- Да хранят его Боги! – ответила Тесея и впилась в него испытывающим взглядом. - Царица Олимпиада может поступать, как ей захочется, на то она и царица, не бывает бывших цариц, Птоломей. А царь Филипп? Он пойдет за ней следом. И ты хорошо знаешь Филиппа и его намерения. Не страшно тебе оставлять меня одну?

Слишком долгая пауза возникла между ними. Молчание становилось невыносимым. Тесея, вдруг улыбнулась и лукаво посмотрела на своего возлюбленного, пряча за умелую игру свою боль.

– Вижу, что не страшно. А мне и нечего бояться. Я известная гетера на все Афины, мой дом богат, роскошен, он хорошо охраняется и у меня  преданные слуги. Как только ты покинешь город, ко мне тут же кинутся уважаемые и богатые мужи Афин, в надежде, что я одарю своим предпочтением одного из них. А я буду выбирать среди них только самого богатого и достойного. Я очень разборчива. Ты же знаешь мою щепетильность? А еще, Птоломей, ты же знаешь, что в Афинах есть специальная доска — Керамик, где мужчины пишут гетерам предложения о свидании. Тебе я ответила однажды. Я уже давно никому не отвечала...  – тихим голосом сказала она.

- Замолчи! – хрипло остановил ее Птоломей. – Замолчи, Тесея! А ты знаешь, что ты значишь для меня?  То, что произошло между нами – это дар Богов. Ни какие деньги, ни какие сокровища мира не способны затмить то чувство, что я испытываю к тебе… – он приблизился  ней и посмотрел в ее зеленые глаза. – Я воин, Тесея, и  мое слово надежно и честь не запятнана. Я оставляю тебя в Афинах, но твое сердце я забираю с собой. Слышишь? – он схватил ее за плечи, и с силой притянул к себе. – Я буду присылать в каждом караване тебе свои военные трофеи и рабов, как своей спутнице, как супруге, чтобы ты не в чем не нуждалась. Слышишь меня, Тесея? Не смей даже думать  о выборе нового покровителя после моего отъезда или я... – он не успел договорить. Тесея ловким движением вырвалась из его рук и отбежала от него на край бассейна.

- У тебя уже есть супруга, Птоломей, или ты так давно не бывал в ее покоях, что память изменила тебе?

- Замолчи, Тесея! – он шагнул к ней, но проворная афинянка быстрыми скачками унеслась от него в глубь купальни, призывно смеясь и вызывая у него приступ бешенства.

- Ты не хочешь забрать меня с собой, потому что едешь с женой, Птоломей! – ее голос был полон горечи. – Ты стыдишься меня и не хочешь прилюдно унижать жену моим присутствием. Так и должно быть. Только так. Ты сильный духом мужчина, Птоломей, раз пришел ко мне сказать об этом. Любой на твоем месте просто бы уехал.

- Нет! Замолчи, Тесея! – крикнул он и двинулся ей навстречу, но она, словно не замечая его злость и закипающее бешенство, смеялась и убегала от него.

- Уезжай, Птоломей! Ты все правильно решил. Мне ничего не надо от тебя: ни рабов, ни трофеев. Я буду тосковать по тебе и плакать по ночам, потому что мое сердце и моя душа навсегда принадлежат тебе, они только твои. Так сказали мне Боги. Но мое тело? Оно принадлежит только мне. Я не могу скучать и не буду. Сегодня я устрою пир! Я надену изумрудный, прозрачный хитон, который ты привез мне из Персии, мягкие складки на плечах закреплю пятью серебряными булавками, которые ты привез мне из Индии. Помнишь серый химатион с каймой из зеленых нарциссов? Я надену его, и он будет окутывать меня от пояса до щиколоток, как когда-то твои руки окутывали меня.  Я буду усладой для глаз. Я буду развлекать гостей беседой, песнями и танцами. Я буду хороша и соблазнительна в своем горе. Экая странность... Когда мне особенно плохо, я хорошею на глазах, – она старалась выглядеть легкомысленной, но что-то в ее голосе и в выражении глаз заставляло Птоломея не верить ей. -  Уезжай, Птоломей.  Значит, нам пришла пора расстаться. Прощай!

-  Нет! – крикнул раздираемый ревностью Птоломей.  Одним прыжком он оказался рядом с ней.

- Перестань мучить меня, Тесея, прошу, перестань! Мне тяжело расставаться с тобой, - он схватил ее сильными руками и крепко прижал к себе.  – Я не смогу долго быть без тебя, ты нужна мне всегда... – он зарылся лицом в ее влажные, спутанные волосы и вдохнул их легкий аромат. – Ты принадлежишь мне, ты только моя, Тесея. Твое сердце, твоя душа и  твое тело.... – шептал он и его горячие губы, словно прикосновение пламени, оставляли жаркий след на виске и щеке, которые он осыпал поцелуями, жадно подбираясь к ее губам.

-  Нет! – с силой оттолкнула его Тесея. От неожиданности, от ее силы и напора, Птоломей пошатнувшись, сделал несколько шагов назад. – Я не хочу оставаться со вкусом твоего поцелуя на губах. Уходи, Птоломей! – выдохнула она. – Слишком долгое прощание. Ты – воин и долг призывает тебя,  так следуй ему. А меня оставь. У меня свое предназначение и я буду следовать ему.

Разгоряченный ее близостью и разозленный ею до безумия, Птоломей, едва  услышав  слова о ее предназначении, молниеносно выхватил висящий в ножнах острый македонский кинжал, и с силой вонзил его в самое сердце Тесеи. От мощного удара она упала на спину, и ее белоснежный хитон окрасился ярко-алой кровью. Она, с широко раскрытыми, удивленными глазами, посмотрела на торчащую  рукоять и неясная улыбка, словно судорога, пробежала по ее лицу.

