Несмотря на явно усталый вид, разговаривала она приветливо — даже предложила кофе. Не вдаваясь в технические детали, которых он бы, по ее мнению, все равно не понял, сообщила, что в целом операция прошла успешно и последствий, по идее, быть не должно, но сейчас об этом говорить рано.

— К сожалению, в ходе операции возникли некоторые проблемы, — добавила она. — Ваша жена потеряла очень много крови, и у нее прямо на операционном столе дважды останавливалось сердце. Я надеюсь, что это останется без последствий — но пока она не пришла в себя, нельзя сказать наверняка.

— Каких... последствий? — осторожно спросил Дел.

— Она может долго не приходить в себя, могут быть явления дезориентации, временной локальной амнезии — или, скажем, сильные головокружения. Кроме того, до сих пор существует опасность вторичного кровотечения. Примерно дней через восемь, если не возникнет осложнений, ее можно будет перевести из реанимации в нормальную палату. Лори предлагает, если все будет в порядке, перевезти ее в вашу заводскую больницу — но об этом пока рано говорить.

— Когда я смогу ее увидеть?

— Она еще не пришла в себя.

— Все равно...

— Хоть сейчас. И... когда ваша жена очнется, желательно, чтобы рядом находился кто-то, кого она знает. Она может не понять, что происходит, и испугаться, а ей сейчас нельзя нервничать и двигаться. Ее мать... или, скажем, сестра?... Нельзя ли кого-то из них вызвать?

— У нее нет никого, кроме меня.

— Я не знаю, когда она придет в себя, это может произойти и через сутки. Вы сами собираетесь находиться с ней все время?

— Да, разумеется. — Встретив несколько удивленный взгляд, пояснил: — Не беспокойтесь, мне уже приходилось ухаживать за ней, когда она болела.

Ему хотелось как можно быстрее увидеть Карен — даже без сознания, все равно — увидеть, дотронуться до руки, погладить по лицу, убедиться, что дышит, что живая. Словно подслушав его мысли, врач встала.

— Ну хорошо, пойдемте.

Коридор... лестница... ну скорее, скорее... Голову сжимало словно железным обручем, кровь билась в висках... Стеклянная дверь с надписью «Отделение реанимации»... стол дежурной сестры — и сама сестра, тоже в монашеской одежде. Остановка — зачем, почему? Ну скорее же... Переговорив с сестрой, врач прошла по коридору, остановилась у двери с номером «4» и пропустила его вперед.

Лицо — бледное, неподвижное, с закрытыми глазами — это было первым и единственным, что Дел сразу увидел. Прежде, чем кто-нибудь успел опомниться и помешать, он шагнул к Карен, наклонился и прикоснулся губами к щеке; сказал — тихо, чтобы могла услышать только она:

— Я с тобой, — на мгновение сжал в руке маленькую вялую ладошку, выпрямился и отступил на шаг.

Умом он прекрасно понимал, что Карен без сознания, что сейчас она ничего не слышит и не воспринимает — и все же какое-то мгновение вглядывался в неподвижное лицо, вопреки здравому смыслу надеясь, что оно сейчас оживет, что глаза внезапно откроются — как они всегда открывались ему навстречу.

Но чуда не произошло, вместо этого сзади раздался голос врача:

— Она все еще под действием наркоза. Когда она очнется... или вы заметите какие-то изменения в ее состоянии — тут же вызовите дежурную сестру. Ни в коем случае не давайте ей шевелиться и не пытайтесь сами двигать ее. — На его удивленный взгляд пояснила: — А то некоторые родственники пытаются устроить больного поудобнее и все только портят.

Он слушал и кивал — все это было понятно и так. Наконец, очевидно, вспомнив, что имеет дело не с местным крестьянином, врач устало вздохнула.

— Дежурная сестра в любом случае будет заходить к вам каждый час и проверять, все ли в порядке. И если возникнут еще какие-то вопросы, обращайтесь к ней.

Дел понимал, что эта женщина совершила почти невозможное, что только благодаря ей Карен сейчас лежит здесь, живая и теплая — и дышит, и когда-нибудь откроет глаза. Но прежде чем он сумел найти подходящие слова благодарности, она улыбнулась, быстрым привычным движением перекрестила Карен и выскользнула из палаты.



ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ


Наконец-то они снова были вместе... вдвоем...

Лицо — такое бледное, что веснушки, обычно веселые и золотистые, резко выделялись на нем и казались коричневыми. Правая рука — иголки, трубки, капельницы. Еще одна трубка, к носу — очевидно, кислород. Правое плечо — белая марля, закрывает то место, где была рана и уходит вниз, под одеяло. Провода датчиков и прибор на тумбочке — бесконечная кривая: вверх-вниз-ровно, верх-вниз-ровно... Ее сердце...

Продвинув стул, Дел сел и взял Карен за левую руку — единственное, что можно было трогать, не боясь сдвинуть приборы, капельницы и повязки — закрыл глаза, нагнулся и со звуком, похожим на рыдание, прижался лицом к ладони. Чуть покачиваясь, он терся об нее лбом, щеками, приоткрытым ртом, понимая, что это странно и стыдно, и, не дай бог, кто-нибудь войдет и увидит — но не в силах остановиться.

