Персия Вулли - Гвиневера: Королева Летних Звезд

Поэтому я оглядывала просторную кухню, здоровалась, со слугами, улыбнулась пришедшей с псарни Фриде, которая должна была скоро родить. На Мордреда я посматривала только изредка.

– Мать заставляла меня сидеть дома и учиться писать, – начал он. – Она очень хочет, чтобы я умел читать и писать.

– Это очень важно, – согласилась я. – Но если тебе захочется поездить верхом, в конюшне есть пони, на котором можно поучиться верховой езде. Ты знаешь, что мы с Гавейном часто катались на лошадях, когда были детьми?

Мордред покачал головой, и я стала рассказывать о наших проделках во время пребывания короля Лота и Гавейна у моего отца в Регеде. Я не сказала, что обогнала молодого оркнейца в скачке, потому что мне хотелось, чтобы у Мордреда была возможность гордиться своей семьей.

– С тех пор мы с ним друзья, – закончила я, заметив, что мальчик намазал маслом кусок лепешки и с аппетитом съел его, пока я говорила.

– А у меня будет время учиться ездить верхом, если я стану пажом? – спросил он.

– Конечно. Года через два ты станешь оруженосцем, а потом и воином. Не сомневаюсь, что семья будет гордиться тобой. – Я смотрела, как он слизывает масло с пальцев, и, отряхнув крошки со своих рук, улыбнулась ему. – Хочешь, пойдем на конюшню и посмотрим на этого пони?

Мальчик еще раз задумчиво взглянул на меня и кивнул. Мы встали из-за стола и пошли на конюшню. После того как я познакомила его с Белоносым и показала ему королевского жеребца и двух моих кобыл, он задавал множество вопросов и вел себя как любой другой мальчишка. Я с облегчением подумала, что мы с ним нашли общий язык.

С Артуром, однако, это оказалось не так легко.

В середине дня мы с Мордредом вошли в комнату, где стоял длинный стол, за которым Артур с Бедивером просматривали список постоялых дворов, где могли бы останавливаться королевские гонцы. Они подняли головы и посмотрели на нас.

– Это Мордред, брат Гавейна с Оркнейских островов, – объявила я, когда мальчик вежливо поклонился.

Моргауза, конечно, была мегерой, но, по крайней мере, она научила своего младшего сына хорошим манерам. Я подумала, что Игрейна была бы довольна.

Артур коротко кивнул и тут же вернулся, к изучению списка. Мальчику улыбнулся Бедивер.

– Добро пожаловать ко двору короля Артура, – сказал рыцарь. – Может быть, он окажется счастливым для тебя.

Мальчик рассматривал обоих мужчин с молчаливой настороженностью.

– Мы ходили смотреть лошадей, – объяснила я, – и Мордреду понравился Белоносый. Думаю, надо подарить ему эту лошадку, чтобы он поучился ездить верхом.

Артур пробормотал что-то невнятное, а Бедивер встал и сказал:

– Надо устроить Мордреда, подыскать место, где он, будет спать. Что, если мы дадим ему место Белоручки, поскольку кухонный мальчик сейчас на севере с Лансом?

Мордред приблизился к Бедиверу, но не сводил глаз с Артура. Я благодарно улыбнулась рыцарю. Он положил руку на плечо мальчика, и они двинулись к двери.

Когда упала кожаная занавеска, закрывавшая вход в комнату, я обошла стол и стала напротив мужа, сложив руки на груди, готовая полезть в драку.

– Разве так встречают ребенка? – спросила я. – Бедный малыш пережил такую трагедию, а ты даже не улыбнулся ему.

Артур устало оторвался от работы.

– Я никогда не обещал, Гвен, что буду помогать тебе растить его. Ты знаешь, я не люблю детей. Я уже говорил тебе, что ты можешь приводить их сколько угодно, но в нашу личную жизнь ты их не впутывай. Это относится к Мордреду в той же степени, что и к любому уличному мальчишке.

Мы молча смотрели друг на друга через стол, и, наконец, он устало улыбнулся мне кривой улыбкой.

– Эй, девушка, не проси меня быть всем для каждого. – Он вздохнул. – И я не буду просить тебя об этом.

– Ладно, – понимающе улыбнулась я и, обойдя стол; поцеловала его в макушку.

– Неважно, мог ли Артур или нет стать хорошим отцом, он был моим мужем, которого я любила и которым восхищалась.

Принимая на себя так внезапно свалившуюся обязанность, дать Мордреду дом и семью, я сердцем и разумом понимала, чего лишаюсь. И все же я страшилась того, что мне придется сообщить Лансу о том, что с ним уехать я не смогу.

Выбор сделан был мной не потому, что я мало любила его, просто я не представляла, как я объясню ему все, что случилось, и как он это воспримет. Как он мог понять меня, если его не было со мной у смертного ложа Игрейны? У меня снова в голове возникло множество вопросов, нахлынули воспоминания. Однако я приказала себе не думать об этом, решив, что найду нужные слова, когда приедет Ланс. А тем временем я обратила все внимание на своего пасынка.

Я ежедневно учила Мордреда ездить верхом, и в суматохе празднования первого дня мая мы скромно отметили день его рождения. Бедивер согласился учить его латыни, продолжив обучение с того уровня, которого достиг тот со своим наставником на Оркнеях.

