— Придется отложить Финский на этих выходных.

— Спасибо тебе.

После того разговора я долго мучилась вопросом — сколько времени и душевных сил мой муж потратил на ожидание этого вечера? С какого момента он начал догадываться? В жизни все бывает — кто-то добрый намекнул, даже преувеличил; или вовсе соврал. А может, он и не знал ни о чем, а только просто — улавливал перемену слов, движений, настроения; и, не находя ответа, ждал.


В пятницу после работы приехали к Павлику; познакомились и вышли все вместе в маленький скверик, на полчаса перед ужином. На улице подморозило, Пашкины щеки горели здоровым румянцем; сегодня состоялась очередная всеобщая прививка, и детей не выпускали на улицу. Накопившаяся за день энергия вырвалась наружу; мальчишка бегал вокруг нас, что-то громко кричал и был похож на вождя краснокожих. Взрослые побегать не сподобились и оттого уже через двадцать пять минут стояния основательно подмерзли и засобирались обратно в помещение. Почти у порога Пашка остановился, повернулся к нам и сказал:

— Тетя Лена, вы хотите забрать меня к себе домой?

— А ты не против?

— Я согласен.

Он подошел к нам, боязливо посмотрел на Сергея, потом взял меня за руку и уткнулся мокрым носом в край дорого итальянского пальто.

Для экономии времени мы посетили директрису в тот же вечер. За большим письменным столом сидела красивая дагестанка лет сорока пяти, над головой — портрет президента; Сергей Валентинович быстро сориентировался и повел переговоры в нужном русле; для врачебной семьи с большими возможностями нетрудно предоставить интересные бонусы облеченным властью дамам. После тактичного предложения о бесплатной реставрации всей полости рта с заменой старых пломб, а если понадобится, протезирования и имплантации, вопрос был решен. Южные люди, в отличие от коренных жителей Санкт-Петербурга, имеют хорошее здоровье и крепкие зубы, оттого цена судьбы маленького Пашки Иванцова вряд ли превысит триста-четыреста тысяч рублей. На выходе из ворот Сергей Валентинович подбил бухгалтерию окончательно.

— Я думаю, проще не выплатить тебе годовой бонус; переведем безналом на счет стоматологии, и все.

Я села в машину и последний раз взглянула на здание детского дома; на втором этаже — спальни младших школьников, крайнее окно незанавешено; Пашка сидел на подоконнике и махал нам рукой.

Около девяти вечера я уже ехала к Асрян, прихватив по дороге Иру Захарову; на заднем сиденье болтался пакет с тремя бутылками «Шираза». Февраль встретил продолжением морозов; хотелось поскорее вылезти из машины; поскорее начать согреваться вином и вкусностями на кухне у Ирки. Суббота и воскресенье пройдут незаметно, за беготней по детским магазинам. Надо обновить мебель в Катькиной комнате, купить одежды, обдумать вопрос со школой и план похода по бумажным инстанциям.


Шестнадцатого февраля две тысячи шестнадцатого года мы забрали Пашку домой. Оксана и Женька отчаянно просились поехать с нами, но им было отказано; приемные отец и мать, для начала больше никого не нужно. Я страшно гордилась новой детской комнатой; выложила кучу денег на быстрый и симпатичный ремонт, новую мебель, но ребенок не обратил никакого внимания на красивые обои и кучу коробок с «Биониклами». Всю первую неделю он провел около нас; ел вместе с нами, делал уроки рядом на кухонном столе, смотрел с Сергеем политические передачи, сидел на табуретке в ванной комнате, наблюдая за процессом нанесения макияжа. Чем старше, тем дороже косметика и значительнее потеря времени.

В выходные прибежала Катерина, притащила новоиспеченному брату скейтборд и мужественно поработала сестрой почти полдня, выпустив нас обоих на тренировку. Нянька Наталья наотрез отказалась от работы в связи с поздней беременностью; тут же начались отчаянные поиски, и через пару недель нам повезло. Новая няня появилась случайно; пожилая интеллигентная пенсионерка Лидия Васильевна проживала двумя этажами выше, при встрече очень любила рассказывать про сорок лет заведования детским садом; оттого Сергей Валентинович целый час охранял ее дверь, пока соседка ходила за продуктами. Женщина сопротивлялась, а потом выслушала историю вопроса и приняла предложение. Круг обязанностей — забрать из школы, накормить, по возможности сделать уроки и находиться с ребенком до нашего прихода с работы. В день получалось около четырех часов. Пашка отнесся к соседке спокойно, вел себя послушно. Он шел с ней вместе домой, раздевался, мыл руки и обедал. Но потом, вместо уроков или просто попыток во что-нибудь поиграть, молча забирался на широкий питерский подоконник и ждал. Он глядел в окно, на маленькую импровизированную стоянку, и не покидал боевого поста без крайней нужды. Я возвращалась к четырем тридцати; Лидия Васильевна надевала пальто и плакала.

— Ничего, Леночка, вода камень точит. Все наладится.

— Спасибо, что согласились нам помочь, Лидия Васильевна.

