала ее и изматывала.