Виктория Миллиан - Идеальный партнёр

 - Так вы хотите сказать, что никаких проблем с продажами у вас нет? Всё прекрасно?

 - Проблемы, конечно, есть. Кстати, вы написали, что не стали бы покупать у меня часы?..- Он помолчал, ожидая ответа, потом добавил: - Почему?

 - Я не понимаю, какого они размера, - она подалась немного вперёд и выставила тонкое запястье, как бы иллюстрируя свою мысль. - Как они будут смотреться на руке? Нет никакого ориентира, масштаб не задан. По некоторым фотографиям нельзя даже понять, мужские они или женские, они выглядят одинаково большими. Или маленькими. Как хотите.

 - Ага! - Хайнц хмыкнул, его взгляд изменился. Как просто. Он так много об этом думал. - А всё так просто. И почему никто из наших этого не заметил? "Молодой и очень талантливый" Джино, между прочим, тоже, - мстительно закончил он свою мысль.

 Она помолчала, не понимая выражения его лица. Потом отвела глаза в сторону и сказала в пространство:

 - А Web-страница у вас просто ужасная! Мерзкая! Это ваше пристрастие к серому на пользу ей не пошло. Я смотрела у одних знакомых, так вот их шестилетний сынок спросил: "Это что, реклама тюрьмы?" Правда-правда. Не смейтесь, - она опять смотрела ему в лицо.

 - Продолжайте, - криво усмехнулся Хайнц, - это в высшей степени интересно.

 - Интернет - совсем другая среда. Ваши строгие черно-белые фотографии хорошо смотрятся на дорогой бумаге при качественной печати. Но в интернете ничего этого нет. Ваш строгий стиль и всё такое здесь не работают! И смотрится это просто убого. Всякая media, извините, имеет свои законы. Что вы так смотрите? Я вас обидела?

 Может быть, и не обидела. Но она его задела. Да, она его задела. Особенно это "строгий стиль и всё такое".  Хайнц Эверс поморщился. Он понимал, что по сути она права, но форма, в которой это было выражено, задевала его самолюбие. Web-site он, конечно, сам не делал, но об общем стиле позаботился. Тут ему пришлось много поспорить с Джино. Тот прямо кипел со своим итальянским темпераментом, когда они обсуждали концепцию. Потный был весь, волосы жирные. Хайнц опять поморщился от воспоминания. Конечно, он настоял на своём. Кто всё-таки директор по маркетингу?

 - Да. Очень интересный у нас получился разговор, - и, отвечая на её быструю нервную улыбку одними губами, произнёс:

 - Да нет же, я не иронизирую. Мне правда нравится. Я рад, что пришёл.

 Лариса Дюваль напряглась: "Ты рад. Очень хорошо. Но я пришла не за этим. Я ищу работу. На эту тему что-нибудь прозвучит? Говорить больше не о чём. Неужели не предложит? Я его обидела. Мужчины, как дети. Нужно только хвалить, иначе ничего не добьёшься!"

 Большая чайка села на освободившийся по соседству стол и начала громко и противно кричать. Хайнц открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом развёл руками, комично передразнивая птицу. Получилось смешно, будто это он кричит. Засмеялись даже за соседним столиком. Лариса тоже. Это разрядило напряжённость. Потом чайку прогнали.

 - Когда вы можете выйти на работу? - спросил он, как о чём-то само собой разумеющемся.

 - Завтра, - ответила она быстро. Потом смущенно рассмеялась, чувствуя, что краснеет. - Собственно, когда нужно. Я свободна, вы знаете.

 Да. Он знал. Он принял решение ещё до того, как написал ответ на её e-mail. И не говорил, просто дразня её. Но дольше было уже нельзя. Она начала нервничать, а ему хотелось ещё посидеть с нею в этом кафе на берегу. Только, чтобы она расслабилась и тоже почувствовала прелесть поздне августовского вечера. Всё же это очень приятно: вот так выйти с красивой женщиной и замечать, как на неё смотрят другие мужчины. И завидуют тебе. У Хайнца Эверса давно такого не было.

 - Меня это очень устраивает. Завтра - хороший ответ,- приободрил он, улыбаясь и опять глядя на неё в упор. Она сидела, рассматривая свои маленькие, какие-то совсем игрушечные руки с длинными пальцами и ухоженными, но ненакрашенными ногтями. - Но можете выйти и в понедельник. Бухгалтерии и отделу кадров так будет проще, - потом он добавил без всякого перехода: - А кстати, об отделе кадров, сколько вам всё-таки лет?

 - Вы наглый, - Лариса подняла на него смеющиеся глаза. - Это положено знать отделу кадров? Они и узнают. Директора по маркетингу такие сведения не касаются.

 - А когда коснутся?

 - Тогда... Всё равно не скажу!

 Потом он показал ей яхту. У фирмы был "Голландец купленный по случаю у кого-то из знакомых главного. Яхта стояла на приколе у пристани, позади этого кафе. Хайнцу было приятно сказать, что он яхтсмен. Он мог бы вывести парусник и сейчас, но ветра не было.

 Они долго ещё сидели. Оказалось, что она любит пиво. Так и не подумаешь. Пиво с оливками. Хайнц предпочёл бы устриц с белым вином. В этом смысле он не был типичным немцем и пиво не любил, но поддержал ей компанию. И стоило того. Он давно не получал подобного удовольствия от вечера в кафе. Так бы сидеть и сидеть. Да и пиво с оливками оказалось не такой уж плохой идеей. Они горчили, и пиво на их фоне казалось мягче, почти сладким. Какой-то неожиданный и совсем новый вкус.

