Анастасия Медведева - И четверо ангелов за спиной

Я понимаю, под чем сейчас подписываюсь. Но жизни этих людей для меня имеют вес. Ведь если Исайя заберёт их, то это будет на моей совести.

Да. Выходит, теперь я ответственна за них.

И за тех, кто сейчас лежит на полу без дыхания.

Это я виновата в том, что они умерли.

— Не думайте о них. В тот момент вы не имели к ним никакого отношения, — произносит Давид, словно почувствовав мои мысли.

— А в какой момент начала иметь? — с легким вызовом смотрю на него.

— В тот момент, когда приняли их силу. Когда приняли мою силу, — взгляд Давида становится физически ощутим, — никто не должен знать об этом, Анна. Никто, кроме нас двоих. И Исайи.

— Нам нужно выйти к нему, — отвожу глаза.

Несколько секунд мужчина смотрит на меня, а затем указывает на дверь:

— Прошу.

Мы вместе выходим в прокуренный зал и идём вперёд. Пока пересекаем первый коридор, Давид раздаёт команды паре подчинённых, и к тому моменту, как мы встречаемся с Исайей, все помещения успевают опустеть. Даже тела с пола исчезают, словно и не было их там ещё минуту назад…

— Исайя, — произносит Давид, останавливаясь в паре метров от молодого человека.

Мне откровенно сложно смотреть на него. Но я всё же поднимаю взгляд и встречаюсь с ним глазами.

— Спасибо, что пришёл за мной, — проговариваю ровно, пытаясь не думать о тех людях, что из-за этого лишились жизни.

Очень сильно пытаясь…

— Что ты здесь делаешь? — вопрос, заданный голосом без эмоций, откровенно пугает. Мне становится страшно за жизнь Давида. Я даже открываю рот, чтобы объяснить, но мужчина спокойно поднимает руку, останавливая меня.

— Это мои люди. На Анну поступил заказ, и я принял его. Теперь она в безопасности.

Удивленно смотрю на Давида. Вот так, в паре фраз, можно объяснить всё, что здесь произошло?..

— Кто заказал? — второй вопрос от Исайи.

— Не надо, — опережая Давида, произношу взволнованно; Исайя переводит взгляд на меня, — не надо ничего делать с этим человеком. Я сама с этим разберусь.

— Это моя обязанность, — ровно отрезает Исайя.

— Кто на тебя её возложил? — почему-то начиная сердиться, спрашиваю, — Я?

— Нет, — логический ответ.

— Мне не нужен телохранитель, который не слушается меня, — превозмогая себя, произношу серьёзно; затем не выдерживаю и искренне продолжаю, — Исайя, я очень благодарна за то, что ты пришёл спасти меня… за то, что смог выяснить — где я… Но я просила тебя больше никого не убивать! А ты проигнорировал мою просьбу!

Исайя молчит, глядя в мои глаза, а в моей голове вновь всплывает картина того, как просто он сломал шею тому человеку… Рвотный позыв удаётся погасить, но моё лицо бледнеет, и это замечают и Исайя, и Давид.

— Вам плохо, — мужчина склоняется надо мной.

Качаю головой, зажав рот ладонью. Медленно выдыхаю. И вновь поднимаю взгляд на молодого человека.

— Почему ты ослушался меня?

— У меня есть поручение. Я должен охранять твою жизнь. Если бы я просто отталкивал от себя всех, кто здесь был, меня бы смяли. И я бы не добрался до тебя.

Боже, как у него всё логично в голове!

Но, самое ужасное, будь моим похитителем кто-то другой, я бы, наверно, и слова не сказала против методов Исайи: я была бы счастлива оттого, что осталась жива.

Наверно.

— Ты можешь выводить из строя, не забирая жизнь, — напоминает Давид, спокойно глядя на молодого человека

— Это требует больше времени и концентрации, — звучит такой же спокойный ответ.

— Боже, мы же о человеческой жизни говорим! — не выдерживаю я, затем поднимаю голову и смотрю на Исайю в упор, — Ты хочешь, чтобы я боялась тебя? Хочешь, чтобы я не знала, что с тобой делать? Почему ты не хочешь услышать мою просьбу?! Я не спрашиваю, в какой момент жизнь человека обесценилась для тебя, но ты ведь вполне адекватен и можешь понять, что я категорически против убийств?

— Могу, — ровный ответ.

— Тогда вбей это в свою голову: ты больше не можешь убивать! НЕ МОЖЕШЬ!

— Почему? — такой же ровный вопрос.

— Потому что я этого не хочу, — чувствуя, как намокают щеки, произношу тихо — разом растеряв весь запал; я вижу, что он не понимает; я вижу, что в его сознании смещены границы, и что он действительно не видит проблемы в своём методе.

Так вот, о чём говорил Давид. Вот, почему он предупреждал меня. Исайя неуправляем не потому, что он — агрессивный боец, которого заносит в драке, а потому что он не видит разницы между добром и злом. В прямом смысле слова.

Кто-то когда-то не объяснил ему, что — правильно, а что — нет. Кто-то когда-то исказил его сознание и исковеркал мысли.

Кто-то когда-то вместо того, чтобы дать ему любовь и заботу, взрастил в нём холод и тьму. Хотя нет, даже не тьму — безразличие.

А это ещё хуже…

— Я ненавижу его за это, — шепчу, закрыв лицо руками.

— Ты ненавидишь меня?

Сердце сжимается. Почему мне его так жалко?..

— Не тебя, Исайя, — отводя руки и устремляя на него взгляд, произношу через силу, — а своего деда. За то, что он не объяснил тебе…

— Тебе… больно от этого, — в голосе молодого человека вдруг отчетливо слышится попытка понять…

— Я хочу дать тебе так много любви, сколько смогу… лишь бы ты увидел, наконец, эту разницу — между жизнью и смертью, — шепчу, потому что не могу найти в себе сил говорить в голос.

— Анна… — предупреждающе произносит Давид.

— Вас воспитывал монстр, — отрезаю, не желая ничего слышать.

— Нас воспитывала жизнь, — ровным голосом парирует мужчина, напоминая, что они жили в приюте, — а ваш дедушка дал нам возможность стать полезными.

— Каким было твоё поручение? Дословно? — складывая руки на груди в попытке заранее защититься от того, что услышу, спрашиваю у Исайи, — Я хочу понять, с чем мне предстоит бороться в будущем. Ведь совершенно очевидно, что наказы деда для вас важнее, чем мои просьбы. Так что он тебе приказал?

— Охранять твою жизнь, как свою, — поизносит молодой человек.

— И всё? — немного растерянно уточняю.

— Если нужно — умереть за тебя.

Обхватываю себя ещё крепче, недоверчиво глядя на него.

— Я не хочу, чтобы…

— Анна, — неожиданно произносит Давид, прерывая меня.

Поворачиваюсь к нему.

— Не суть. Формулировка, — мягко замечает он, и до меня, наконец, доходит…

Дед, кем ты был? Гением? Или злодеем?..

Ты ведь знал, что я узнаю об их поручениях. И знал, что я услышу их содержание.

Ты мне не защитника оставил. Ты на меня крест повесил.

Сомневаюсь, что кто-то вроде Исайи правильно понимает, что значит любить себя. А без любви к себе он вряд ли способен полюбить кого-то ещё — я сама лишь недавно это поняла… Так, вот… ценность моей жизни в сознании Исайи напрямую зависит от ценности его собственной жизни для него самого. Как только он перестанет видеть смысл в своём существовании, моя спина перестанет быть защищенной, а в какой момент это произойдёт, учитывая, какие потемки его душа, — большой вопрос.

Выходит, я должна следить за Исайей. И я должна помочь ему понять этот мир. Привить любовь — если это возможно.

Это всё теперь тоже — моя ответственность.

И, конечно, я не могу позволить человеку, не знающему цену своей жизни, умереть за меня. Я вообще не хочу, чтобы кто-либо умирал за меня. Я хочу жить так, чтобы такие крайности не требовались.

И, думаю, я способна сотворить вокруг себя подобное пространство; понимаю, на это уйдёт время и много усилий, но я добьюсь своего. Я не хочу идти по стопам деда и убирать людей, которые мне неугодны. Даже с Натальей я поступлю иначе — хоть она и заслуживает гнить в тюрьме до конца своих дней.

Но мой ответ будет другим.

Да.

Я покажу, что играть можно и по другим правилам.

— Анна? — голос Давида заставляет меня выплыть из своих рассуждений и вернуться в действительность.

— Давайте вернёмся домой. Я устала. И мне нужно кое-что обдумать, — произношу, сосредоточенно глядя вперёд.

Давид награждает Исайю задумчивым взглядом, а затем кивает, предлагая следовать за ним.

— Ты ведь понимаешь, что об этом не должен знать никто? — слышу его негромкий голос, пока поднимаюсь за своими ангелами по лестнице.

— Понимаю, — короткий ответ от Исайи.

Ну, вот. Кажется, они договорились. И вновь потребовалось только одно предложение… как бы мне научиться так емко формулировать все свои мысли? А не то, каждое моё обращение к Исайе превращается в огромный монолог — который, к слову, не всегда удостаивается ответом…

— У неё на скуле красное пятно, — неожиданно произносит молодой человек.

Удивленная, прикладываю ладонь к щеке.

Правда? Прямо пятно?.. И как он заметил…

— Кто поднял на неё руку?

А вот этот вопрос Исайи меня конкретно так пугает…

— Давид, — громко зову мужчину, тот останавливается и оборачивается на меня, — никаких имён, — произношу четко, затем перевожу взгляд на Исайю, — а ты — учись спрашивать об этом у меня лично. И чтоб никакой самодеятельности. Я серьёзно.

Оба молодых человека несколько секунд смотрят на меня, затем встречаются глазами и продолжают подъем по лестнице.

— Как-то непривычно, — отзывается Исайя негромко.

— Не говори… — протягивает Давид.

Не знаю — почему, но я фыркаю; а затем улыбаюсь.

Этот странный день завершается не менее странно. Я отдаю свои первые приказы. То ли ещё будет…

— С вами грубо обращались? — негромко уточняет Давид уже у самой машины, пока открывает мне дверцу пассажирского сидения.