– Кто там? – раздался испуганный женский вскрик.

– Простите, – пролепетала Ливи, пятясь назад. – Я не подумала...

– А, это ты... – И не успела Ливи захлопнуть дверь, как вспыхнул свет, и она увидела, кого побеспокоила.

– Сэлли? – не веря собственным глазам воскликнула Ливи, пораженная видом женщины, которую хорошо знала. Это была давнишняя подруга Корделии, они учились в одной и той же частной школе. Сэлли Ремингтон в их мире считалась одной из самых совершенных его обитательниц, всегда изысканно одетая, с великолепной прической, сверкающая драгоценными камнями. Одного возраста с Корделией, она всегда выглядела лет на десять ее моложе, но сейчас это было какое-то всклокоченное страшилище. По-видимому, она плакала: глаза ее были цвета печеночного фарша, гладкая, белая, как жемчуг кожа сплошь в пятнах и припухлостях, обычно безукоризенно уложенные светлые волосы в данный момент напоминали стог сена, через который ее протащили на спине. Ливи была настолько поражена ее видом, что не могла скрыть этого.

– Зайди и закрой за собой эту идиотскую дверь, – в бешенстве прошипела Сэлли. – Да запри ее на ключ. Не хочу, чтобы кто-нибудь еще видел меня в таком состоянии.

– Простите, – смешавшись, снова испуганно пролепетала Ливи. – Я никак не ожидала...

– Столкнуться со мной здесь? Видимо, хотела точно того же, что и я? Запереться в ванной и в одиночку пореветь над своей неудавшейся жизнью? Ведь обе мы сидим у одного и того же разбитого норыта, не так ли? Обе мы одинокие женщины: ты – вдова, я – разведенная жена.

До глубины души оскорбленная таким сравнением и считая его явно несправедливым, так как Сэлли по своей инициативе развелась со Стивом Ремингтоном, Ливи сухо заметила:

– Если вас так беспокоит развод, почему же вы сами настояли на нем? То, что случилось с моим мужем, совершенно от меня не зависело.

– Беспокоиться об этой двуличной твари? Не говори глупостей! Плевать мне на него! Меня беспокоит моя собственная жизнь! Это мое несчастное одиночество, мое прозябание. Я терпела распутство Стива довольно долго, пока оно не вышло из-под моего контроля и газеты на весь мир не раструбили о его связи с этой дешевой потаскушкой! Меня, как дуру, выставили на всеобщее посмешище, но, Господи, я оказалась еще большей дурой, когда в отместку за все вышвырнула его вон. – Она всхлипнула. – И теперь, увы, я уже не госпожа Стивен Ремингтон. Слишком поздно я сообразила, что всю жизнь как должное принимала то, что была кем-то. Сначала Сарой де Уитт, потом Сэлли Ремингтон. А сейчас я всего лишь одна из разведенных жен, предоставлена сама себе и вполне созрела, чтобы кто-нибудь меня подцепил. Новоиспеченная женщина-одиночка на переполненном этим товаром рынке. – Сэлли вытерла слезы кулаками. – И тут вступает в силу чувство собственного достоинства: независимо от обстоятельств надо делать вид, что у тебя все в порядке, не показать никому, в каком отчаянном положении ты находишься, нужно трудиться в поте лица, чтобы все думали, будто ты ведешь насыщенную, полнокровную жизнь, всецело отдаваясь благотворительной работе, которую они никогда не посмели бы предложить госпоже Стивен Ремингтон, но от которой ты не имеешь права отказаться из-за боязни, что тебе ее никогда уже не предложат. Я даже представить себе не могла, что все обернется таким образом, что мне, Сэлли де Уитт Ремингтон, придется расплачиваться, – тут полные губы ее раздвинулись в злобно-презрительной усмешке, – да ты сама знаешь, о каком платеже идет речь, расплачиваться за какое-нибудь паршивое приглашение на званый обед или за вечер в театре. Да еще созерцать эдакую снисходительную уверенность, что мне делают огромное одолжение. А муженьки твоих ближайших подруг так и едят тебя глазами, в полной уверенности, что ты готова прыгнуть в их постель, так как якобы истосковалась по мужской ласке. Господи, даже Уорд, – Сэлли на полуслове оборвала свою тираду, выпрямилась и попросила: – Дай мне, пожалуйста, вот ту коробку с бумажными салфетками.

Ливи потянулась за салфетками, передала их ей, стараясь не обнаружить того потрясения, которое произвел на нее более чем прозрачный намек Сэлли. Уорд! Этот вечно надутый, выспренный индюк! Уорд посмел предложить себя Сэлли в любовники! У Ливи закружилась голова и перед глазами пошли круги, как у боксера, пропустившего сильнейший нокаутирующий удар. Больше всего на свете ей сейчас хотелось остаться одной...

