– Мерлин тут же догадался, – заключил Бедивер. – День еще не закончился, но он приказал оркнейской королеве собирать вещи и отправляться домой. Однако это не стерло с ее лица легкую самодовольную улыбку. Она очень пеклась о себе во время беременности и даже не приехала на коронацию на Черном Озере, остерегаясь опасностей путешествия, но сумела сделать так, чтобы нам стало известно: ребенок родился живым. Ее послание было загадочным и обещало, что она вырастит мальчика, который станет «мечом, находящимся рядом с его отцом». Что она имела в виду, никто не понял.

Первый рыцарь печально умолк, а я обдумывала услышанное.

– Кому еще известно о Мордреде? – наконец спросила я, мучаясь тем, что, вероятно, была единственной, кто не знал правды.

– Только Артуру и мне, ну и Мерлину, конечно; и если маг не рассказал Нимю, значит, никому, – Бедивер с горечью улыбнулся.

– Та единственная ночь оставила след на всей жизни Артура. Мне кажется, он уже потерял надежду на нормальную жизнь… пока не нашел в тебе ту открытость и честность, которых так не хватает его сестрам… эти качества привлекли его больше всего.

Я пропустила замечание мимо ушей, вспомнив реакцию Артура, когда в Стерлинге потеряла нашего ребенка. Не удивительно, что его не волновали будущие дети, ведь на севере уже рос его спрятанный сын.

Мое потрясение перерастало в гнев, и я резко встала.

– Пора домой.

– Думаю, да. Теперь, по крайней мере, ты понимаешь, какая тень омрачает жизнь Артура. Это началось задолго до того, как он встретил тебя, Гвен. – Бедивер медленно поднялся. – Он жалеет о случившемся с того момента, когда понял, в чем дело, и сожалеет, что мальчик появился на свет. Попытайся понять это… и не будь слишком сурова в своих суждениях.

Эти слова не принесли мне облегчения, и мы продолжали путь в молчании.

Мы были так погружены в наши мысли, что чуть не столкнулись с тремя всадниками прежде, чем услышали их приближение.

Они вырвались из сумерек наступающей ночи на рослых боевых конях, шедших галопом, и промчались мимо так быстро, что я не успела рассмотреть их знаки. Может быть, они были духами Дикого Охотника, обреченными скакать по черному небу на своих призрачных лошадях в поисках беззащитных душ. Холодок пробежал по моей спине, к я на всякий случай сотворила знак против зла.

Но боги не обратили на это внимания, потому что главные несчастья ждали нас впереди.

ГЛАВА 35

МОРДРЕД

Слишком расстроенная, чтобы идти в зал в тот вечер, я прошла в свою комнату и послала Линнет найти Нимю. Чародейка вошла и молча села рядом со мной.

– Мерлин когда-нибудь предупреждал тебя о Мордреде? – спросила я.

– Ничего особого он не говорил… просто сказал, что Моргауза способна на вероломство, и оно может быть унаследовано ее младшим сыном. Должно быть, случилось что-то ужасное, если ты так выглядишь, – добавила она, обнимая меня за плечи.

Совершенно опустошенная и даже утратившая способность плакать, я рассказала ей все, от победного въезда Артура в Йорк до того, как я узнала, что он отец Мордреда.

– Это так же абсурдно, как россказни про древних греков, – прошептала она.

– И к тому же смешно, – с бешенством сказала я. – Потратить столько лет, пытаясь родить Артуру ребенка, когда в действительности у него уже был ребенок от нее…

Мне казалось, что я задохнусь от горя, и я вскочила и в приступе беспомощного раздражения заметалась по комнате, как попавший в ловушку зверь. Нимю сидела молча, давая мне возможность излить обиду и злость.

– По крайней мере, теперь не стоит сомневаться, уезжать мне или нет, – сделала вывод я – Я уеду в Регед, и там решу, как поступать с Лансом.

– А Артур – тихо спросила она.

– Артур пусть продолжает отмалчиваться. Он не думал о той мерзости, через которую пришлось пройти мне, почему же сейчас я должна думать о его чувствах? Пускай идет ко всем чертям, если это ему не нравится!

– Значит, ты еще не говорила с ним ни о Мордреде, ни о Лансе?

Я замотала головой.

– А о чем говорить? Он предпочел, чтобы я оставалась в неведении, довел до того, что я узнала правду совершенно случайно, совсем неподготовленной… от него требовалась самая малость: рассказать мне. Получается, с самого начала он мне не доверял.

– Святые небеса, Гвен, – воскликнула чародейка, – ты считаешь супружеской изменой то, что случилось задолго до того, как вы поженились?

– Конечно, нет, – огрызнулась я. – Ужасно не то, что он спал с Моргаузой, и даже не то, что она его сестра. То, что делал он до того, как мы встретились, это дело его и его богов. Но он скрыл, не рассказал мне! Я могу пережить все, но ощущать, что тебе не доверяют такую важную вещь, как эта. Нимю, если бы я только знала, я бы ни за что сегодня не оказалась во власти этой женщины. И все из-за молчания моего собственного мужа, и этого я простить не смогу.

– Конечно, сможешь! – Голос колдуньи прервал мои рассуждения. – Уязвлена твоя гордость, Гвен… твоя гордость.

