— Карен... — повторил Дал шепотом — и увидел, что глаза внезапно ожили, узнавая его!

Губы шевельнулись в попытке еще что-то сказать, и она поморщилась.

— Пожалуйста, не говори, тебе нельзя говорить... тебе больно будет говорить. Ты только смотри на меня — я все пойму и так, все, что хочешь, пойму!

Ее рука снова вздрогнула, приподнялась на пару дюймов — Дел понял, куда она тянется, подхватил ее и прижал к своей небритой щеке.

— Так, да?

Ресницы на мгновение опустились, подтверждая «Да, так».

— Вот видишь, я понял, видишь? Теперь все будет хорошо...

Он улыбался и боялся, что по лицу потекут слезы, и Карен заметит это и испугается, что что-то не так. Давно полагалось нажать кнопку и вызвать сестру, но тогда набежали бы люди, а с этим можно было и подождать...

Потому что теперь все должно быть хорошо — ведь она дышит и смотрит, и, кажется, даже пытается улыбнуться! И завтра же — нет, сегодня! — он купит ей эти ирисы, которые ей так нравятся, и завалит ими всю палату, надо только спросить у кого-нибудь, как они выглядят. И в Париж они поедут, и когда-нибудь она выучится на ветеринара — все это непременно будет!

Но сейчас ему было нужно только одно — хотя бы несколько минут посидеть, глядя ей в глаза и чувствуя тепло ее руки у себя на щеке...