– Спасибо. – Сэлли салфеткой вытерла глаза, промокнула лицо, выбросила ее и, взяв другую, громко и натужно высморкалась. – Господи, ну и развалюха же я, – вздохнула она, глядя на свое растрепанное отражение в зеркалах над туалетным столиком; взгляд ее встретился там со взглядом Ливи. – Не затягивай своего вдовства, – с чувством сказала она. – По счастью, тебе только тридцать. У тебя еще есть время. А мне еще год и стукнет сорок – только не вздумай кому-нибудь проболтаться об этом – так что в этом плане мне гораздо труднее. – Она мрачно оглядела Ливи с ног до головы: – Найди себе другого мужа, остерегись моего пути. Он ведет в никуда. Сколько уже месяцев прошло – шесть? Можешь протянуть еще шесть, но не больше. Пока люди сочувствуют тебе – такая молодая и уже вдова! – и, пока длится траур и все такое, не ждут от тебя никакого подвоха, но через год!.. Через год ты будешь смотреть на пустые страницы своей записной книжки и выдумывать приглашения, делая вид, что на тебя большой спрос, когда на самом деле у тебя нет ни единого приглашения, ни единого! Да, да, даже у тебя, – кивком головы подтвердила она, заметив на лице Ливи явное недоверие. – Увидишь, даже то, чтобы просто оставаться на плаву, потребует уйму времени и энергии; эти вечные интриги, эти тайные планы, как добиться приглашения туда, куда раньше тебя приглашали одной из первых, если не первой. А когда дело доходит до собственных приемов... Господи... это кошмар какой-то!

Сэлли зябко передернула плечами и покачала головой, как бы предостерегая ее от этого ужаса.

– Учись на моем примере. Замужество для тебя, как и для меня, единственное, на что мы ориентированы в жизни. Если бы у меня была хоть какая-нибудь специальность, а ее сейчас стремятся обрести многие женщины, то было бы чем заняться, но обе мы воспитаны таким образом, что считаем замужество началом и концом всего. Ни ты, ни я не умеем ничего другого, как быть женой своего мужа. Что же тогда остается? Скажи, кому нужна сорокалетняя разведенная женщина?

Повисла долгая, тяжелая пауза, во время которой Сэлли встала и прошла в ванную комнату принять душ. И пока урчала и шумела вода, Ливи сидела не шелохнувшись, с неверием и страхом обдумывая услышанное. У нее как бы заново открылись глаза, и то, что она увидела, заставило их расшириться от ужаса. Ей и в голову не могло прийти, что такая богатая, красивая и пользующаяся громким успехом в обществе светская дама, как Сэлли Ремингтон, может находить огромную разницу между жизнью замужней и одинокой женщины, но это так. Непроизвольно вырвавшийся у нее вопль отчаяния открыл взору Ливи такие вещи, о которых в своей наивности она даже не подозревала.

Перспектива не получить приглашения на званые обеды и вечера, не иметь возможности принимать гостей в собственном доме, не знать, куда пойти развлечься, не выбирать по своему усмотрению из дюжины приглашений наиболее приемлемое, не покупать себе красивые наряды, чтобы показаться в них на людях, не слышать восторженных комплиментов от втайне завидующих ей подруг... такая перспектива потрясла и обеспокоила ее. Для нее без всего этого нет жизни, без него жизнь лишалась всякого смысла. Да, такая я легкомысленная женщина, с вызовом призналась она самой себе, и все это для меня очень важно. Как и Сэлли, я типичное социальное животное и не предназначена вести жизнь одиночки. Это претит моей сущности. Пойдя дальше и сделав еще одно честное самопризнание, глубоко прочувствовав его, она даже повеселела от облегчения: да, я одна из тех женщин, которые не могут не быть замужем!

Дверь ванной открылась, и Сэлли, укутанная в полотенце, внесла с собой в раздевалку аромат геля Корделии «Флер дез Альп». На глазах у завороженной Ливи она уселась за туалетный столик, включила целую батарею светильников, подалась вперед и бодро воскликнула:

– Полагаю, пора приниматься за восстановительные работы... – Как будто между ними и не было никакого разговора.

Ливи шла в ванную комнату Корделии, преисполненная чувством жалости к самой себе, готовая выплакать глаза от отчаяния и тоски, поскольку судьба обошлась с ней чересчур жестоко. Сейчас она поняла: если не собраться с духом, то будущее сулит вещи куда страшнее. Джонни покинул ее навсегда, а с ним ушла в небытие и жизнь, которой они жили. Постоянная роль горюющей вдовы ничего хорошего ей не обещает, кроме того, что в конце концов ей придется разделить участь Сэлли Ремингтон. А это было последнее, чего бы она хотела. Нет... с прошлым пора кончать, и навсегда. Сейчас ей необходимо решить, какое будущее она бы хотела для себя, а затем отправиться на поиски того мужчины, который это будущее сможет ей предоставить. Что, с уверенностью сказала она самой себе, будет совсем нетрудно. Во всяком случае, не для Оливии Гэйлорд Рэндольф...

3

– О чем это ты так долго беседовала с Билли Банкрофтом? – спросила Тони Стэндиш свою сестру несколько недель спустя.

Они только что возвратились домой после званого обеда, на который он тоже был приглашен и после которого Ливи и он, усевшись на диване, долго говорили с глазу на глаз.

– Да ни о чем особенном, – зевнула Ливи, – так, обо всем понемногу, а в общем, ни о чем.

Тони внимательно посмотрела на сестру. У нее был вид сытой кошки, явно свидетельствовавший, что здесь было что скрывать.

– Кстати, он напомнил мне о нашей первой встрече около шести лет тому назад в Нью-Йорке, – сообщила Ливи, играя ямочками.

– В этом весь Билли. Никогда не забывает даже единожды увиденное лицо, тем более такое прелестное, как твое.