Она жива — и это главное, и никто никогда не узнает, что он пережил за те часы, когда она истекала кровью на операционном столе. Никто не узнает, как он разговаривал с обступившими его призраками и чувствовал, что сходит с ума, и призраки были реальнее, чем все окружающее, и отвечали ему.

Семь вечера... всего семь... Сейчас они должны были быть уже дома... или ехать домой — и Карен бы сидела на заднем сидении и заглядывала в зеркальце, чтобы рассмешить его, как сегодня в полдень — так бесконечно давно, целую жизнь назад...

Маленькая ладошка согрелась в его руке, но была все такой же безвольной и безжизненной. От нее даже пахло неправильно — каким-то противным резким медицинским запахом — но отпустить ее было выше его сил.

Через несколько минут, когда появилась Лори, Дел уже выглядел как всегда, спокойным и сдержанным, даже слегка улыбнулся ей, лишь рука его по-прежнему судорожно сжимала тонкие пальцы.

Войдя, она бросила быстрый взгляд на Карен, на приборы, потрогала ей лоб и кивнула.

— Рита... врач говорит, что она хорошо держится... и сердце здоровое. Не переживай, все будет в порядке.

Дел усмехнулся, вспомнив, сколько раз сегодня он сам повторял эти слова.

— Ну ладно, я, наверное, домой поеду? — сказала Лори, словно спрашивая его разрешения, — там Томми...

— Посиди, я тебе сейчас машину вызову и позвоню Мануэле, чтобы завтра пришла пораньше.

Возражать она не стала — присела с другой стороны кровати. Правда, тут же не удержалась от добавки к инструктажу:

— Постарайся, чтобы она не шевелила правой рукой. И ни в коем случае не кури тут.

Проглотив готовое вырваться: «Ты что, меня совсем идиотом считаешь?!», Дел молча кивнул и пошел звонить. Объяснять Лори, что среди представителей мужского пола встречаются и более-менее сносные экземпляры, разум которых немного превосходит умственные способности макаки, было бесполезно.


На просьбу прислать кого-нибудь забрать Лори Линк пообещал, что приедет сам, все равно собирался, и заодно доложит обстановку.

Мануэла оказалась куда более многословной. Естественно, она уже все знала и, едва заслышав голос Дела, разразилась рыданиями.

— Ох, бедная миссис Карен! Я так и знала, так и знала, недаром мне с утра воск со свечки на руку капнул!

И кошечка сегодня была сама не своя — как чуяла, бедненькая! Все смотрела на меня своими глазками голубенькими — ну точь-в-точь, как у миссис Карен, — новая серия всхлипываний, — словно сказать что-то хотела!

Гул голосов, являвшийся фоном для их разговора, свидетельствовал, что столпившиеся вокруг жильцы и домочадцы пытаются утешить ее, но безуспешно. Так и не поняв, какова связь между капнувшей на руку свечкой и тем, что случилось сегодня, Дел терпеливо выслушал все завывания и причитания, не менее терпеливо ответил на вопросы о состоянии Карен и лишь после этого сумел довести до сведения Мануэлы распоряжения на ближайшие дни: приходить пораньше, сидеть с Томми, слушаться указаний доктора Лори, кормить кошку и вести хозяйство. Быть готовой работать допоздна и, при необходимости, оставаться ночевать.

Ответный монолог — с призванием в свидетели всех присутствующих и Мадонны на небесах — длился минуты три. Смысл его сводился к тому, что он может ни о чем не беспокоиться — несчастный ребенок будет сыт и обихожен! В ту секунду, когда Мануэла сделала короткую паузу — очевидно, чтобы набрать воздуха — Дел быстро поблагодарил и попрощался.

Вернувшись в палату, он сообщил Лори, что машина скоро приедет, сел и снова пристроил руку Карен у себя на колене, прижав ее ладонью.

Ему показалось, что Лори хочет что-то спросить — и правда, бросив на него пару косых нерешительных взглядов, она поерзала на стуле и неожиданно выпалила:

— А ты на самом деле в ЦРУ работаешь?

— Нет, — вопросу Дел не удивился — все, что произошло сегодня, могло натолкнуть ее на такую мысль, — раньше работал.

— Интересно... Карен никогда про тебя ничего не рассказывает. За сегодня я о тебе больше узнала, чем за весь прошлый год.

Он молча пожал плечами, зная, что так оно и есть. Ни свое, ни чужое прошлое для Карен не являлось предметом обсуждения. Если бы он сам задал ей напрямую какой-то вопрос — например, о жизни той же Лори — ему она, может, и ответила бы, но постаралась поскорее свернуть этот разговор.


Через полчаса в палату зашла дежурная сестра и сообщила, что к мистеру Бринку пришел посетитель и сейчас ждет в холле — в реанимацию разрешается заходить только близким родственникам.

Спустившись в холл, Дел обнаружил там Липка, который сразу же сунул ему ключи от джипа и сверток и объяснил:

— Машина на стоянке у больницы стоит. А это рубашка форменная, по размеру.

— Спасибо. — Рубашка и правда была кстати — предыдущая, размеров на пять больше, чем надо, промокшая и заляпанная кровью, выглядела совершенно непотребно.