– Как слышит?

– А вот так, – Настя дотронулась до своего живота. – Эй, как ты себя чувствуешь? – она прислушалась. – Говорит, что хорошо. Хочешь потрогать?

Леня робко кивнул. Настя приподняла одеяло, и он увидел ее выросший живот, в котором зрел маленький человечек. Его сын… Леня осторожно и нежно прикоснулся к нему. Спросил:

– Толкается?

– Футболист будет, – засмеялась она.

Когда Леня вышел от нее, встретил Любу.

– Леня, когда Настю выпишут из больницы, ты должен забрать ее домой, – серьезно сказала она. – Она не такая сильная, как хочет казаться… Ведь хотела наложить на себя руки…

– И поэтому мы должны с ней нянчиться? – вдруг разозлился он.

– Леня, Настя – твоя жена, – убеждала Люба, прижав брата к стенке в коридоре больницы. – Настя – Лобова. Лобовы никогда по чужим домам не скитались.

– Она сама не захочет ко мне вернуться… К нам.

– А ты попробуй, – влезала в самую душу Люба. – Попробуй.

– Я поговорю с мамой.

***

Леня не представлял, как приступить к делу: просить родителей простить Настю и позволить ей вернуться в их дом… Целый день он вертелся поближе к матери – и так ей угодит, и эдак. Мама Таня знала это настроение сына и наконец спросила:

– Ты же хочешь что-то мне сказать?

– С чего ты взяла? Ведро вынести?

– Ох, сынок, сынок… Ну, говори уже.

– Мам. Я был в больнице у Насти. А потом еще с Любой поговорил.

– И что? – Мама Таня подвела сына к окну, заглянула ему в лицо. – Ну говори!

Леня, собравшись с духом, выпалил:

– Как ты думаешь, Настя может сюда вернуться?

– Господи! Сынок… – она обняла его. – Я так ждала, что ты об этом заговоришь.

– Мам, поговори с ним сама, а? – кивнул он на дверь в гараж, откуда доносились стуки и звуки. – Отец ведь только тебя и слушается… Разрешит он ей вернуться?

Мама Таня вздохнула:

– Не уверена, что он сильно обрадуется.

Тоже была задача – выбрать подходящее время, поговорить с Платоном. Прошло еще два-три дня. Леня даже к Насте не ходил, боялся ей в глаза глядеть. И вот сошлись супруги Лобовы-старшие вместе в своем помидорнике – пасынки обрывать на кустах. У мамы Тани все споро получалось, а Лобову было просто интересно глядеть, как у нее пальцы бегают, приученные к подобному труду. И вот среди этой трудовой лепоты Татьяна сказала:

– Совсем ведь Ленька загрустил.

– Знаю, куда клонишь, – сообразил он. – Говорю сразу – нет. И без нее сорняков полон огород!

– Платон! Ведь мается девка, и Ленька мается.

– Все. Слышать даже не хочу.

– Платоша, ну что же мы, – нелюди? Всего-то и надо – в дом человека пустить.

– В дом ее?! Ко мне в дом змею эту?! Да я ее…

Лобов с размаху пнул ведро с пасынками, и сам не удержался – упал навзничь. Смешно было со стороны глядеть: Татьяна и рассмеялась. Лобов попытался подняться, но от резких движений ему сделалось дурно. Она увидела, как муж стал хватать ртом воздух. Подбежала, но он все-таки встал, махнул на нее рукой и шагнул из парилки теплицы на свежий воздух.

Первый опыт был неудачным. Татьяна в ожидании второго не смела перечить ему ни в чем. За сорок лет он изучил это ее настроение. Оно означало, что супруга очень хотела его в чем-то убедить…

***

С утра Лобов долго бродил по своему саду – рассматривал деревья, щупал завязь, делал какие-то пометки на яблонях. Так он искал правильный ответ на насущные жизненные вопросы. Старался, чтобы в это время никто его не видел. Но от мамы Тани разве что утаишь?

– Лень, отец думает… – шепнула она сыну, когда тот спустился позавтракать. – К вечеру надо ждать ответа.

Вечером мама Таня с Леней молча и напряженно сидели в гостиной, смотрели телевизор. Вошел Лобов, подсел к ним на диван, минут пятнадцать тоже глядел на экран.

– Лень! Мать тут про Настю разговор завела… – начал он. – Я подумал: и чего это я так озлобился против нее? Старею, что ли?

– Платон, не наговаривай на себя, – ласково сказала мама Таня, поддерживая мужа.

– Может, я и не прав совсем? И Настя не так уж и виновата, если разобраться… Так что живите, Ленька. Главное, чтоб дружно. Пускай!

– Отец! – воскликнула Татьяна и поцеловала мужа. – Ты у меня… самый молодой! Лень, ты чего – не рад, что ли?

– Я… я просто обалдел! Спасибо, пап, – растерянно ответил Леня и сорвался с места. – Поеду… к ней!

– Да куда ж ты на ночь глядя? – рассмеялся Лобов. – Выписывают-то когда?

– Не знаю. То есть завтра… то есть в пятницу… Пап, ты просто… – Леня вышел, так и не найдя нужных слов.

Лобов остался с Татьяной, довольный, сидел и пялился в телевизор. На душе было так радостно…

– Спасибо тебе и Бога благодарю! – прослезилась она.

– Ну да? А Бог-то в курсе?

– А без Него тут не обошлось! Такого мне мужа дал!