- Да. Так лучше. Богиня Кера указала мне мой путь...

Птоломей медленно осел возле нее. Он дико смотрел на свои трясущиеся руки и не верил тому, что сотворил.

- Не может быть?  Тесея! Я не хотел... – его горло пересохло, и голос хрипел и срывался. - Я не этого хотел…

Черный Танатос, крылатый юноша - Бог, с погашенным факелом в руке и железным сердцем, уже летел навстречу спешащей к нему  Тесеи из своего печального обиталища, расположенного на  краю света....


Виктория была потрясена. Она видела и чувствовала все происходящее настолько реально и ясно, что даже ощутила ветер на своем лице от нетерпеливых крыльев бессердечного Бога смерти. Его дуновение словно опалило ее и заставило очнуться.

-  За этот безумный поступок он был проклят, и его душа должна была вечно скитаться по свету, переселяясь из тела в тело, до тех пор пока не встретит погубленную душу и не воссоединиться с ней... – услышала Вика знакомый голос. -  Наши души должны встретиться, Виктория! В этой жизни мы должны найти друг друга, я знаю... Я устала его ждать... И ты поможешь мне в этом... – голос становился все глуше. – А теперь, иди! Иди... Время на исходе... – еле слышно, как будто издалека, донеслось до Виктории.



Глава 2.

Она умирала в тот момент, когда ее физические страдания достигли предела. Сознание покинуло ее.  При этом она все же слышала, как говорят врачи, слышала неприятный шум, громкий звон и какое-то навязчивое жужжание. Неприятные звуки… Она легко перешагнула невидимую границу и просочилась в другой мир. Ничего не держало ее здесь. Она оглянулась и увидела себя,  распростертую на операционном столе, на расстоянии, как посторонний зритель.  Это тело ничего не значило для нее, оно держало ее, как якорь, ограничивало, как клетка, но теперь она свободна! Ей стало спокойно и хорошо. Но в тот момент, когда она почувствовала небывалую свободу, что-то взбунтовалось в ней. Ее душа. Это она не давала покоя и освобождения. Виктория почувствовала нарастающее неприятие и с тоской оглянулась назад. Нет! Оказывается, это уязвимое  тело еще нужно, еще не все сделано и не все задачи выполнены. Никто ее не ждет, оказывается, и не примет в царство умиротворения, пока возложенная миссия не будет выполнена. Еще не время... «Но я не хочу идти обратно! Не хочу!» - противилась она. Виктория испытала эмоциональный шок, когда увидела себя или то, что от нее осталось, летящей сквозь длинный темный туннель обратно, навстречу бездыханному телу и услышала голос: « А теперь, иди! Иди... Время на исходе...» - вот она и пришла. Вика медленно открывала глаза.

- Наконец-то, красавица! – с вздохом облегчения проговорил пожилой врач-реаниматолог, наклоняясь над ней. – Ну, и заставила ты нас попотеть! С возвращением тебя!

Вокруг нее были люди в белых халатах. Они деловито суетились над ней, снимали показания с приборов, и удовлетворительно кивали головой, когда результат их радовал.

- ... пульс выравнивается... кожа порозовела... зрачок реагирует на свет... температура ниже нормы, но идет восстановление... электроэнцефалограмма в норме.... – говорили они о ее состоянии. Она теперь уже и сама знала, что будет жить -  она вернулась.


Позже, когда Виктория была переведена из реанимации в обычную палату, она узнала от лечащего доктора, что находилась в состоянии клинической смерти довольно длительное время — почти пять минут. По настоянию перепуганных родителей, она прошла в больнице тщательное обследование, так как врачи опасались, что из-за долгого кислородного голодания в ее мозге могли возникнуть необратимые патологические изменения. Однако современная аппаратура не выявила никаких нарушений.


В свои двадцать лет она заново начинала жить. Новая жизнь давалась ей нелегко. Из-за аварии и длительного пребывания в клинике Вика пропустила все зачеты, опоздала на сессию, и самое страшное, не попала в группу учебной стажировки в Канаде, о которой грезила весь учебный год. Можно было бы и поднапрячься, упросить отца посодействовать,  но почему-то теперь все это стало не главным для нее. Она решила взять академический отпуск и родители не стали препятствовать ей. Здоровье и душевное равновесие, прежде всего. Она училась на четвертом курсе МГУ, на факультете высшей школы перевода по специальности «Перевод и переводоведение». У нее с детства была тяга и способность к языкам. Ей доставляло удовольствие переводить сложные тексты, специальную литературу, даже техническую, она обожала синхронный перевод. Много времени Вика тратила на перевод новинок современной художественной литературы и зарабатывала на этом. Она бралась за все, что помогало ей совершенствовать свои навыки и знания. Это упрямство и целеустремленность достались от прадеда и деда, потомственных военных, дослужившихся до генеральских чинов. Отец Вики, генерал армии Марголин Владимир Львович, своим упорством и бульдожьей хваткой, не уронил высокую планку, поднятую военными предками. Он был строг, упрям, требователен, но справедлив. Свою единственную дочь воспитывал, как воспитывались все дочери в семьях военных. Любил ее, обожал, но спуску не давал, был придирчив, пристрастен, и больше всего не терпел лень, слабость и никчемность. Виктория с детства уяснила, что носить фамилию Марголины – это честь, которая ко многому обязывает, но не дает при этом особенного права на льготы. Поэтому, имея влиятельных родителей, и все положенные при этом составляющие жизни обеспеченных людей, приобретенные и доставшееся по наследству, Вика любила всего добиваться сама. Она не брезговала совершенствовать свои языковые знания, получая при этом вознаграждение за свой труд. Так ее научили, что прежде чем получить что-то, надо доказать свою состоятельность.