Любовь будет вечной...

Елена Данаева

         «Любовь будет вечной…» - это современный любовный роман. Искренний роман об искреннем чувстве, способном изменить мир. Это — любовь. Но любовь — розовая... Она появилась внезапно для героини романа и доказала, что любовь, если это действительно она, не имеет пола. Только женщина может любить женщину так, как та этого хочет, играя две роли одновременно: соблазнительницы и предмета желания. Здесь нет пошлости, нет извращенности и нет откровенно «выписанных» эротических сцен. Все очень тонко, изящно и неуловимо. Легкий флер запретного плода и серьезность реалий современной жизни. Героиня романа -  молодая девушка из приличной обеспеченной семьи, имея за плечами небольшой жизненный опыт, попадает в автомобильную катастрофу. Ее исходом становится клиническая смерть героини. Пять минут по ту сторону жизни меняют мировоззрение девушки. Она понимает, что проживает чужую судьбу и все, что было в ее жизни до этого – только разминка для главного. Любовь - это, прежде всего активное действие и смелость. Любить - значит участвовать в жизни своей половинки, и не важно, кто она - женщина или мужчина, ведь истинное единение по-настоящему безгрешно. Вы верите, в переселения души? Верите в то, что душа блуждает из тела в тело, в поисках своей истинной второй половинки? Героиня романа «Любовь будет вечной…» поверила. Только она была не готова к тому, что счастье ее заключается в женской оболочке, в женском теле. Какая нелепица!? Сомнения, борьба, переживания и мучительный страх быть не понятой близкими. Все мы - дети своего века: не менее жестокого, чем любой другой, не менее кровавого и развращенного. Однако то самое чувство, которое движет миром, спасет от безумия каждого, кто уверует в него. У нас есть выбор: от того, какой путь мы изберем, напрямую зависит, скажут ли нам важнейшие на свете слова: «Наша любовь будет вечной…».




«Мы знаем, что жизнь наша не в переменах тела, а в том, что живет в этом теле.

А живет в этом теле душа. А душе нет ни начала, ни конца».

Л.Н. Толстой


Пролог

«.....Love is forever! And we'll die, we'll die together, And lie, I say never. 'Cause our love could be forever....»

Надрывно подпевала она Мэттью Бэллами, солисту рок - группы «Muse» и слезы слепили ей глаза. Судорожно вцепившись в руль, она гнала машину вперед по ночному Минскому шоссе. Обида и злость, словно хищный волчий оскал, вот-вот готовый сомкнуться на ее шее, с бешеной страстью заставляли изо всех сил нестись  вперед. Скорость, адреналин и музыка, именно то, в чем она нуждалась сейчас, чтобы прогнать омерзительное ощущение своего собственного бессилия.


Уже совсем поздно  Александр Гольдберг, бывший муж, приехал к ней на квартиру родителей, где она жила, пока они проводили время на даче в Баковке. Его появление вызвало у Виктории неподдельное изумление и беспокойство.

- Саша? Что-нибудь случилось? – испуганно встретила она его у дверей.

- Попрощаться заехал, - признался Гольдберг.  -  Улетаю  в  длительную командировку. Бизнес. Дела. Сама понимаешь!

     - А-а-а... - равнодушно бросила  Вика,  запахиваясь  в  ночной  коротенький шелковый халатик. - Ну, прощай!

     - Прощай!

     - Это очень нежно с твоей стороны, Гольдберг. И романтично: полуночное прощание, - с каменным лицом она приподнялась на цыпочки и чмокнула его  в  холодный лоб, как покойника. – Ну, все, прощай! Удачи в делах!

И опахнула его теплом, знакомым и - что за дикость после  разрыва!  - желанным запахом тела, уже разогретого,  разнеженного  в  постели.  Помимо воли Александр подхватил ее под локоть, потянул к себе, но  Виктория  возмущенно высвободилась.

     - Что такое, Гольдберг? Руки не распускай! Попрощался? Вот и иди уже. Пора тебе.

     - Чаем бы напоила...  -  сладко  немеющими  губами,  с  кривой  улыбкой сказал он.

     - Чаем? – Вика насторожилась,  заметив что-то пугающее в его ухмылке. - Ты не пьян? Ну, бывает же такое, совершенно случайно?

     - Слегка, - соврал он. - На улице прекрасная  весенняя  ночь,  воздух под градусом. Наверное, нанюхался и опьянел.

- Ну-ну. И такое бывает. Знаешь, как-то не хочется мне с тобой чаевничать посреди ночи. Не расположена я. Не хочу. Не буду. Это тебе понятно или нет?

- Понятно, Витусь. Тебе даже чаю для меня жалко. И времени. А я, идиот, надеялся, что ты пожалеешь меня, сирого да убогого, одинокого и не кому не нужного...

- Прекрати! – резко перебила его Виктория, оборвав страдальческий монолог. – Только на жалость не дави. Не идет тебе, Саша. Чаю, так чаю. Пожалуйста. Только после него ты уйдешь без разговоров и напоминаний. Это понятно?

- Угу.