Цена рабочего часа была оговорена с ней заранее, с выплатой в конце каждого дня; однако и в первую, и во вторую неделю она наотрез отказывалась от денег, чем ставила меня в крайне неудобное положение. Наконец, в понедельник третьей недели Лидия Васильевна дождалась моего возвращения, сходила к себе домой и притащила аккордеон. Старый, довольно увесистый инструмент еще советских времен, с прекрасным звуком и хорошо настроенный. Запыхалась, села передохнуть на кушетку в прихожей и красиво поправила седые волосы.

— Буду учить его музыке. Теперь вы можете мне платить, Леночка.


Так мы прожили вместе первый месяц.

Когда Пашка засыпал, появлялось свободное время. Мы сидели то с чашкой чая, то за бокалом вина и обсуждали прошедший день — что ребенок сделал, какие мысли озвучил, как найти хорошего логопеда и справиться с ужасной буквой «р», как спит и как учится.

На работе новость разнеслась по коридорам за несколько часов; и тут же некоторые сотрудники не преминули высказаться про генетику и дурную наследственность. Да к тому же насквозь больная мамаша, и какое будущее ждет этого ребенка? В лицо стеснялись, но Варька принесла сплетню в ординаторскую, изрыгая гнев и презрение:

— Вот сволочи, а?! Да пусть сначала своих сынков-мажоров из ночных клубов повытаскивают. Вон, у Савельевой с протезирования, пацан уже второй месяц в «Доме надежды на горе». Слыхали, новый центр для наркоманов? Между прочим, она громче всех орала, и все про плохую генетику; мерзавка, господи прости. Да в любви вся генетика, в любви и семье хорошей.

Жизнь ускорила темп, наполнилась новыми событиями и задачами. К концу месяца свозили нового внука к бабушке и дедушке, познакомили с моими братьями и их детьми; решили, на весенних каникулах поедем в Дубаи — там жарко и море. Милая Барселона простит измену; семилетнему пацану море и аниматоры милее, чем Сальвадор Дали и Храм Святого Семейства. Решили пригласить всех; даже если кто-то не поддержит, все равно поедем.


За неделю до каникул курьер принес на работу маленькую посылку. Суматошный день, до конверта «лично в руки» очередь никак не доходила — теперь я старалась как можно быстрее оказаться дома и даже сократила время обеда до пятнадцати минут. В машине открыла посылку; внутри лежал картонный пакет с ключами, рядом записка. «Это от маминой квартиры. Будет где спрятаться. Как сможешь, напиши. Слава».

Списались и встретились на следующий день — Славка снова улетал, только теперь на учебу во Франкфурт. Я встретила его у приемного покоя и повезла в Пулково. Времени мало, всего пара часов — теперь я не могла позволить себе отсутствовать долго. Первая встреча после холодной гостиницы в Лосево, на душе тревога и печаль. Мы выехали с территории больницы; на светофоре я быстро наклонилась и поцеловала его в щеку. Славка молчал, смотрел на меня и улыбался. На душе стало так легко, как не было никогда за последние годы.

— Я слышал, ты теперь снова мамаша.

— Кто слил?

— Люся из приемника.

— Потому теперь времени мало, Вячеслав Дмитриевич.

— Ничего, переживем. Ты что-то нового про голову хотела рассказать, Елена Андреевна? Без трепанации обойдемся, или как?

— Тут ваши руки волшебные не помогут, доктор. Так, сны видела опять, очень интересные; теперь уже прошло… даже не знаю, отчего это зависит, вижу я сны или нет. Знаешь, я иногда думаю, как все-таки жизнь несправедлива. Еще сто лет назад люди от банального стафилококка мерли как мухи. А еще через сто лет от рака перестанут умирать. Вот открыли же антибиотики, догадались, а ведь ничего не предвещало… как это… Флемминг его звали, кажется, забыла имя…

На Московской попали в небольшую пробку; Славка поцеловал меня в ответ, а потом начал медленно гладить мои волосы.

— Все из-за баб, Ленка. Ты в курсе, у этого Флемминга любовь была; девушка русская, эмигрантка. В лаборатории у него работала, вот и вдохновила мужика.

— Вот так вот?..

— Вот так, Елена Андреевна. Я когда в операционной чую: все, жопа, кисель вместо мозгов на столе; встану, глаза закрою, вспомню тебя… и вроде как потом новые мыслишки в голову приходят. Глядишь, что-то наштопал к утру.

Два часа пробежали, как двадцать минут. Сидели в маленьком кафе на втором этаже аэропорта, держали друг друга за руки и молчали. Дома я до глубокой ночи рылась в Интернете, но так и не нашла, что за русская девушка работала в лаборатории у Александра Флемминга. Плюнула и завалилась спать; все равно, сколько теперь ни стучи в соседнюю дверь, ответов не получишь. Засыпала и думала: откуда на душе покой, и почему нет чувства вины, нет страха быть разоблаченной?

Мне больше не надо — пусть всего два часа за много дней, но только без крови, без слез наших близких.

Ночью приснился доктор Сухарев; приемный покой, час до рассвета, долгожданная тишина. Он сидел на старом диванчике в нашей каморке; подтянул с холодного пола ноги, завернулся в старое одеяло и курил.