«Каждой бы тяпку в руки – и на огород!» – раздражался Сухов от трескотни, доносившейся то из кухни, то из беседки, то со стороны яблонь, где в тени деревьев пряталась кривоногая скамейка. И, конечно же, везде белье развешено, точно объявлен всемирный день стирки!

– Лучше бы пожрать чего-нибудь приготовили. – Андрей сдвигал брови и отправлялся дальше «поднимать целину».

А еще к Лидии Ивановне иногда приезжала Валентина с дочкой Марусей – беленькой семилетней попрыгуньей, любительницей мультиков, пирожков и варенья. И эта парочка отлично подходила под определение – седьмая вода на киселе. Кто-то там тридцать лет назад согрешил с кем-то, и сначала случился грандиозный скандал, затем не менее грандиозный развод, а уж потом на свет появилась Валентина Скворцова. Все семейство девчушку проигнорировало, а Лидия Ивановна приняла, разогнав родственников по углам.

– Закройте немедленно рты, сороки! Наша кровь – и точка! – твердо заявила она.

– Наплачешься ты с ней, – шипели сестры и тетки, – ох, наплачешься… У нее, между прочим, своя родня есть…

– А плевать мне на вас и на ту родню, – легко отвечала маленькая худенькая Лидия Ивановна и улыбалась. – Плевать с высокой колокольни. Хочет девочка приехать – пусть приезжает!

Андрей знал, что «война» тянулась долгие годы и особенно обострилась, когда Валентина родила Марусю.

– В подоле принесла, – стандартно с удовольствием охарактеризовали злопыхатели случившееся. – И немудрено. Вся в мать!

– Пошли к черту, балаболки, – парировала Лидия Ивановна и распахивала дверь дома еще шире.

Благодаря разговорчивости бабушки Андрей волей-неволей узнавал подробности жизни Валентины, но в памяти оставалось немного – не очень-то ему нравилась эта высокая худая сероглазая девушка: держится в стороне, взгляд иногда быстрый, иногда холодный или острый, а иногда и равнодушный. Неуютно как-то, неспокойно становилось при ее появлении. «Обожглась по молодости и теперь, наверное, всех мужиков ненавидит», – издалека думал Сухов и отворачивался. А Маруська ее вроде шебутная, жизнерадостная, но от матери далеко не отходит – маленький хвостик.

Маргарита Анатольевна целиком и полностью поддерживала подругу и солидарно осуждала всех инакомыслящих родственников Лидии Ивановны. «Душа за Валентину болит, – говорила она, – ох и намаялась девочка… То дочка очередную простуду подцепит, то из съемной комнаты попросят, то саму кашель бьет, то еще какая напасть приключится – тяжело одной».

Девочка! Андрей лишь хмыкал. Какая еще девочка? Почти тридцать лет – большая уже. Должна была как-то привыкнуть к обстоятельствам, пристроиться, что ли, чего уж теперь…

Но Валентина не жаловалась, и он это знал. А не знал бы – почувствовал, такие всегда терпят, не плачутся, вот только от «бабусь» не скроешься: разведают, буквально унюхают беду.

В конце февраля Сухову пришлось чуть ли не впервые сказать горячо любимой бабушке «нет», правда, потом он все же пошел на попятную… Маргарита Анатольевна попросила помочь устроить Валентину на работу.

– Только не ко мне, – замотал головой Андрей, не желая дополнительного неудобства и в офисе.

– А куда ж еще? Она одна дите воспитывает, ей по знакомству нужно, чтобы из-за больничных не слишком донимали и вообще поспокойнее было. Образование-то у Вали подходящее есть – экономическое, а с опытом плохо… Зато она хороший секретарь. – Ровно, точно дело уже было решенным, говорила Маргарита Анатольевна и добавляла: – Ты, Андрюша, будь любезен, устрой к себе, а мы с Лидой тебе спасибо скажем.

Конечно же, бабушка с Лидией Ивановной скажут спасибо, не Валентина же придет благодарить!

И Сухов сдался, хмурясь, скрепя зубами и нервами, сдался. Но устроил не в свой отдел, а подальше – в бухгалтерию. «Пусть там бумажки перебирает и образование свое экономическое вспоминает…» – подумал он и с тех пор лишний раз мимо двадцать третьего кабинета не проходил, чтобы не пересекаться, не чувствовать на себе пронзительный взгляд, не топить потом в душе непокой.

А Валентина все же поблагодарила – на третий день, около столовой. «Пожалуйста», – буркнул Андрей, особо не задерживаясь, и пошел дальше проверять отчеты и ругать подчиненных.

В офисе он видел ее всего несколько раз и обычно либо кивал и отворачивался, либо убыстрял шаг. Он просто не знал, о чем с ней разговаривать, не передавать же приветы Лидии Ивановне и не спрашивать о прошлогоднем урожае антоновки… Никому это не нужно и, по сути, глупо.

Вторая половина апреля выдалась жаркой, «бабуси» заторопились сажать картофель, вернее, срочно вызвали Андрея в Куземкино и традиционно возложили этот труд на него. Но прежде…

– В этом году мы все перетасуем: три грядки надо бы передвинуть, палисадник расширить, подсолнухи у забора сажать не станем, а огурцам будет лучше на месте моркови. – Маргарита Анатольевна капитанским взглядом осмотрела участок и повернулась к подруге. – Давненько мы с тобой ничего не меняли, непорядок какой-то…

– Ты совершенно права, – вытирая руки вафельным полотенцем, ответила Лидия Ивановна. – И старые кусты смородины все же выкопаем и выбросим – сухие третий год стоят, так чего их жалеть?

