— Мистер Барнз, — проговорила Денни, но он ее уже не услышал. — Прощайте, мистер Барнз, думаю, теперь вы в безопасности. Ничего не случилось. Только прошу вас, поторопитесь. Быстрее. Прощайте, мистер Барнз. — Она стояла и смотрела, как оседает облачко пыли, и у нее слезы на глаза навернулись. — Думаю, вы никогда не узнаете…

Денни развернулась и уныло побрела обратно. Может, Джек Смит уже стрелял сегодня и у него патроны кончились. Может, он уже ушел и не скрывается за кустами или в буше? Всю дорогу к воротам она ждала, что вот-вот вспыхнет оранжевое пламя, но ничего не произошло. Неужели Джек Смит и впрямь ушел?

Денни слишком устала, и ей было все равно. Если бы мистер Барнз погиб, она умерла бы вместе с ним. Смешно как, надо же, за кого только люди не умирают! Мистер Барнз — всего лишь владелец магазина, и между ними что-то типа дружбы на деловой основе, только и всего. Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день Денни решит умереть вместе с ним, потому что его смерть — на ее совести. Это самое малое, что она могла для него сделать.

«И никто никогда не узнает», — грустно подумала Денни. Самой ей было уже все равно, жить или умереть. Она слишком устала.

Девушка остановилась на ступеньках веранды и застыла в ожидании: добровольная мишень, у которой нет сил даже на то, чтобы драматизировать события, хотя в глубине души она знала, что из этого выйдет неплохой рассказ. На недели, месяцы и даже годы хватит… если она останется жива. Сестренки рот разинут, а все последующие поколения Монтгомери будут за завтраком смотреть на фотографию пратетушки Денни и говорить: «Не побоявшись смерти, она добровольно пошла к воротам с человеком, которого почти не знала, потому что считала: если он умрет на ее земле, то умереть вместе с ним — честь!» Если кто-то из потомков начнет забывать о понятии дворянская честь, то вот вам, пожалуйста, живой пример, кушать подано, хорошая приправа к овсянке.

Денни постояла-постояла и пошла в дом. Вытащила из ящика дюжину бутылок самых разнообразных напитков — от лимонада до пива, две поставила в холодильник. Остальные убрала в сервант, а ящик выставила за дверь.

В голове у нее ни единой мысли не было, но она чувствовала, что на улице душно и безветренно. Где-то в буше с дерева упал орех, и в мертвой тишине этот звук прозвучал как выстрел ружья Джека Смита. Мельница даже не собиралась махать крыльями, ее неподвижный силуэт четко вырисовывался на фоне пурпурного неба, словно фотография в газете. Если ночью поднимется восточный ветер, то мельница захлопает лопастями. И Денни услышит приближение ветра раньше, чем он донесет до ее владений запах раскаленной пустыни и сухой травы.

Она не стала закрывать входную дверь. Ей нужен был свежий воздух, даже если она умрет или станет косвенным соучастником. Воздух каждому нужен. Денни казалось, что вопрос о ее смерти предопределен, и она, усталая, раздраженная и сердитая, никак не могла понять, зачем постоянно возвращается к нему.

Она стояла посреди кухни и пыталась вспомнить, на чем прервалась, когда услышала машину Альберта Барнза.

Ах да, овощи! Надо их обжарить в растительном масле с беконом, пока ее отбивная готовится. Как спартанцы перед Фермопилами, надо сперва поесть.

Нет, они сначала причесывались. К черту прически! Она проголодалась. А Джеку Смиту придется подождать свою отбивную, когда он явится. Свою она сейчас зажарит, а его — когда ей заблагорассудится.

Интересно, может, ему две захочется? Даже наверняка.

Кончик языка Денни высунулся от усердия и уперся в уголок рта. Она начала вспоминать, как выглядит Джек Смит. Совсем мальчишка, если приглядеться. Личико бледное, кожа нежная. Ему и впрямь надо было девчонкой родиться. Может, от этого все его беды? Может, он из тех мужчин, у которых в крови слишком много женских гормонов? Денни слышала, что у любого человека есть женские и мужские гормоны, одни преобладают над другими. Надо будет в следующий раз поподробнее в библиотеке почитать. Господи, она совсем забыла про пассифлору! Если Джек Смит не уберется из ее жизни, ферма придет в упадок и развалится. А сама она закончит дни в лечебнице для душевнобольных.

Перемешанные с беконом овощи весело зашкварчали на сковородке, отбивная отправилась на плиту жариться в собственном соку. Денни посолила ее, поперчила, перевернула на другую сторону и проделала ту же процедуру.

О чем это она думала?

Ах да, о том, что Джек Смит сильно смахивает на девчонку. Но он ведь не виноват! Он таким родился! Бедолага еще у матери в утробе был, когда карты легли не так. Если бы мать его была женщиной образованной, хоть что-то о таких вещах знала, то она сумела бы защитить сына. Даже помочь ему. Может, операцию какую сделать или еще что. В Стокгольме, например, такие точно делают. А вместо этого ему попался отчим с железным прутом в голосе, и все над ним потешались, пинали в школе как могли. Издевались. Никто его никогда не любил, никому он никогда не нравился.

Денни в который раз подумала: ну почему Господь Бог выбрал именно ее?