Мальчик оказался способным и учился охотно. Хотя ни чтение, ни письмо не принадлежали к моим любимым занятиям, он очень хорошо успевал в том и в другом. Ему очень нравилось демонстрировать свои знания, и он предложил мне почитать один из свитков, над которым работал.

Оказалось, что свиток посвящен Троянской войне, и мы получили большое удовольствие, беседуя. Я рассказывала мальчику о богах и героях то, что узнала от Катбада много лет назад, а он поправлял мои латинские слова и грамматику. Я не была уверена, что кто-нибудь в Логрисе понял бы выражение «море, черное, как вино», точно так же, как никого не интересовало количество кораблей, которые греческий полководец послал на поиски жены своего брата, но Мордреда и меня интересовала история греков, и этого было вполне достаточно.

Ланс вернулся ко двору, когда стоял дивный месяц май.

– Добрый день, госпожа.

Он вошел в кухню без доклада, я стремительно обернулась и увидела его улыбку. Это был момент, который мне хотелось бы оттянуть, и сейчас я оказалась совершенно не готовой к этой встрече.

Я не отрываясь смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, и с ложки, которую я держала в руке, капала на пол смесь молока и яиц.

Как пьяная, я положила ее обратно в миску и, сунув ее кухарке, сказала:

– Это крем для чая Мордреда.

Сняв передник, я знаками показала Лансу, чтобы он шел за мной к выходу. Я слышала громкий стук своего сердца и мечтала только об одном: найти укромное местечко, где мы могли бы спокойно поговорить.

Но такое место выбрал именно Ланс.

Огромный одинокий дуб стоит между двором и конюшнями, единственный, оставшийся от того, что когда-то было густой дубовой рощей. Ланс молча повел меня к нему, и это его нежелание искать уединения должно было подсказать мне, что ему уже все известно. Отпрыск Тигриных Зубок, огромная рыжая с белым кошка, грелась под деревом. Она с любопытством наблюдала за нашим приближением.

– Я уже виделся с Артуром, – сказал бретонец любезно, но сдержанно. Мы остановились у какого-то пня, и он жестом пригласил меня сесть. – Он рассказал мне о Мордреде… все о Мордреде.

Я внимательно смотрела на него. Значит ли, что это был эпилог книги, которую мы должны были бы писать вместе всю жизнь?

– Нет нужды объяснять, Гвен, – продолжал он, уставившись на свои руки, как будто, не глядя друг на друга, мы могли сохранить внешнюю холодность этого момента, – что Артуру я не сказал ничего, о чем мы оба могли бы пожалеть.

Я слышала его слова, но разум мой отказывался понимать их. Вместо этого, я пожирала его глазами.

Его лицо загорело после нескольких месяцев работы на открытом воздухе, наверняка в Саду Радостей. Воспоминания о нашем лете живо пробудились во мне. Я представила, как он готовился к моему приезду. И вот тогда мое сердце взбунтовалось.

Необузданная, сладкая магия нашей взаимной любви снова окутала нас, это было счастье, которое не знает, как оно хрупко.

И понимание того, что это счастье могло бы продолжаться, могло бы расцвести еще ярче, но этому быть не суждено, сжало жестокой болью мое сердце, и глаза мои заволокло слезами.

Я протянула к Лансу руку, пытаясь найти нужные слова, объяснить ему, как сильно я его люблю, как глубоко переживаю это и что я не в силах ничего изменить.

У него на глазах тоже блестели слезы, он взял мою руку, и улыбка его была полна нежности.

– Похоже, что ты, наконец, обрела семью.

Эти простые слова, произнесенные так ласково, сказали больше, чем длинные объяснения. Я смотрела на него, полная благодарности, что он все сумел понять.

Он глядел мне в глаза, а казалось, в самую душу, и сердце мое пронзила боль и счастье от понимания того, что на самом деле в наших отношениях ничего не изменилось.

Наверху над нами запел соловей.

Ланселот выпустил мою руку и выпрямился.

– Я оставил Белоручку в Саду Радостей, – сказал он хрипло. – Поэтому мне, пожалуй, придется еще немного попутешествовать.

– О!

Но нужно было реально смотреть на вещи – в придворной жизни ничего не изменилось. Новым, было только то, что мы уже не имели возможности начать совместную жизнь, но наша любовь оставалась прежней.

– Ты не собираешься побыть здесь? – прошептала я, понимая всю нелепость, вопроса.

Он потряс головой.

– Может быть, на следующий год я смогу вернуться в Камелот. Но этим летом…

– Как долго ты останешься здесь?

– Ровно столько, чтобы сказать тебе, что ты всегда будешь хозяйкой моего сердца, и, если я когда-нибудь понадоблюсь тебе, я приеду. Где бы ты ни была и по какой причине ты бы меня ни позвала, я приеду, как только ты пришлешь мне весточку. – Он протянул руку и приподнял мой подбородок, чтобы я снова посмотрела на него. – Обещай, что ты будешь помнить об этом. – Я молча кивнула, страшась открыть рот, потому что тогда наше так тщательно оберегаемое внешнее спокойствие разбилось бы вдребезги. Достаточно было знать, что любовь еще жива, даже если будущего у нее уже не было.