— Мне отдала их мама, — ответила она наконец, будучи не в состоянии избегать и дальше любопытного взгляда Сьюзен. — Эти митенки принадлежали ей.

— В таком случае они приносят счастье, — сказала Сьюзен, захлопав в ладоши. — Как мило!

Приносят счастье? Они принадлежали ее матери, пока длились оба ее брака. При этом один из них отнял у нее свободу, а второй — жизнь. Неужели шелковые лоскутки могли нести с собой несчастье или удачу?

— Надеюсь, — пробормотала Эванджелина и последовала в коридор за Сьюзен к комнате леди Стентон. Дверь за ними захлопнулась со стуком, и при этом погасла свеча в ближайшем настенном подсвечнике. Эванджелина вздрогнула и принялась нервно потирать руки в митенках.

Глава 4

— Я не умею ориентироваться! — воскликнула Сьюзен, выходя из спальни Эванджелины.

— Все эти бесконечные коридоры и извилистые переходы мгновенно исчезли у меня из памяти через несколько секунд после того, как леди Хедерингтон показала мне их. Я умру голодной смертью, прежде чем вспомню, где столовая.

— Следуйте за мной, — сказала Эванджелина и направилась по одному из переходов.

В одном плохо освещенном месте, на пересечении коридоров, она так резко остановилась, что Сьюзен натолкнулась на нее сзади.

— Что это? — спросила Сьюзен.

Эванджелина покачала головой:

— Голоса. Уверена, что мы повернули налево, но, думаю, я услышала леди Хедерингтон справа через коридор.

Прежде чем Эванджелина успела ее остановить, Сьюзен метнулась в сторону и заглянула за угол. Она бросила взгляд через плечо на Эванджелину, потом сосредоточила Свое внимание на леди Хедерингтон. Со вздохом Эванджелина последовала за ней. Сьюзен вытянула руку и резким движением притянула Эванджелину ближе к себе. Они остановились, прижавшись друг к другу как испуганные кролики.

В другом конце темного холла леди Хедерингтон была поглощена разговором с пожилым джентльменом в дорогой, явно сшитой на заказ одежде.

Хотя спина его была сгорблена, трость в руке дрожала и редеющие волосы покрывали голову тугими седыми локонами, мрачность, запечатленная на морщинистом лице, создала у Эванджелины впечатление о нем как об очень разгневанном человеке. Ей бы хотелось, чтобы спина леди Хедерингтон не была обращена к ним, потому что ей было любопытно видеть выражение ее лица.

— Это ее муж? — спросила Эванджелина шепотом, попятившись и стараясь стать незаметной.

Сьюзен фыркнула:

— Лорд Хедерингтон на добрых сорок лет моложе. Возможно, это ее дедушка или Санта-Клаус, прибывший на этот раз раньше времени.

Хм! Эванджелина почему-то усомнилась в том, что Санта-Клаус мог грозить тростью испуганной графине и явно выкрикивать какие-то не достигавшие их слуха ругательства.

Потянув за собой Сьюзен, Эванджелина повернулась и двинулась по коридору, как ей казалось, в правильном направлении и обнаружила еще одну пару. Трудно было понять, ссорятся ли они, потому что их разговор замер, как только они заметили двух молодых женщин.

Мужчина, круглый краснолицый субъект с лицом в пятнах и бледной улыбкой, вжался в стену, чтобы дать им пройти. Его собеседница, не в меру нарумяненная женщина в лимонно-зеленом платье, с льняными кудряшками и в розовой шляпе с пером, уставилась на них сильно подведенными черными глазами.

Никто из них не заговорил.

В последний момент мужчина склонил голову в запоздалом приветствии. Эванджелина сделала на ходу неуклюжий реверанс, и Сьюзен второй раз налетела на нее. Потом они обогнули угол и скрылись из глаз этой пары, став недосягаемыми и для их слуха.

— Радерфорды, — пробормотала Сьюзен, отвечая на невысказанный вопрос Эванджелины. — Бенедикт Радерфорд — младший брат лорда Хедерингтона и следующий претендент на графский титул. Франсина Радерфорд — его жена, и у них не слишком счастливый брак.

«А у кого счастливый?» — подумала Эванджелина, но вслух только спросила:

— Если вы их знаете, почему не остановились?

Краска залила шею Сьюзен.

— Леди Радерфорд презирает меня. Она мелкая интриганка, карабкающаяся вверх по общественной лестнице, и не может себе простить того, что оказалась не на первом месте. Я уверена, что леди Хедерингтон никогда, бы не пригласила меня, если бы у нее были малейшие подозрения насчет того, что мы…

На этот раз Сьюзен внезапно замолчала и остановилась. Эванджелина, предпочитавшая идти рядом с ней, а не сзади, сделала шаг-другой вперед, пока не увидела перед собой открытую дверь столовой. Она смогла разглядеть красивый обеденный стол, уставленный тончайшим китайским фарфором и сверкающими хрустальными бокалами.

До сих пор Эванджелина никогда не видела подобной роскоши. Неужели ей суждено есть и пить из такой посуды? Но главное, что привлекло ее внимание, был таинственный темноглазый мужчина, стоявший в небрежной позе у двери столовой.

Лайонкрофт.

