— С чего это ты решила, что я тебя ненавижу или тем более брезгую тобой? — И он попытался заглянуть мне в глаза.

— А чего тут решать? Тут решать нечего, да собака палку больше любит, чем ты меня!

— Да, я люблю тебя и стараюсь, чтобы тебе со мной было… ну, скажем, не так тяжело.

Издевается, поняла я. Не надо было вообще затевать этот разговор. И еще сильнее разозлилась:

— Говоришь, любишь? Ясное дело! Любишь и при этом гуляешь с другими? Любишь и потому даже не глядишь на меня, не целуешь и всякое такое? Вот такую любовь только лютому врагу и можно пожелать!

Он все еще не отпускал меня, дышал тяжело, и лицо его потемнело.

— Что у тебя за манера все выворачивать наизнанку? Как будто ты знать не знаешь, почему я не гляжу на тебя и не пристаю со всякими нежностями. — Он так стиснул мою руку, словно собирался ее сломать.

Мне стало больно, но псих мой прошел, я как-то вдруг почувствовала, что наступил самый что ни на есть момент истины.

— И что же такое я знаю? Что-то не припомню никак. Расскажи мне, только поподробнее, пожалуйста, ничего не пропускай.

— Издеваешься, да? Ну давай, давай! Только знай, что Катюху я тебе все равно не отдам, сколько бы ты ни изгалялась. Что, молчишь? Правильно, молчи. Да она ведь и не нужна тебе, она ведь чья дочь? Моя, урода и недоумка. Зачем тебе такая? Ты со своим любовником себе других настрогаешь, красивых и правильных…

Тим, кажется, хотел еще что-то такое же умное добавить, но мне уже надоело. Я ударила его по руке, смогла освободить мои покрасневшие пальцы и подула на них.

— Надо же, чуть пальцы мне не сломал, медведь, — весело заявила я ему в лицо, очумевшее от ревности, бешенства и недоумения.

Мне и в самом деле стало весело, невзирая на боль. Кое-что начало для меня проясняться в этой запутанной и глупейшей ситуации.

— Я-то себя совсем одинокой считала, а оказывается, у меня любовник имеется. Может, подскажешь, кто именно? А заодно уж расскажи, чьих это ты сплетен наслушался, Наташкиных, что ль?

— Да что ты ко мне пристала с этой Наташкой? Кому нужна эта сучка? А на сплетни не вали, ты, ты сама себя выдала.

Я заморгала от его слов. Кто-то из нас точно сошел с ума. А что, если… Я ведь то и дело попадаю в какой-то другой совсем мир, может, я лунатик какой? Брожу ночами по улицам во сне, а он увидел и черт знает что подумал? С него ведь станется. Ишь какой ревнивец оказался, а я и не знала. Права была Федосья, давно мне пора поговорить с ним.

— И как же я себя выдала? Говори, говори, не стесняйся.

В ответ он только презрительно хмыкнул и повернулся уходить. Но теперь уж я за него двумя руками ухватилась.

— Стоп, любезный мой! Сказав «А», и «Б» говорить надобно. Уж давай мы с тобой все сегодня друг другу выложим. Еще одного такого аттракциона мне не выдержать. — И я с силой встряхнула его руку.

— Ты чувствуешь себя такой уверенной, потому как спала, и не знаешь, что я все слышал, вот и хорохоришься. Но ты запоешь по-другому, потому что я и вправду собственными ушами слышал, как ты, заснув под моим боком, разомлевшая от моих ласк, звала своего любовника по имени, да как еще страстно звала!

Он отцепился от меня, что не стоило ему никаких усилий, уселся на стул и сложил руки на груди.

— Пожалуй, я и в самом деле погожу уходить, лучше посижу, послушаю, как ты будешь врать и выкручиваться. Только предупреждаю: все одно не поверю, что бы ты мне сейчас ни наплела.

Я сначала очень удивилась, что весь сыр-бор из-за такой малости, потом задумалась.

— Под твоим боком, говоришь? Стало быть, мы тогда еще вместе спали? Речь может идти только об этом проклятущем Валерке, чтоб его черти слопали! Он у меня один был до тебя, больше я ни с кем не спала. Правильно бабулька говорила, чтобы не связывалась я с ним. Да он-то что, тьфу, слова доброго не стоит, а вот ты-то хорош, просто уму непостижимо! Подумаешь, во сне я что-то там такое сказала, очень веское основание для ревности!

Он ехидно скривился, однако я еще не все вылила, что накипело, к тому же память вдруг выдала размытую картинку давнего ночного кошмара.

— Точно не помню, не то в начале марта, не то в самом конце зимы мне привиделся жуткий сон, будто этот гад Валерка опять затащил меня в пещеру и ладится забить дверь насовсем, а я из последних сил уговариваю его не делать этого. Теперь мне понятно, почему ты вдруг перестал спать со мной. Чего я только не передумала, но такое мне и в голову не могло прийти, детский сад, честное слово. Можешь не верить ни одному моему слову, меня это не колышет, это ты не мне не веришь, это ты в самого себя не веришь. В общем, справляйся сам со своими комплексами как хочешь, можешь считать себя уродом, недоумком или еще кем-нибудь похуже, но если еще хоть один-единственный раз заикнешься, что моя девочка некрасива, я тебя просто урою, понял?!

