— Грильяж в шоколаде, конфеты Бон-Пари, Чупа-Чупс и другие, миндаль в сахаре, орешки на выбор, семечки жаренные, шоколад молочный, горький, с орехами. Что-нибудь будете брать? — и, видя горящие детские взоры, специально потрясла манящими пакетиками, делая при этом милую улыбку, словно говорящую, — мамаша, давай раскошеливайся, если не хочешь, чтобы твои детки после моего ухода закатили тебе рев минимум на полчаса.

Видя, что трюк сработал, я оценил ситуацию и произнес:

— Миндаль, Бон-Пари и плитку молочного шоколада.

— Так, папаша, с вас за все семьдесят пять целковых.

Я отсчитал деньги и тут же закрыл дверь в купе.

Девочки захлопали в ладоши и хором закричали ура.

— Как мало надо маленькому человеку для счастья, пакетик леденцов и плитка шоколада, впрочем, взрослый человек тоже порой радуется безделушке. Каждому возрасту свое, — подумал я и, улыбнувшись, положил купленные сладости на стол.


Прошло минут десять, и за дверью послышался голос проводницы, проходящей по коридору:

— Так, стоим десять минут, если кто-то хочет выйти на перрон, пройдите к выходу, через пять минут остановка.

— Вы оставайтесь в купе, а я посмотрю, с вашего позволения, вдруг что-то будет из молочного.

— Спасибо, — произнесла она.

Я поднялся и направился к выходу.

Когда поезд, наконец, остановился, дернувшись напоследок, словно в судорогах, и проводница открыла дверь и опустила ступени, я выскочил в числе немногих на перрон. Неподалеку стояли три палатки. Беглого взгляда было достаточно, чтобы оценить ассортимент продаваемого товара. Мне повезло, в одной из них лежали несколько видов йогуртов. Я взял две упаковки, предварительно внимательно посмотрев на дату.

— Гражданин, веселее, поезд стоит всего десять минут, а вы не один, — услышал я недовольный голос продавщицы. Я протянул деньги, так и не разобрав степень годности продукта. Вернувшись в купе, передал их Марии Викторовне со словами:

— Посмотрите на срок годности, я не успел проверить.

Она повернула пакеты вверх дном и, посмотрев, произнесла:

— Нет, все в порядке, еще двое суток до окончания.

— Ну и хорошо, а то жаль выбрасывать. Жутко боюсь просроченных продуктов.

Она посмотрела в мою сторону, но ничего не сказала, просто положила продукты на стол и, откинувшись на спинку, задумалась о чем-то своем. Девочки притихли, рассматривая купленные баночки и не решаясь без разрешения матери открыть сразу все, отважившись только на то, что взяли еще по кусочку ранее купленной шоколадки.

— А что, милые девчушки, и вовсе не такие уж капризные, как мне показалось в самом начале, — подумал я. В купе воцарилось молчание, которое нарушил лишь паровозный гудок проехавшего мимо старенького локомотива, с прицепленным к нему вагоном, на котором большими буквами было написано «Лаборатория». Интересно, что означала сия надпись, — подумал я.

Незаметно пролетело время, и наступил вечер. Поезд продолжал с перестуком катить по рельсам, приближая меня к дому. Я стоял в тамбуре и ждал, когда Мария Викторовна уложит детей спать. За дверью слышались их голоса, но вскоре они затихли. По коридору изредка проходили пассажиры из других вагонов, видимо направляясь в вагон-ресторан или наоборот, возвращаясь из него. Почти все двери в купе были закрыты. Пассажиры устраивались на ночлег и только я и еще один, в дальнем конце коридора, вроде меня ожидал, когда в его купе улягутся спать. Наконец дверь тихо отодвинулась и Мария Викторовна шепотом произнесла:

— Заходите, кажется, заснули.

— Ничего, я постою здесь еще немного, а то ненароком разбужу.

— Ну, смотрите, — и она осторожно задвинула дверь.

В суматохе дня я как-то забыл о своей попутчице. Видимо сказалось, что она едет с детьми и потому интерес к ней с точки зрения того, какой проявляет мужчина, оказавшись в обществе красивой женщины, угас. А сейчас он снова проявился, и я подумал, — значит, она не замужем. Интересно, с чего это, такая интересная, с детьми и вдруг без мужа? Видимо вышла за состоятельного, а потом развелись из-за измены мужа. Он оставляет ей квартиру и дачу, естественно обеспечивает существование детей и отчаливает к любовнице. Или нет, она бизнес леди. Имеет свой магазин или салон. Развод с мужем, как эхом отозвался в делах и привел к банкротству. Ну и выдумщик же я, вечно люблю придумывать то, что в конце концов не имеет ничего общего с реальностью. Может она, еле сводит концы с концами, откуда мне знать. И вообще, какого черта я зациклился на ней. Женщина, как женщина, мать одиночка, вот и все.

Дверь снова отъехала и Мария Викторовна вышла в коридор, накинув поверх халата шаль.

— Замерзли?

— Да, я вообще-то теплолюбивое существо. Чуть что, сразу мерзну. Обогреватель круглый год стоит в комнате.