Она поддела отбивную и ловко бросила ее на горячую тарелку. Положила рядом овощи, удостоверившись, что взяла ровно половину и Джеку Смиту достанется не меньше. Выложила его долю на стоявшую на плите тарелку, накрыла крышкой, чтобы совсем не высушились, и отправила в духовку. Однако готовить для него отбивную она ни за что не станет, пока не утолит свой зверский голод. Когда Джек Смит придет, если он вообще придет, подождет своей очереди, не развалится.

Она взяла нож с вилкой, но не притронулась к еде — просто сидела, упершись пустым взглядом в мясо с овощами.

Допустим, он не придет, что тогда? С ней-то все в порядке будет, а если он направится в восточные штаты, убивая по пути женщин? Тогда она станет косвенным соучастником многих преступлений, так ведь? Ее, как и Джека Смита, не смогут повесить за все убийства разом — смерть только однажды приходит, — но она ведь не о себе сейчас думает. Она думает о тех, кого Джек Смит может запросто убить.

Если хорошенько подумать, все они мало чем будут отличаться от Верил Ситон, так ведь? А как она сама относится к тем, кто швыряет окурки из окна автомобиля в сезон пожаров? Готова их собственными руками придушить, вот как! Разве они не заслуживают смерти?

Денни вонзила нож и вилку в отбивную.

— В каждом из нас живет убийца, — с удовлетворением произнесла она. — Теперь я знаю, почему даже не собиралась выдавать Джека Смита. И не надо мне было ничего обдумывать. Я тоже убийца, в глубине души. Я тоже в бегах, как и все остальные. Мы постоянно пытаемся убежать от того плохого, что сотворили или что могли сотворить… будь у нас такой шанс. Ну, не то чтобы шанс, а сложись так обстоятельства. В состоянии аффекта. Да, вот то самое слово… аффект. В состоянии аффекта.

Денни вполне удовлетворил такой вывод, и чувство это было сродни наслаждению, которое она испытывала, вкушая отбивную. Она молодец, хорошо приготовила мясо. Розовое внутри и румяная корочка снаружи.

Вкусно как! И как же она счастлива, просто счастлива!

— Я тоже убийца, — повторила она. — Поэтому у каждого мурашки по спине бегут, когда они за казнью наблюдают. Они думают: «Все мы в руках Господа нашего, Иисуса Христа». Все зависит от того, как карты лягут. И каждый это знает. Тем, кто не попал на виселицу, просто повезло. Если Бог берет в руки карты — берегись!

Глава 7

Что это было?

Денни застыла с вилкой и ножом в руках. Сердце прямо в ушах стучало. Да это просто веточка в буше треснула или орех с дерева упал. Что же еще? Такое летом частенько случается из-за сильного перепада температур. И хотя на улице было по-прежнему тепло, там, в буше, уже градусов на десять меньше, чем днем. Денни не раз доводилось слышать, как орехи с деревьев падают или сучья трещат. Даже бревна в ее доме и те скрипели и хрустели, когда охлаждались после несусветной жары.

Тогда чего она теперь на стуле подскочила? Что с ней такое? Ведь ничего необычного не происходит.

Одно она знала точно — это не Джек Смит. Он крадется, словно змея, бесшумно, молча. Рептилия, вот он кто такой. Ни за что не догадаешься, что он рядом, пока дверь не откроется. Если захочет испугать, у него это запросто получится!

Заставляет ее ждать с отбивными наготове! Денни бросила на стол вилку с ножом, оперлась лбом на руку и зарыдала. Она долго уже сдерживалась, с того самого момента, когда мистер Барнз благополучно отбыл на своем «форде». Слезы рекой катились по щекам и капали в тарелку. Потом настала пора высморкаться, пришлось встать и пойти за сумочкой.

— Да провались все пропадом! — рассердилась вдруг девушка, доставая носовой платок.

Теперь осталось только сигаретку выкурить. Надо было полчаса назад это сделать, тогда она не разнервничалась бы так.

Денни вышла на заднюю веранду, оставив дверь в кухню открытой для освещения. Достала из блока одну пачку, села на верхнюю ступеньку и закурила.

Она сидела, водрузив локти на колени, пускала дым и смотрела поверх буша на чернильного цвета небо, на яркие, словно абрикосы, звезды, невозмутимо взиравшие сверху вниз. На востоке появилось неясное свечение — наверное, луна поднималась. В такую ночь, как эта, серебряные лучи зальют всю ферму, можно будет даже книгу читать.

Денни решила для себя: если Джек Смит не объявится, она ложиться не будет. Одно дело, когда тебя застигнут в кухне, в саду или на веранде, но когда тебя застанут врасплох в кровати — это совершенно другое. Никаких таких штучек-дрючек не будет, пусть даже не надеется. Покорно благодарю. Изнасилование исключено. Даже если он в состоянии кого-нибудь изнасиловать!

Хм!

Денни смотрела на звезды и думала о Бене. Жаль, что она так и не успела сказать ему, как любит его. Правда, раньше она сама этого не понимала, но звезды — там, высоко в небе, — подсказали ей сегодня. Теперь уже слишком поздно, так же как с мистером Барнзом — он никогда не узнает, что она была готова умереть вместе с ним.