Я подобрала с пола неразбившуюся тарелку и отправилась на кухню разогревать простывшую картошку с мясом. После такого взаимного допроса с пристрастием есть мне захотелось просто до ужаса.

— Ты же все придумала, ты вот только что все придумала, — поплелся за мной хвостом Тим.

Я обернулась от плиты. На лице у него боролись подозрительность и горячее желание поверить мне — дикая, гремучая смесь.

— Если у меня, как ты уверен, есть любовник, если я люблю другого, а на тебя мне начхать, то зачем мне все это придумывать, скажи на милость, а? Послала бы тебя к чертям собачьим, да и все, а я вместо этого все на разговор набиваюсь, отношения с тобой выясняю, как будто мне больше заняться нечем.

Он дико глянул на меня, очевидно, такой оборот ему не приходил в голову.

Я, конечно, тоже хороша, что душой кривить, пустила все на самотек, все жалела себя да грезила незнамо о чем. Много у меня промахов, и глупостей на уме тоже много всяких, да только о своих грехах я потом, на досуге подумаю. Не могла я уже больше ничего выяснять с ним, да и чего там выяснять, когда все яснее некуда? Два идиота сошлись в одну семью, теперь если один из нас не возьмется за ум, причем очень быстро, то вся наша семья прахом пойдет, и будет бедная моя Катюшка мучиться и страдать без отца. Мне это надо? Нет, мне надо, чтобы мой ребенок был счастлив, весел и защищен от тех подлых штучек, которые любит иногда выкидывать жизнь, вот что мне надо. С этими умными мыслями я убралась к себе в спальню, где развила бурную деятельность.

Первым делом разобрала постель и уголок одеяла этак зазывно откинула. Потом все содрала с себя, накинула розовый почти прозрачный халатик, который Тим мне купил еще в самом начале нашей совместной жизни, а я только один раз его и надевала, уж больно он мне неприличным казался. Но сейчас в самый раз пригодится.

Тим вперся, когда я безмятежно расчесывала перед зеркалом волосы на ночь, значит, правильно я рассчитала, что не удержится, обязательно придет, хотя бы для разговора. Есть! Полдела сделано.

Тим начал говорить с порога, но запнулся. Уж не знаю, что больше его обескуражило — постель или халат. Я спиной к нему сидела, не видела жалко.

И все же смущение он преодолел:

— Допустим, что ты…

«Да фиг тебе! — решила я про себя, как только он вошел. — Спальня не для разговоров дана».

— Сдаюсь на милость победителя! — подняла я обе руки, отчего халатик раскрылся. А Тим от такого моего нахальства поперхнулся на полуслове. Он настолько обалдел, что только и мог, что глазами лупать, а мне его смятение только смелости больше придало. Нисколько не стыдясь, я подошла вплотную и потянула его за свитер к себе. А когда он невольно нагнулся, прильнула поцелуем к его рту.

«Все! — подумала я. — Кончилась наша затяжная война. Ты сам признался мне в любви, значит, теперь ты мой».


Под теплым боком Тима я уснула очень быстро, но проспала недолго, меня вдруг пробрал озноб. Наверное, он все одеяло с меня стащил, медведь эдакий. Я пошарила рукой, не открывая глаз, но никакого одеяла не нащупала. Под руку попадалось что-то весьма странное, чего на моей постели быть уж никак не могло. Да еще этот знакомый размеренный звук. Открыла глаза в темноту и прислушалась. Капает что-то? Так, кажется, я знаю, что это за капли.

Я сползла с каменного ложа, вполне уверенно ориентируясь, и пошла к выходу из пещеры. На редкость не вовремя я на этот раз сюда угодила. И почему опять в пещеру? Неужто по второму кругу все пошло? Господи, пошли мне терпения!

Да, все так же: чернеющий зев пещеры, каменистая тропинка вниз, только колоколов что-то не слышно, да желтая трава растет густо, здесь явно разгар лета. Мне еще вон ту скалу надо обогнуть, чтобы увидеть крыши деревни. Чувствую, что-то я немного волнуюсь. Не успела еще обогнуть, как меня настигли звуки. Ого! Совсем это не маленькие колокольцы на шее у скотины, это звонко и радостно бьют в колокола на башнях. Только вот на каких? Никаких башен в селении нет и колоколен тоже, неужто уже успели построить?

Обогнула я наконец скалу и застыла, открыв рот. Какая там деревня. Нет и в помине. Передо мной расстилался город — небольшой, правда, но деревней его уж никак не назовешь. Город был совсем сказочным, очень красивым, с множеством двух- и трехэтажных домиков с остроконечными шпилями на крышах. Черепица сверкала на солнце, колокола все звонили, вызывая радостный отклик в душе, а в светлом, ласковом небе носились, трепеща крылышками, стаи вполне обыкновенных птиц.

Опомнившись, что так и стою с открытым ртом, я тихонько засмеялась и стала торопливо спускаться по тропинке. Не успела дойти нескольких метров до крайнего дома, как оттуда вышла маленькая полная женщина в пышной черной юбке, красном с вышивкой переднике и белом чепчике. Ее лицо мне было незнакомо, нет, я никогда его не видела и не знала, кто это. Тем не менее женщина махала мне рукой и улыбалась.