– Когда гордость – это единственное, на что можно рассчитывать, поневоле будешь ревниво охранять ее, – взорвалась я, вспомнив, что тысячи раз мне приходилось забывать о собственных желаниях ради того, чтобы достойно выглядеть в глазах моего народа. Как и у Рагнеллы, гордость была моим единственным оружием.

– Если бы ты хотела, ты бы положила свою гордость в карман и поискала бы способ, как уладить дело. Признайся, ты просто не хочешь этого делать.

Я молча смотрела на Нимю, неожиданно почувствовав такую усталость, что мне стало безразлично, права она или нет. Ничего не соображая, я доползла до кровати и укрылась с головой. Все, чего мне хотелось, это заснуть и проснуться далеко отсюда в спасительных объятиях Ланса.

Но на рассвете меня разбудили Линнет и Бедивер, который страстно умолял, чтобы я разрешила Артуру войти.

Я натянула покрывало до подбородка и упрямо смотрела на стену, а рыцарь ожидал моего ответа. Наконец, вздохнув, я согласилась. Когда-нибудь это все равно предстоит пережить, поэтому я встала, натянула халат и села у, окна ждать мужа.

Мужчина, который появился в дверях, постарел за одну ночь на десяток лет. Посеревший, осунувшийся, с тусклыми глазами и заросшими щетиной щеками, Артур замер на пороге, не решаясь войти в комнату. Я молча кивнула, и он закрыл дверь и прислонился к ней.

– Бедивер рассказал мне, что случилось, – наконец выдавил он… – Я не знаю, что сказать…

– Похоже, ты уже давно не знаешь, что сказать, – бросила я, ожидая, что он пройдет в комнату.

Но он не сдвинулся с места и не ответил. Он смотрел на меня несчастными глазами, но лицо его было бесстрастным. Молчание затягивалось, я поднялась и стала ходить по комнате, пытаясь расшевелить и себя, и его. Кто-то должен был сломать эту стену молчания, и когда я сделала это, слова вырвались из меня потоком.

– Почему, Артур? Почему, ради всего святого, ты не сказал мне? – Он молча смотрел на меня, бессильно опустив руки.

Я хотела, чтобы он как-то реагировал, делал бы что угодно, только исчезла бы эта печальная, пустая оболочка, которая осталась от любимого мужчины.

Я отчаянно пыталась хоть словами воздействовать на него, расшевелить.

– Ты, что же, думал, что это всегда будет тайной? Эта женщина будет просто ждать, пока пройдет время, и эта тайна умрет вместе с ней? Или, может быть, тебе было все равно, что в один прекрасный день я узнаю правду и окажусь беззащитной перед ней? Это ты не предполагал? Тебя это совершенно не беспокоило?

– Наоборот, это беспокоило меня слишком сильно, – едва слышно ответил он, показав, что искра жизни еще теплится где-то в глубинах его существа. – Я страшился этого момента с тех пор, когда мы впервые говорили о Моргаузе, задолго до того, как ты стала моей женой. Сначала я надеялся, что ты никогда не услышишь об этом. А потом, когда я поверил, что ты сумеешь понять, мне было страшно раскрывать эту тайну.

Слова как будто провоцировали его к движению Медленно, чуть переступая ногами, он прошел через комнату к окну. Теперь, по крайней мере, он двигался, и я опустилась на кровать.

– Несколько раз я был уже готов рассказать тебе, но слова застревали у меня в горле. Это отвратительная история, и я пойму тебя, если ты порвешь со мной. Но сама мысль о том, что ты можешь уехать… О Гвен, мне страшно потерять тебя! Самое ужасное, что может случиться, это то, что ты можешь уехать навсегда…

Его голос был очень тихим. Он, не отрываясь, смотрел на крыши Камелота, и чувствовалось, что он невероятно страдает.

Наконец он обернулся и посмотрел на меня.

– У тебя есть право и причина уехать, но я люблю тебя, ты мне нужна… и я умоляю тебя: не уезжай.

Это были слова, которые я тщетно мечтала услышать все эти годы. Я уже потеряла надежду, что когда-нибудь они могут быть предназначены мне. Но вместо удовлетворения и радости, которые могли бы они принести, я почувствовала только боль и тоску. И всепоглощающую печаль.

Сама того не желая, я встала, подошла к нему, потянулась и взяла его лицо в свои ладони. Я пыталась разгладить скорбные морщины, бороздящие его лоб, а по его щекам текли слезы и падали на мое лицо. Я прижалась к нему и тоже заплакала. Я не могла обещать Артуру, что останусь, но и сказать ему о своем отъезде не сумела. Вся моя решимость уехать с Ланселотом улетучилась, когда я увидела страдания моего мужа. Я снова оказалась в преддверии ада, не зная, какой мне сделать выбор.

Вот так мы и стояли, обнявшись, каждый испытывая свою боль. Бывают в Жизни ситуации, когда слезы лечат лучше любых слов или действий, и именно так было сейчас.

Когда мы выплакались, я села на подоконник, а Артур опустился на пол и, положив голову мне на колени, принялся рассказывать мне о Мордреде. Я надеялась, что, выговорившись, он сможет избавиться от ужаса происшедшего.