 Потом он отвёз её домой. У него был "порш" и он этим, не скрывая, гордился. Он любил свою машину, быструю езду по немецким дорогам, ощущение, когда трогаешься с места и тебя вдавливает в сиденье. Ведь это был "порш". Да, он любил свою машину. Поэтому ему польстило её "Ого!" когда он предложил ей сесть.

 - Никогда не ездили на "порше"?

 - Ездила один раз. В Канаде. У моего кузена такой же, только серебристый, - она уловила удивлённый взгляд Эверса и добавила: - Я происхожу из богатой семьи, - и после короткого смешка: - Жаль только, что на меня это благополучие не распространяется.

 - Я думал, что вы русская.

 - Наполовину. По матери. Мой отец француз.

 - Ах вот почему вы Дюваль. Или это по мужу?

 - Нет. Я не замужем. Разведена.

 Хайнц решил отвезти её домой. Да нет. Ничего такого. Просто они ехали уже почти пятнадцать минут, а он не спросил с самого начала, куда, собственно, ей надо. Оказалось, что в Эйдельштедт. Метро туда было уже далеко в стороне. Глупо же возвращаться. До её дома было уже ближе. Но он твёрдо решил не заходить. Просто высадить её у подъезда. И уехать. И так слишком много. Ведь дальше - работать вместе. Как бы она не взяла себе слишком много воли. Завтра он сдаст её Анке. Пусть та ею занимается. Работы невпроворот. Новый каталог был нужен, и срочно.

 Они молчали, и мысли Хайнца уплыли куда-то совсем далеко. Часы. Джино. Web-site. Он даже вздрогнул, когда она сказала:

 - Здесь. Приехали.

 Он вышел всё-таки из машины. Лариса непринужденно подала руку.

 - Спасибо за вечер. Было очень приятно. До свидания.

 - До свидания.

 Она повернулась и пошла. Всё случилось так быстро! Эверс представлял себе, как он будет отказываться от предложения зайти, но ей, похоже, и в голову не пришло его приглашать. И уходит. А у него нет даже её телефона! Вдруг она до понедельника передумает! Наконец он сообразил:

 - Фрау Дюваль!

 Она оглянулась.

 - Совсем забыл. Я просил захватить с собою ваши бумаги. Они с вами?

 - Ах, да! Да, конечно, - она вынула из сумки резюме и сопроводительное письмо, отдала ему и через минуту исчезла в подъезде.

 И нечего было так волноваться, - ругал себя за дрогнувший голос Хайнц. - Куда бы она делась? Пришла бы и так. Но потом хорошее настроение вернулось к нему. Он ехал всю дорогу домой улыбаясь.

 В понедельник с утра он был у клиентов и приехал на фирму только в обед. В приёмной услужливая Гюльпери сразу доложила ему, что новенькая пришла, фрау Дриттлер уже провела её по отделам и со всеми познакомила. Проходя к себе, Хайнц заглянул в комнату графистов и поздоровался со всеми. Лариса, как и другие, сидела за большим 22-дюймовым монитором. Это был ViewSonic c плоским экраном. Хайнц не заведовал покупкой оборудования на фирме, но, будучи сам графистом, знал, как важен хороший монитор. И поэтому даже при нынешних финансовых проблемах поддерживал Анке, добивавшуюся у профессионально жадного бухгалтера Ценке увеличить им смету на hardware.

 Хайнц очень сдержанно поздоровался. А на Ларису даже не посмотрел. Он решил, чтобы не осложнять себе жизнь, сразу поставить её на место. Их встреча в кафе в прошлый вторник не должна была дать ей особое положение. Он не терпел панибратских отношений на работе. Хоть большинство сотрудников были между собой на "ты" с ним оставались на "вы" и обращались по фамилии.

 Что касается Ларисы, то немного позже можно будет себе позволить потеплеть, но не сразу, не в первые дни, - подумал Хайнц. Кроме того, он помнил свой сломавшийся голос, когда позвал её при прощании, и ему было немного неловко встретиться с нею взглядом. Поэтому, поздоровавшись, он сразу ушел.

 Всю неделю он твёрдо выполнял своё намерение. И, даже проходя по коридору, старался не смотреть сквозь застеклённую матовым стеклом стену. Золотая шевелюра Ларисы хорошо просматривалась. Но Хайнц умел себя сдерживать. Он умел не проявлять чувств и уважал себя за это.

 В пятницу он опять появился только в обед. Выйдя из лифта, Хайнц Эверс не увидел привычную Гюльпери за столом приёмной. Из кафетерия доносились просто неприлично громкие взрывы смеха. Басили длинный мальчишка-кауфманн Ральф и ещё кто-то из молодых, потом Хайнц услышал Джино с его напевным итальянским акцентом, поднимавшим голос в конце фразы. Мелко и высоко хохотала Гюльпери и ещё какая-то женщина смеялась мягким грудным смехом.

 Хайнц удивлённо заглянул в дверной проём: четверо парней, секретарша и Лариса. Джино сразу осёкся и замолчал. Но Ральф, всё ещё хохоча, нахально махнул на Хайнца рукой, а потом, будто нечаянно, провёл над головой Ларисы и коснулся её волос: