Перекопали всю информацию об этих двух вариантах, но клиент так и не мог выбрать. А в итоге и вовсе отказался от предложений, покинув туристическое агентство. По завершении разговора, когда постоянные вопросы клиента стали утомлять Соню, она начала грубо отвечать. Заметив это, мужик, видимо, не привыкший к такому отношению к себе, тоже начал парировать резкими высказываниями. В общем, разгорелся совсем неконструктивный диалог.

Директор туристического агентства, сидевший в это время за соседним столом, наблюдал за обостряющейся беседой с едва заметной улыбкой. Его в чём-то даже веселила такая ситуация: он хорошо знал, что Соня — та ещё штучка. И хоть иногда это и вредило его бизнесу, но ничего ей не говорил. Главное, что план выполняет, а темперамент… ну такой темперамент, что ж поделаешь. Зато есть другие, более значимые и симпатичные плюсы.

— Будь проще — и к тебе потянутся! — лукаво ухмыльнувшись, обратился директор к Соне, когда дверь за недовольным клиентом громко захлопнулась. В офисе остались только они вдвоём.

— А я не буду проще, не нужно ко мне тянуться.

— Тогда ты не получишь кое-чего. Про премию забыла, м?

— Это ты так считаешь! — Глаза Сони вспыхнули.

— У-у-у! Какие мы сегодня напряжённые! — посмеялся директор, вставая с кресла. — Ладно. Мне пора. Ты давай тоже закругляйся.

— Ты… уходишь? — повернулась к нему Соня. — Разве мы не собирались провести вечер вместе?

— Знаю, что собирались, — обречённо и слегка переигрывая, вздохнул директор. — Но увы. Сегодня пообещал жене, что точно буду дома. Сама понимаешь: я с тобой слишком часто провожу вечера. Вот она и стала чересчур подозрительной. Как-то косо на меня посматривает в последнее время. Не хочу привлекать лишнего внимания. Пускай ситуация немного уляжется, и тогда всё вернётся на круги своя.

— Всё держишься за юбку своей жёнушки, значит? — язвительно ухмыльнулась Соня, и глаза её снова сверкнули огнём. — Что ж, вперёд! От тебя никогда не дождёшься мужского поступка. Ни тут — и ни там. Мечешься туда-сюда, как перелётная птичка. Птенчик!

— Ты ведь сама знаешь, — мягко промурлыкал директор, уже привыкший к импульсивному характеру Сони, — если долго проговаривать одно и то же слово — оно теряет смысл. Если долго быть с одним и тем же человеком — то в нём тоже теряется смысл. Поэтому мы с особенной страстью и увлекаемся человеком, если возможности быть вместе с ним что-то мешает. И если многое о нём не знаем. Незнание — любовь, знание — … Ну, думаю, ты и сама поняла. Поэтому я хочу временами не знать тебя, Сонечка! Да и вообще. Кто бы говорил о нравственности! — Директор усмехнулся, подошёл к Соне и повелительно приподнял указательным пальцем её подбородок. Так, что её злобный взгляд был тотчас же прикован к его лицу. — Сама-то — та ещё особь. Маму родную довела до гроба, нездоровой сестрёнке помогла отправиться на тот свет, даже не придя на её похороны, а брату и вовсе всю жизнь испоганила.

В это самое мгновение Соня вдруг вспомнила свой разговор с Никитой. На следующий день после похорон Лизы, снова в квартире матери. Сама не зная зачем, она пришла к нему. Хотела что-то сказать, но что именно — не понимала.

Вот она сидит на некогда принадлежавшей ей кровати и что-то говорит исхудавшему Никите, растерянно стоящему посреди комнаты с поникнувшей головой и перебинтованной кистью.

— Вот и Лизы не стало… М-да… Наверное, так и должно было случиться… Без моей мамы она всё равно не смогла бы существовать. Они ведь были неразлучны. Ты знаешь, я ведь поэтому и ушла из дома, чтобы оставить их. Чтобы не мешать их нерушимому союзу. Ушла, а сама только и мечтала, чтобы мама хоть раз, хоть маленький разочек посмотрела на меня так же, как смотрит на неё. Знаешь, когда Лиза молчала и отнекивалась от её еды, я готова была целовать руки мамы, лишь бы кушать с них. Но кто? Кто подумал обо мне? Как же я тогда злилась… Злилась, что родная мать любит эту ненормальную больше, чем меня. А что же я? Чем я провинилась? Я виновата, что родилась нормальной? Поэтому меня можно было обделить любовью, да?!

Соня закрыла лицо руками. Никита вздрогнул. Он не ожидал увидеть от неё вновь такой внушительной искренности. Девушка плакала.

— Когда я узнала, что квартиру мама оставила только ей и какому-то там племяннику, то ужасно взбесилась. И не потому, что хотела получить эту квартиру, нет! Я бы даже сама отдала её Лизе, пусть живёт! Но факт в том, что мама не оставила мне ничего. Совсем. Как будто меня никогда и не было. Но ведь я была. Была! И те деньги, которые они от меня скрыли… Я с пятнадцати лет предоставлена себе самой. Содержала себя без чьей-либо помощи. Пробивалась как могла, ночевала где придется, что только не повидала… А когда они там в деньгах начинают купаться, мне даже не сообщают. Даже не думают поделиться крохотной частью, хотя бы просто из поддержки, уважения… Словно я совершенно чужой человек. Но я — её дочь. Родная и единственная. Настоящая!

Трясущийся от бессонной ночи и высокой температуры Никита ясно увидел, как в лице и особенно глазах Сони в рупор, срывая связки, кричала детская обида.

— Вот взять тебя, Никита! — продолжала Соня, подняв на него глаза и громкость голоса. — Я ведь могла тебя любить. Да! Даже как брата могла любить. Приходить в гости, дружелюбно общаться. Но ты тоже выбрал Лизу. Как и мама… Поэтому я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу, ты слышишь? Ненавижу и проклинаю! И Лизу, и мать, и тебя, будьте вы все прокляты! — прокричала Соня. Затем вытерла слёзы рукавом чёрного пиджачка и встала. — Напоследок хочу тебе кое-что сказать. Ты будешь следующим. Ты здесь жить не останешься. Я сделаю всё, чтобы ты страдал. Обещаю.

…И теперь Соня, глядя на директора, поражалась самой себе: что заставило её навести свою артиллерию неуправляемых слов и эмоций на и без того убитого Никиту? Она ведь прекрасно понимала, что ей было бы гораздо разумнее после смерти Лизы разойтись с ним миром, но почему она поступила по-другому?

Ну а что было дальше…

Соня написала на Никиту заявление в полицию. Обвинила его в смерти Лизы. Нередко звонила ему сама, угрожая тюрьмой. Через какое-то время истощённый Никита всего этого не выдержал. Он отказался от квартиры в пользу Сони и, собрав свои вещи, уехал в неизвестном направлении. После этого Соня забрала заявление — и дело замяли.


— Отстань! — Соня отдёрнула руку директора и вскочила со стула.

— Что?! — смеялся он. — Напомнить, как ты вела себя, чертовка? Сама не чиста душой, а ещё пытается меня задеть за живое! Ну что это? Это уже ни в какие ворота не лезет! Свет везде выключишь. До понедельника. Целую тебя. Позвоню.

И офис опустел.

Соня собралась, через несколько минут вышла следом. Её начинало лихорадить, сознание штормило. Она села в свой красный «Фокус» и поехала по вечернему пятничному Петербургу. В свою съёмную квартиру, которую ей оплачивал директор (и в которую частенько захаживал сам), она не отправилась. Решила сделать сегодня по-другому: порадовать себя наконец непростой победой. Этим она и поднимет настроение за весь этот паршивый денёк!

По пути Соня заехала в супермаркет, купила солидную бутылку «Джека Дэниэлса», улучшая расположение духа планами, что сменит место жительства уже на этих выходных, а ключи от съёмной квартиры вернёт этому вшивому директорошке. Пусть теперь помучается, когда в следующий раз ему вновь захочется ослабить зажим семейного хомута, выпустить пар супружеских мозготрахов.

И вообще, решила Соня. Хватит с меня этого туристического говна. В понедельник увольняюсь к чертям собачьим. Теперь всё будет по-новому!

Девушка настолько обрадовалась своим новым планам, что как только её машина остановилась на парковке между двумя девятиэтажками, она откупорила бутылку и выпила для первого глотка просто громадное количество виски. Даже пролилось на рабочую белую блузку.

«А, плевать! — подумала Соня. — Один чёрт на работу больше не выйду. Устрою себе внеплановый отпуск. Отдохну, подумаю о жизни, решу, что делать дальше. Куча времени. А эта скотина пускай поищет меня, телефон отключу. Ради него ещё причёску сегодня делала… Ну всё. Пусть теперь попляшет. Вот хохма-то будет, когда у него между ног зачешется. Когда по традиции захочет поделиться своими нежными идеалистическими мыслями о мире после того, как опрокинется на спину выдохшийся и довольный, чуть не выдрав мне все волосы с головы и не прокусив плечи до мяса… Мерзостная скотина».

Соня сделала ещё один огромный глоток, взяла бутылку в руку и, закрыв машину, двинулась к подъезду левой девятиэтажки. Возле него на скамейке торчали какие-то подростки с пластиковыми торпедами — пивом. Увидав приближающуюся к ним брюнетку в короткой юбке, распахнутом пальто и с внушительной бутылкой «Джека» в руке, стали ей посвистывать, предлагая присоединиться к ним. Соня показала им непристойный жест, чем вызвала ещё большую бурю смеха, полетевшую ей в спину.

Через несколько секунд она уже стояла в подъезде и нажимала на кнопку с цифрой «9». Поднявшись на последний этаж, открыла ключами дверь и вошла в прихожую. Не включая свет, замерла на пороге.

Тихо и темно.

Закрыв дверь, она прижалась к ней спиной и присела. На тело вдруг накатила невероятная усталость — точно цементом окатили. Пришибло напрочь.

Соня сидела и долго вспоминала действие, которое хотела совершить по возвращении сюда. Сидела и наконец вспомнила: нужно выпить! Ещё! Это ведь моя квартира, нужно отпраздновать! Что же я так перескакиваю с хорошего настроения на глупую тоску. Что же я! Выпить! Больше!

Подгоняя себя весёленькими думками, она решила пройтись по своим теперь уже законным владениям. Однако дальше прихожей так и не смогла сдвинуться. Что-то вдруг потяжелело у неё в груди — неприятный вакуум. Квартира будто высасывала всё, что в ней было. Все праздничные мысли.