Он заметил приближение Эванджелины, если внезапно зажегшийся в его глазах огонь можно было счесть признаком узнавания. Его взгляд, как теплое масло, скользнул по ее обнаженной коже, по непокорной гриве волос и испуганно расширившимся глазам, по шее, на которой бурно забилась жилка, по узкому корсажу, вдруг сжавшему ее талию, и по текучему шелку не принадлежавшего ей платья, вплоть до носков ее легких туфель.

И тотчас же его взгляд проделал обратный путь вверх. Так же медленно и так же дерзко.

Эванджелина напомнила себе, что ни один джентльмен не посмел бы разглядывать леди так пристально и дерзко, позволив себе поднять брови, будто беззастенчиво оценивал ее, при этом губы его дрогнули в усмешке. Похоже, его забавляло ее смятение. Уголки его глаз слегка сузились, и он даже не сделал попытки отвести взгляд. Неужели этот мужчина насмехается над ней?

Смущенная Эванджелина решила ответить мистеру Лайонкрофту дерзостью на дерзость. Она так же надменно, как он, подняла брови, давая ему понять, что заметила насмешку, потом точно так же оглядела его с головы до ног, ничего не упуская.

Мягкие волосы падали ему на лоб и спускались на шею и были не черными, как ей показалось вначале, а богатого оттенками каштанового цвета. И они блестели, как свежевспаханная земля. Глаза — насыщенно-карие, а ресницы и брови чуть темнее. У него был прямой нос и четко очерченный подбородок. А кожа — безукоризненно гладкая, если не считать неясной тени от волос на щеке, не совсем скрывавших длинный тонкий шрам. Несомненно, это была память о дуэли или еще какой-нибудь чертовщине.

Отлично сшитый сюртук облегал его мощную фигуру, подчеркивая и впечатляющий рост, и ширину плеч.

Когда она подняла глаза, чтобы видеть его лицо, он подмигнул ей и многозначительно улыбнулся. Его улыбка была ленивой и полной соблазна. Она таила некое порочное обещание, от которого у Эванджелины стиснуло грудь, а по коже побежал жар предчувствия.

Эванджелина осознала со вздохом, что Гэвин Лайонкрофт был мужчиной такого сорта, от которого мамашам следовало бы оберегать своих юных девственных дочерей. И усмешка на губах намекала на то, что он отлично это знает.

— Я еще не готова к браку, — послышался из-за спины Эванджелины отчаянный шепот Сьюзен.

Сьюзен! Боже милосердный! На мгновение она совсем забыла о плане леди Стентон. И, если честно, Эванджелина забыла даже о присутствии Сьюзен.

Все, что могла сделать сейчас Эванджелина, — это продолжать беспомощно пялиться на мистера Лайонкрофта. А он, в свою очередь, продолжал внимательно разглядывать ее.

Горничная, уже убиравшая сегодня в спальне Эванджелины, внезапно оказалась рядом с ней и вытаращила на нее круглые голубые глаза:

— Не знаю, мэм, как вы это сделали, но благодарю за помощь. Надеюсь, я нашла его до того, как она узнала об этом, потому что, если бы этого не случилось, он бы… — Тут горничная умолкла на полуслове, потому что в коридоре за их спиной послышались голоса. — Я разыщу вас позже, если за это время меня не выгонят. Я должна знать…

Но что бы Джинни ни собиралась спросить, гул голосов Бенедикта и Франсины Радерфорд поглотил ее слова. Они шли через холл, смеясь и болтая с человеком с тростью, которого Эванджелина уже видела раньше. Эванджелина нахмурилась. Где была леди Хедерингтон? Всего несколько минут назад она разговаривала с пожилым мужчиной. И, к слову сказать, если седовласый джентльмен не был мужем леди Хедерингтон, то кем он был?

Гонг прозвучал еще дважды, и все стали садиться за стол.

Роуз оказалась за столом позже всех и была до странности бледной. Гости бросали нервные взгляды то на нее, то на хозяина и не могли не заметить, что розовое пятно на левой щеке Роуз походило на след пощечины, нанесенной мужской рукой. Не вызывало сомнений, что эта ужасная отметина останется на ее щеке до конца вечера, и всем было ясно, кто ее ударил.

Если не считать того, что Гэвин этого не делал.

Легкость, с какой Гэвин Лайонкрофт вошел на глазах высшего общества в роль негодяя, изумляла и раздражала его самого.

Он предпочитал избегать это общество, и это выглядело как признание им своей вины.

Гэвин не мог отрицать наличия в своем характере раздражительности и вспышек ярости. В свою бытность в Кембридже он много раз подвергался критике и даже брани за свою бесшабашную манеру управлять фаэтоном, за проделки, не раз кончавшиеся синяками и даже кровью, или за постоянные драки, возникавшие в процессе споров о том, кто выиграл, а кто проиграл. В те времена он был мальчишкой и не умел сдерживать гнев, но теперь научился контролировать себя.

Он иногда бывал несдержанным в общении, но никогда в своей жизни он не ударил женщину, как бы она себя ни вела. И уж конечно, ни в коем случае не поднял бы руку на сестру.

Но кто это сделал?

Гэвин мог бы подумать, что это был ее муж, скользкий самодовольный тип с крысиными повадками, если бы только Роуз не села за стол рядом с ним с улыбкой и не наградила его поцелуем.