– Флоксы бы рассадить…

– А если картошку еще рядом с баней пристроить?..

– А пионы частично и за забор вынести можно…

– Парник старый – уберем, все равно покосился, а целлофан хуже некуда…

Андрей стоял и слушал молча – назревала сельскохозяйственная революция. Сколько раз он предлагал купить новый парник, так нет же! «Этот самый лучший на свете, ему двадцать лет, и помидоры под его крышей растут на редкость красные и сладкие! Сахарные». Ага, не помидоры, а прямо арбузы! Надо же, и с голыми палками смородины готовы расстаться… И святое – флоксы, оказывается можно потревожить!

«Ох, бабуси, бабуси, умучаете вы меня этой весной…» – Андрей вздохнул и прервал поток вдохновенных планов:

– Говорите, с чего начать, у меня времени мало.

– А ты и на завтра оставайся, – радушно предложила Лидия Ивановна.

– Останусь, – вздохнул он, прощаясь с воскресеньем.

До трех часов дня Сухов пахал под чутким руководством взволнованных предстоящими переменами «бабусь». Если раньше не разрешалось изменять ничего, то теперь субботник проходил под гордым названием: «Мы наш, мы новый мир построим». Андрей давно снял рубашку, и его плечи начали обгорать, он вспотел, как лошадь, светлая челка прилипла ко лбу, майка – к телу. Пришлось стянуть и майку и бросить ее на скамью беседки.

– М-м-м… Слева, в углу, сто лет ничего не сажали, – задумчиво произнесла Лидия Ивановна, глядя в сторону вишни.

– А мы там тыкву пристроим, – приняла решение Маргарита Анатольевна. – Не одну, конечно…

– Только после обеда! – взмолился Андрей.

– Ах, да, – почти хором выдохнули «бабуси», одновременно придя к выводу, что действительно увлеклись и надо бы пожалеть единственного работоспособного мужчину в их небольшом хозяйстве.

Маргарита Анатольевна налила в глубокую тарелку наваристый борщ и нарезала черный хлеб, Лидия Ивановна быстренько организовала овощной салат и отправила на сковородку колбасу и картошку. На столе мгновенно появились селедка, зелень, паштет и маринованные огурчики, кухонька наполнилась ароматами, от которых значительно увеличился аппетит. Андрей сел за стол, вытянул ноги, придвинул тарелку и подумал о том, что жизнь прекрасна и иногда даже здорово вырваться из каменных стен города, взять лопату и хорошенько потрудиться. Уходит тяжесть, непокой и появляется приятная усталость…

Андрей повернул голову к окну и увидел около распахнутой калитки Валентину и Марусю.

– К вам гости, – сказал он, чувствуя, как напрягается каждая клеточка тела, как в душе проклевывается досада, и медленно, но верно, исчезает аппетит.

– Лидуся, Валя с дочкой приехали! – радостно воскликнула Маргарита Анатольевна. – Как раз к обеду. Давай-ка встречай девочек.

* * *

Андрей поел быстро и, не желая принимать участие в затянувшемся разговоре «за жизнь», взял полотенце и заторопился на речку. Маруся запросилась с ним, но он отказал, воспользовавшись удобной причиной: «Холодно, простудишься».

– А я на берегу постою, – спокойно произнесла малышка и внимательно посмотрела на Сухова.

– Нет, – мотнул он головой. – Ветер… и мухи там кусачие…

И поспешил к машине. Его-то как раз не могла испугать ледяная вода Северки, наоборот, захотелось нырнуть и скинуть с плеч большую половину дня, и вернуться с пустой головой и новыми силами. А ветра вообще не было, но какую еще получилось бы придумать причину на ходу, только бы не брать большеглазую девчонку с собой? Никакую. Вот еще мухам спасибо – пригодились…

– Андрей, – раздался за спиной голос Валентины. – Отвезите нас, пожалуйста, на речку. Маруся давно просится, а я отказываю… Она болела весь год, а от воды ее не оттащишь. Но вроде день сегодня теплый.

Валентина стояла около беседки – высокая, тоненькая, как тростинка и… несгибаемая. Если бы в эту минуту на Куземкино налетел ураган, он не совладал бы с ней – это Сухов прочувствовал до костей. Такая она. Во всем. Хоть ты тресни!

– Да, конечно, – буркнул он и перевел взгляд на Марусю.

Девчушка подпрыгнула от радости, прижала руки к груди и закружилась на месте.

– Мы едем! Едем! – воскликнула она. – Я только Дусю возьму! Ладно? Ура! Ура!

Дусей оказался серый потрепанный плюшевый заяц – одно ухо торчит, другое к земле клонится. «Дурацкая игрушка», – мысленно дал характеристику Сухов и неторопливо покатил к речке, стараясь избегать ямы и кочки. Но машина все же подпрыгивала, и это доставляло огромное удовольствие Марусе.

– Видишь, Дуся, какая веселая дорога? Держись за меня крепче, а то сейчас как ухнем!

Иногда Андрей смотрел в зеркало заднего вида – выхватывал взглядом светлую челку Валентины, лоб, глаза… Опасливо смотрел, боясь поймать ответный взгляд. Конечно же, случайный, но наверняка острый.