***

Для Насти это решение не было неожиданностью. Она уже поняла, какие Лобовы добрые, таких поискать – не сразу найдешь… Жгучее чувство стыда от содеянного немного притупилось, но не прошло. Ну как она войдет в дом, из которого выгнали… Да и жить ей – не с Лобовыми вообще, а конкретно с Леней, которому до идеала далеко. Все эти мысли разом столкнулись в голове, когда Леня уговаривал после выписки вернуться к нему. Он смотрел теперь на нее по-собачьи преданно, но Настя вдруг сказала:

– Я не знаю.

– А я знаю! – решительно ответил он, и эта решительность была Насте бальзамом на душу. – Я – отец и у меня тоже право голоса есть: наш сын…

– Да откуда ты вообще взял, что сын? – Она села на кровати, врачи разрешили.

– Наш сын должен расти в полной семье. Ты же все это лучше меня знаешь. На собственном, можно сказать, опыте… Скажешь, не так?

– Ладно, почти убедил. А как с Ярославом быть? К Ларисе ты идти отказываешься…

– Да займусь я твоим Ярославом! И Ларису подключу. Ну, все? Едем в Бережки?

– Обещаешь?

– Сыном клянусь.

– Лень, ну ты совсем, что ли… Нашел чем клясться, – испугалась Настя.

– Собой тогда клянусь!

– Да ну тебя! – засмеялась она.

***

Приезжал ближе к выписке к Насте Сергей Александрович, весь какой-то потухший: любимую его Ирочку в дурдом положили, возможно, на несколько месяцев. Подобных приступов с ней никогда не было. Настя утешала его, как могла, обещала съездить к Ирине. Галанов, сам не веря в успех, предложил Насте вернуться к ним. Но она ответила, что поедет к мужу. Сказала и тут же осеклась: сомнения не отступали.

– Не знаю, ехать? – она глянула на него вопросительно. – Он из-за ребенка меня зовет! Ребенок ему нужен и мамка-нянька к ребенку. И все!

– Ты так уверена, что ему нужно? А мне кажется, он тебя зовет, потому как любит.

– Он меня сначала любил, ну, раньше, сразу. А я все испортила. Теперь я ему никто. Он вообще даже… Говорит со мной, а сам не смотрит даже! А я ведь… – совсем смутилась Настя. – Дура!

– Ты его любишь… – признался за нее Галанов.

– Да? Вы так думаете?

– Думаю…

Она вздохнула:

– То он меня любил, а я его – нет, а теперь наоборот!

– Настенька, пусть все будет хорошо… хотя бы у тебя… Ну, а если… мало ли что, если у тебя там не сложится – ты всегда можешь вернуться к нам.

Ну вот, подумала Настя, то любит, то если не сложится… В общем, свою голову надо на плечах иметь. Вот Лобовы – Платон Глебович и Татьяна Андреевна – те имеют, потому все у них ладно и получается.

***

Леня в оставшиеся перед выпиской Насти дни старательно наводил марафет в своей отремонтированной комнате: накупил всяких нужных, как он думал, вещей, повесил люстру, купил ширму, поставил вторую кровать. Настя сказала, что пока они будут спать отдельно.

Мама Таня тоже мыла-скребла по углам. Лобов ворчал:

– Ну просто всенародный праздник!

– Не ворчи, отец. Я давно собиралась сделать генеральную уборку.

– Генеральную… – усмехнулся он. – К нам, значит, генерал едет?

– Кто ж его знает? А может, Платон Леонидович когда-нибудь и станет генералом.

– Кто? Какой такой Платон Леонидович? – не понял Лобов и замолчал. Потом вдруг стукнул себя по лбу. – Ты вон про что!

– Что, хочешь быть дедом генерала? – засмеялась Татьяна.

Лобов отмахнулся, продолжая ворчать:

– Если я согласился, чтоб она вернулась, не надейся, что я буду прыгать от радости. Только ради тебя, ради Леньки – сделаю вид, что у меня это, как ее… Ну, в сериалах бывает…

– Амнезия.

Во-во. Полная потеря памяти. Ты просишь забыть, что она натворила? Ладно, как будто забыл! Но здесь… – он показал на сердце. – Здесь – останется.

– Да забудешь и здесь! Платон, будто я тебя не знаю! – уверенно сказала Татьяна.

***

В день выписки в доме все сверкало. Татьяна сама удивлялась – не помнила, когда она так тщательно убиралась. И ей было радостно. Лобов с утра сказал, чтобы на него не надеялись: будет в гараже машину чинить, не выйдет встречать.

Но когда Татьяна крикнула:

– Платон, приехали! – Он аккуратно вытер руки и вышел на крыльцо.

Настя подождала Леню, пока он выгружал из машины ее сумки, и за ним вошла в калитку лобовского дома. У мамы Тани глаза были уже на мокром месте.

– Здравствуйте, – тихо сказала Настя.

– Здравствуй, доченька, – ответила она и обняла невестку как родную.

Леня посмотрел на отца, под его взглядом Лобов тоже сказал:

– Здрасьте.

– Сначала покушаешь – потом отдохнешь, или наоборот? У меня пироги… – сказала мама Таня и ввела Настю в дом.

– Как скажете, мама, – тихо ответила она.

Стол был уже накрыт, заваренные листья смородины, которые любили пить Лобовы, распространяли по кухне родное аромат. Сели, стали обедать. Разговор не клеился. Какая-то тяжесть запечатала у всех уста. Настя смотрела в тарелку. Леня давился пирогом. Лобов играл желваками. Маме Тане было легче всех скрывать неловкость – она курсировала между столом и плиткой, подавая кушанья.