 Она шагнула к кухонной двери, и в полутемном коридорчике он увидел ее красивые, натренированные на корте икры ног, привыкших к высокому каблуку. И этого хватило, чтобы вообще бросить поводья.  Он  подхватил  ее  на руки и понес в комнату. Так бывало  у них в  давние  времена,  теперь  уже  утраченной  счастливой  жизни,  когда они вдвоем  возвращались из очередного клуба или ночной тусовки. Вика изо всех сил сопротивлялась, выкручивалась,  стонала  от  бессилия  и  только больше его раззадоривала. Она всегда спала  голой,  под  халатиком  ничего  не оказалось, и это окончательно погасило  остатки  сознания.  Все  было  так привычно - гладкая кожа под  ладонями,  сильные  мышцы  живота, запах желанного тела...  И одновременно от всего  веяло  неуловимым  очарованием  новизны, будто в руках его была  не  бывшая жена,  а  чужая,  красивая  девушка,  яркая  и энергичная в постели, отчего и совершается это единоборство. Он  не  видел выражения ее глаз, лишь  контуры  лица  и  гримасу  нежелания,  отторжения происходящего, воспринимал как сладострастную истому.

Она скинула его руку и включила светильник в изголовье.

     - Теперь объясни, зачем ты это сделал? – срывающимся голосом спросила она.

     - Что - сделал? - щурясь от света, тупо спросил он. – Вика?

     - Ну, вот это все - насилие, заламывание рук. Всю эту мерзость, - Виктория с трудом сохраняла спокойствие. - Для самоутверждения?

     - Не знаю,  -  признался  Александр  и  перевернулся  на  живот,  чтобы посмотреть ей в лицо. - Я тебя изнасиловал, Викусь?

     - А это можно назвать как-нибудь иначе?  -  она  показала набирающие цвет  синяки  на сгибах рук, оставленные пальцами.

Он пристыжено промолчал, только сейчас ощутив острое жжение на  горле  и  груди: кожа была расцарапана и следы от ногтей припухли, образовав  белые  рубцы.

     - Зачем ты это сделал? - снова спросила она, еле сдерживая бешенство. -  От  великого  голода? Зачем?

     - Почему-то не удержался. Когда в прихожей поцеловала в лоб… –  взглянул он в ее глаза и осекся.

     - Да я была холодна, как лед, Гольдберг! Не заметил? – Вика уничтожала его взглядом.

     - Не заметил.

     -  Как мерзко! - после паузы бросила она. - Знала бы – ни за что бы не впустила.

     - Я пришел попрощаться... - вдруг вспомнил он и  уловил  в  своем  тоне отголосок какого-то юношеского порыва.

     - Все. Убирайся отсюда!  Не хочу видеть тебя. Прощание  с  телом устроил, артист. Уходи! И запомни, я тебе не вещь.

     - Вика... – тихо прошептал он. – Прости! Я знаю, что поступил как последняя сволочь, но у меня есть оправдание.

- Нет у тебя оправдания. Абсолютно. Ты сильнее меня, и прекрасно знаешь, что мне с тобой не справиться. Как же противно-то, господи! Как противно… Ненавижу тебя! Ненавижу! – с надрывом выплевывала слова Вика, глядя ему прямо в лицо.

- Не правда! – грозно сверкая глазами, воскликнул он и с силой схватил ее за плечи, встряхнул как тряпичную куклу. – Врешь! Все ты врешь. Не любила, да! Ты меня никогда не любила, но ненависть -  это такое страстное чувство, на которое ты не способна, по крайней мере, по отношению ко мне. А может быть, я чего-то не понял? Или не заметил? А?

- Отпусти, слышишь. Отпусти, мне больно! – выдохнула она, вырываясь из его цепких рук.

    - Нет! – сказал он. – Не отпущу. И ты будешь меня слушать, Тори!

- Не смей меня называть так. Как какую-то собачонку, на руках у всех этих… этих… Энджи, Вики, Кристи, Лол и Ирэн. Меня уже тошнит от этого. И я ничего не желаю знать о такой жизни.  Быть, как все эти дуры и откликаться на кличку, я не желаю.  Я – Виктория!  - она с ненавистью смотрела на него.

    - А как ты хочешь? – он придавил ее к постели и вкрадчивым тихим голосом продолжал. – Скажи, как ты хочешь, Вика? Что не так? Ты знаешь, я сделаю все для тебя, потому что хочу, чтобы ты была счастлива со мной. Научи меня. Подскажи. Я люблю тебя, и всегда любил, но вот счастливой я тебя так и не сделал, как не старался... -  он внезапно отпустил ее и вздохнул. Тяжело толкнув свое тело, Александр лег рядом с ней. - Ты все время обезоруживаешь меня, делаешь слабым,  бессильным. Ты как  "черная дыра" в космосе, втягиваешь  человека,  а зачем, и сама не знаешь.

Молчание повисло между ними, и в наступившей тишине Александр слышал, как бешено, стучит его сердце.

     - Вика? Ты устала от меня, я знаю. От любви моей, от ревности. От жизни этой бестолковой. Но тебе она нравилось когда-то. Не хочешь больше ночных клубов, тусовок, всей этой швали и кукол этих резиновых, значит, не будет их. Как захочешь, Вика.  Только скажи мне одну вещь. Только одну и больше я у тебя ничего не спрошу, – он повернулся к ней, чтобы видеть ее глаза и облокотился на согнутую руку.

    - Спрашивай, – разрешила она, предвидя его вопрос. Этот вопрос всегда волновал его больше всех. Он был не оригинален, впрочем, как всегда.

    - Ты влюбилась? – еле слышно выдохнул он, пристально глядя ей в глаза.

    - Нет. Ни в кого я не влюбилась, Саша. И, наверное, не влюблюсь никогда. Не дает мне Бог такой милости, видно не достойна я этого. Я удовлетворила твое любопытство?