Мне хотелось сказать ей, — такая красивая женщина и не нашлось достойного мужчины согреть? — но понял, что такая бестактность была бы совсем непростительна с моей стороны.

— Пойдемте в купе, а то здесь так дует.

Мы вошли в купе. Свет был потушен, и горели только ночники.

— Не хотите перекусить? — обратилась она ко мне, — Я любительница перед сном всегда что-то поесть.

— Подождите, я посмотрю, нет ли в титане кипятка, можно кофе заварить, у меня с собой есть растворимый.

Я взял два стакана, которые остались у нас еще с обеда, и вышел в коридор. Градусник показывал, что в титане кипяток. Я ополоснул стаканы и, налив оба, вернулся в купе.

— Отлично, а то, честно говоря, сама не своя без кофе. Как с утра наскоро выпила чашку, так все. А я привыкла к трем-четырем чашкам за день как минимум.

— Сказали бы, я давно достал бы, — произнес я, извлекая из сумки банку с растворимым кофе.

— «Кофейня на паях», это что-то новенькое?

— Какой там, уже пару лет как пью. Вполне приличный. Цена-качество, как сейчас принято говорить. Я не особо большой гурман, мне нравится.

— Понятно, ну что же попробуем, — она положила ложку и, размешав, сделала глоток.

— Ну, как?

— Вполне. Пить можно.

— Ну и отлично, — и, положив кофе в свой стакан, помешал и тоже сделал несколько глотков.

— Давайте по бутерброду, — тихо произнесла она.

— Пожалуй.

Она вынула из целлофанового пакета кусок хлеба, положила на него колбасы и подала мне.

Кофе приятно согревал и бодрил. Теперь точно до часу ночи не усну, — подумал я, — да еще днем вздремнул.

Хотите яблоко? — она достала яблоко, вытерла его салфеткой, и протянула мне.

— Пополам.

— Нет, я после кофе обычно ничего не ем. Чтобы подольше сохранить вкус и аромат выпитого напитка.

— Вы гурман.

— Не то чтобы, но кофе могу пить целый день.

— С вами все ясно.

— И что же вам ясно?

— Вы начинающий наркоман.

Она улыбнулась, и в ответ произнесла: — все бы были такими, наркомафия по миру пошла бы.

— Почему, она бы занялась кофейными плантациями.

— Ах да, точно, — и снова её лицо окрасила улыбка.

Я крутил яблоко в руке, а самого так и подмывало задать вопрос, как такая симпатичная, точнее красивая женщина, вдруг в разводе и с такими маленькими детьми. Размышляя, чуть не прослушал вопрос, обращенный ко мне.

— Может быть, вы хотите лечь спать?

— Нет, это я вас хотел об этом спросить, я-то выспался днем, да еще кофе, теперь вряд ли быстро усну.

— Тогда расскажите что-нибудь.

— Я? — не ожидая подобного вопроса, я растерялся и неожиданно сказал:

— Это лучше вы расскажите что-нибудь. В моей жизни все настолько просто, что и рассказывать нечего. Учился, женился, работа, дом, семья. Летом дача, зимой Новый год и встреча с друзьями однокашниками. Вот, пожалуй, и все. Ни взлетов, ни падений. Плавный переход с работы на государство в частную фирму при смене эпох и тихое ожидание старости.

— И все?

— Конечно.

— Вот уж не поверю, что в жизни человека нечего вспомнить, что было бы интересно другим. Наверняка есть что вспомнить, только не хотите или стесняетесь?

— Да нет, что вы. Я постоянно общаюсь с людьми, говорю, объясняю, уговариваю, пытаюсь что-то объяснить, доказать. Нет, стесняться мне нечего, да и потом, завтра мы расстанемся и, возможно, не увидимся больше никогда. Случайные попутчики на перекрестке пути.

— Как в песне.

— В какой?

— Вот и встретились два одиночества…

— Почему одиночества? У вас дети, у меня семья. Я не считаю себя одиноким.

— Я не это имела в виду. Это я так, образно.

— Значит, я не понял, извините.

— Нет, право, я совсем другое имела в виду. Мне кажется, что человек, как бы не был он обременен семейными узами, детьми, родственниками, друзьями, по большому счету, часто бывает одинок. Вы так не считаете?

— Не знаю, я как-то не задумывался.

— И хорошо, что не задумывались, значит, вам легче живется.

— А вам?

— Что мне?

— Вам, что, плохо живется?

— Почему, и мне хорошо, сейчас, во всяком случае.

— А раньше?

— По-разному бывало.

— Даже так?

— Представьте себе. В моей жизни столько всего было, романы писать можно, — и она мечтательно откинула голову на спинку дивана. Её волосы разметались в разные стороны, и она поправила их рукой. В её жестах была неуловимая элегантность, грация, и я невольно залюбовался, глядя на неё. Она взяла со стола яблоко и посмотрела на его глянцевую поверхность, словно хотела в ней что-то рассмотреть. Потом положила обратно.

— Так расскажите, если это не тайна за семью печатями.

— А вы думаете, вам это будет интересно?